— Оскар был рад, что я родила ему ещё дочурку, — щебетала Даша. — Она такая милая... Хотите посмотреть?
Следом за Дашей Александр Михайлович вошёл в детскую. Пахло молоком и чем-то пряным. В кроватке лежала краснощёкая малышка, она спала, посасывая соску.
— Похожа на вас, Даша! — улыбнулся Александр Михайлович. — А где Маша?
— У мамы, на лето она увезла её к себе. Одной мне с двумя тяжело. Скорее бы приехал Оскар...
Они вернулись в гостиную. Азар, задумчивый, сидел на диване.
— О чём грустим, Азар Петрович? — Василевский сел рядом.
— Поеду за семьёй в Полярное, поэтому всякие мысли бродят в голове, — признался Азар.
— Чего горевать-то? Квартиру тебе дали, должность в Главном морском штабе получил... Кстати, как твои конструкторские дела? Ты трудишься по части мин и торпед?
— Два моих прибора уже внедрены на кораблях флота. Есть у меня новые задумки...
— Когда вы приехали, Александр Михайлович? — спросила Даша, подавая на стол чай.
— Вчера утром. Прямо с аэродрома поехал в Кремль. Меня принял товарищ Сталин. — И после недолгой паузы вдруг выпалил: — Я видел Оскара на фронте...
Даша встрепенулась, как чайка.
— Да? Ну и как он?
— Не повезло Оскару, его задел шальной осколок.
У Даши подкосились ноги, ёкнуло сердце. Она присела на стул.
— Да вы не волнуйтесь, Даша! — Александр Михайлович тронул её за плечи. — Когда маршал Мерецков сообщил мне о его ранении, я сразу же навестил Оскара в медсанбате...
— Долго он что-то лечится... — тихо обронила Даша.
— Рана-то не сразу заживает, — подал голос Азар.
— Верно, Азар Петрович, — поддержал его Василевский. — По себе сужу. Когда меня ранило в Севастополе, я едва ли не месяц ходил в бинтах.
Неожиданно кто-то позвонил. Даша сняла трубку.
— Да, он ещё здесь. — Она протянула трубку Василевскому. — Это вас...
Звонила жена, она сообщила, что его срочно требует товарищ Сталин. А зачем — Поскрёбышев ей не сказал.
— Понял, Катюша, еду! — Он положил трубку. — Даша и Азар, извините, но мне надо бежать. Азар, удачной тебе поездки. Передай привет от меня адмиралу Головко.
Он оделся и вышел. «Эмка» прытко бежала по оживлённой улице. А вот и Кремль. Сталин по старой привычке за столом пил чай. Берия сидел напротив и о чём-то ему говорил. Увидев Василевского, он умолк.
— Садитесь, Александр Михайлович. — Сталин отодвинул чашку в сторону. Он редко называл Василевского по имени, и сейчас, видимо, неспроста. От этой мысли в голове Василевского прошла горячая волна.
— Скажите, почему полковника Кальвина не положили на операцию в госпиталь? — спросил он.
— Врачи не разрешили. Он потерял много крови, и его готовили к операции.
— Вы его навещали в медсанбате? — осведомился Берия.
— Да. А что случилось? — Василевский смотрел то на Сталина, то на Берия.
— Умер ваш друг, вот что, — выдохнул Сталин.
У Василевского сжалось сердце. Только и выдавил:
— Кто вам сообщил?
— Мне звонил из Хабаровска начальник управления, — подал голос Берия. — Самолёт с гробом прибывает завтра в пять вечера.
— У полковника Кальвина большая семья? — спросил Сталин.
Василевский сказал, что есть сын Пётр от первой жены, которая погибла в боях под Москвой в сорок первом. Учится в Военно-морской академии в Ленинграде. Потом Кальвин снова женился, и теперь у него двое малышей.
— Вдова с тремя детьми, — неопределённо проговорил Сталин. — Лаврентий, — вождь взглянул на Берия, — полковник получил тяжёлое ранение в бою. Это был храбрый и честный журналист. Подумай, как помочь его семье. Сообщи об этом и главному редактору. Он, видимо, ещё не знает о смерти Кальвина. А вы, Александр Михайлович, поезжайте к его жене и всё объясните, но деликатно, чтобы не убить её горем...
— Кто поедет за гробом? — спросил Берия.
— Это я всё сделаю, Лаврентий Павлович. У нас в Генштабе есть и люди и транспорт, — ответил Василевский.
— А где сейчас брат Кальвина, которого ты, Лаврентий, едва не упёк в лагерь? — вдруг задал вопрос Сталин.
Берия смутился. Выручил его Василевский:
— Теперь он служит в Москве, в Главном морском штабе. Занимается минами и торпедами.
— Надо бы и его подключить к похоронам старшего брата. И сына Кальвина вызвать из Военно-морской академии. — Сталин посмотрел на Берия: — Займись этим, Лаврентий. У тебя хорошо получается. — Он подошёл к Василевскому: — Три дня на похороны хватит?
— Так точно!
— После похорон жду вас, кое-что по линии Генштаба мне надо с вами обсудить, а потом поедете отдыхать с семьёй на Чёрное море...
Тяжёлыми выдались для Александра Михайловича эти три дня. Своему другу полковнику Кальвину он отдал последний долг — бросил щепотку земли в его могилу. Даше он признался:
— Кажется, с похоронами Оскара я потерял частицу самого себя...
Кате не хотелось, чтобы он так остро переживал, и она тихо промолвила:
— Не казни себя, Саша, ты был Оскару настоящим другом! — Катя долго молчала, сидя на диване и глядя куда-то в сторону открытой форточки, и вдруг спохватилась: — Боже, чуть не забыла... Тебе звонил Поскрёбышев, когда ты был на кладбище. Сказал, завтра к десяти тебе надо быть в Кремле...
Сталин ждал его, потому что сразу заговорил о деле. Его беспокоил вопрос о переходе Красной Армии и Военно-Морского Флота к мирным условиям жизни. Это далеко не лёгкий процесс, подчеркнул он. Война закончилась, но кое-кто на Западе пытается вновь разжечь огонь. Поэтому костяк Вооружённых Сил надо непременно сохранить. Сейчас их численность составляет более одиннадцати миллионов человек. За два — два с половиной года надо демобилизовать военнослужащих старших возрастов почти девять миллионов человек!
— Так что работы хватит всем, а Генштабу особенно, — сказал Сталин. — Я хочу, чтобы после отдыха на море это важное дело вы взяли в свои руки. — После недолгой паузы он вдруг спросил: — Жуков вам не звонил из Берлина?
— Он поздравил меня с днём рождения, — ответил Василевский. — А что случилось?
— Огорчает меня товарищ Жуков... Чуть не заявил генералам Эйзенхауэру и Монтгомери, что он один разрабатывал важнейшие операции по разгрому немцев на фронтах.
— Не может быть, товарищ Сталин! — запальчиво возразил Василевский.
— Поначалу и я так думал, но факты — упрямая вещь, а тот, кто о них мне сообщил, заслуживает полного доверия!
«Это работа Берия!» — пронеслось в голове Александра Михайловича.
— Но я разберусь в этом деле. — В голосе вождя прозвучала угроза.
«Охота на Жукова началась», — с грустью подумал о своём друге Василевский, уходя от вождя.
И его опасения подтвердились. Когда Жуков в марте 1946 года стал главкомом сухопутных войск, у него случился конфликт с Булганиным, в то время заместителем наркома обороны по общим вопросам. Жуков подготовил проект приказа по боевой подготовке войск, но Булганин его не одобрил, о чём доложил Сталину. Тот поддержал Булганина. Жукова это вывело из себя, и он зашёл к Василевскому.
— У меня, Александр, уже нет сил бороться с «банковским маршалом», — угрюмо произнёс он.
(Василевский понял, что Георгий Константинович имел в виду Булганина — тот в своё время возглавлял Банк СССР, а в военном деле, как однажды выразился Жуков, был «ни в зуб ногой». — А. 3.).
Жуков поведал начальнику Генштаба о волоките с проектом своего приказа.
— Документ у тебя? Дай мне прочесть! — предложил Василевский. — Приказ что надо, — одобрил он. — Я догадываюсь, почему Сталин вернул его тебе. Он хочет издать приказ наркома обороны, а не главкома!
— Ты уверен в этом? — спросил Георгий Константинович. — Тогда я рискну.
Он тут же, у Василевского, переделал документ и отвёз его Поскрёбышеву, сказав ему, что замечания Хозяина им учтены, а сам остался ждать в приёмной. Прошло несколько минут, и Поскрёбышев вынес ему приказ. Увидев внизу размашистую подпись Сталина, Жуков довольно улыбнулся.
— Ну что ж, так, пожалуй, будет лучше. Зря я настаивал на издании приказа главкома, а не наркома обороны.
Вернулся он в Генштаб к Василевскому в хорошем настроении. С порога сказал:
— Ты прав, Александр, приказ Иосиф Виссарионович подписал.
— А я в этом ничуть не сомневался, — усмехнулся Александр Михайлович. — Ты, Георгий, порой бываешь чертовски упрямый, а Сталин этого не любит. Прошу тебя, не лезь на рожон, а то ещё состряпают на тебя «дело». Сам знаешь, на Лубянке есть мастера...
— Плевал я на очкарика! — загорячился Жуков, имея в виду Берия. — Свою преданность Родине я доказал на фронте. Ты же знаешь, что когда надо было, мы лезли с тобой в самое пекло, на животе не раз ползали на переднем крае, изучая оборону врага...
— Верно, — прервал его Василевский, — лезли в самое пекло, и будет обидно, если из-за каких-то эмоций мы попадём в лапы того же очкарика.
Но «дело» на Жукова уже стряпалось. В начале апреля состоялось заседание Высшего военного совета, на которое были приглашены почти все члены Политбюро, маршалы, генералы и адмиралы. Сталин был мрачен как туча. Жуков увидел, как он подошёл к столу, за которым сидел секретарь Высшего военного совета генерал Штеменко, вручил ему папку и громко сказал:
— Прочтите нам документы!
Это были заявления на маршала Жукова от его бывшего адъютанта подполковника Семочкина и главного маршала авиации Новикова, арестованных органами госбезопасности. Оба жаловались на Жукова, обвиняя его во всех грехах. Жуков якобы говорил Новикову, что он, а не Сталин, вершил главные дела на фронтах, что он, Жуков, сколачивал вокруг себя группу недовольных вождём генералов и офицеров, вёл с ними разговоры, направленные против вождя. «Своё поведение я считаю подлым, — каялся в письме бывший главком ВВС. — Я нелестно отзывался о вас, товарищ Сталин, хочу вам признаться и в своих недобрых связях с маршалом Жуковым...»