Фельдмаршал фон Браухич блефовал. Он получил всё, что просил. Но не он, а наши войска в районе Старой Руссы нанесли по немцам внезапный удар и отбросили их от города на шестьдесят километров! Браухич, боясь, что русские разовьют успех, перебросил в район Старой Руссы две моторизованные дивизии и целый авиационный корпус. Наши войска с боями отошли на рубеж реки Ловать.
Гитлер был рад этому до слёз. Он связался по телефону с Браухичем.
— Вальтер, ты меня слышишь? Будь ты рядом, я бы пожал тебе руку. Ты хорошо ударил по русским, крепко потеснил их! — кричал в телефонную трубку фюрер. — Ноя жду, когда ты, Вальтер, возьмёшь Шлиссельбург. Если сделаешь это, Санкт-Петербург окажется отрезанным от всей России с суши. Я сейчас же прикажу отправить тебе ещё несколько сот танков!
— Если я получу танки, мой фюрер, то русских поверну вспять! — заверил Гитлера Браухич.
Танки есть танки, и фельдмаршалу фон Браухичу удалось отрезать Ленинград от суши.
С утра Василевский, разложив перед собой карты, размышлял над проблемами Брянского фронта. Оценив ситуацию, он пришёл к выводу расформировать Центральный фронт, а его войска передать генералу Ерёменко. Да, так и надо сделать! Об этом он и сказал Шапошникову.
— Вы предлагаете, голубчик, объединить усилия войск, которые сражаются на Конотопском и Гомельском направлениях? — уточнил маршал.
— Вот именно, объединить все войска!
— Вариант вполне подходящий, — одобрил Шапошников. Он встал. — Собирайтесь, вместе пойдём к Верховному.
Оба сели в машину и отправились в Кремль.
— Уже придумали? — встретил их вопросом Сталин.
— Есть одна задумка... — И Борис Михайлович изложил предложение Генштаба.
— А как на это посмотрит Ерёменко? — спросил Верховный. — Надо с ним поговорить.
Все трое направились в переговорную. Вызвав на связь командующего фронтом, Сталин изложил суть дела. Ерёменко поддержал идею расформирования Центрального фронта, но попросил подчинить ему и 21-ю армию.
— Я очень благодарен вам, товарищ Сталин, что вы укрепляете меня танками и самолётами. Прошу только ускорить их отправку, они нам очень нужны...
— Настроение у Ерёменко боевое, — сказал Сталин, когда они вернулись в кабинет. Он поручил Василевскому подготовить директиву о расформировании Центрального фронта. — А вы, Борис Михайлович, распорядитесь взять из резерва Ставки всё, что мы обещали генералу Ерёменко.
Василевский быстро набросал директиву и поспешил с ней к Верховному. Тот не читая размашисто подписал её.
— Мы укрепили Брянский фронт, теперь дело за генералом Ерёменко, — подчеркнул Верховный.
На Брянском фронте вновь вспыхнули ожесточённые бои, но успеха Ерёменко не имел, и даже проведённая в конце августа воздушная операция против 2-й танковой группы врага, в которой участвовало до пятисот самолётов, не позволила переломить ход сражения в нашу пользу.
— Ерёменко меня разочаровал, — сухо изрёк Сталин.
— И меня тоже, — признался Шапошников.
— А вы молчите, товарищ Василевский? — недружелюбным тоном спросил Сталин. — Вы либеральничаете с генералами, а им надо показывать зубы. — От слов вождя повеяло холодком.
— Учту ваше замечание, — только и ответил Василевский.
Усталый и разбитый, он пришёл домой. Сынишка уже спал, а жена вязала ему носочки. В окно заглянула луна, и в комнате посветлело.
— Я думала, что ты уже не придёшь, — угрюмо молвила она. — Иди мой руки и садись к столу, я подам ужин. Игорька я накормила и уложила в кровать. — Она заметила, что муж чем-то расстроен. — Что, плохи дела на фронте?
— Плохи, Катюша. — Он вздохнул. — Немцы могут взять Киев...
Зазвонила «кремлёвка». Александр Михайлович подошёл к тумбочке, на которой стоял аппарат, и снял трубку. Это был Сталин.
— Товарищ Василевский, вы мне очень нужны, приезжайте!
Катя всплеснула руками:
— Кто звонил?
— Товарищ Сталин. Я зачем-то нужен ему...
Василевский вошёл в кабинет вождя, тихо прикрыв за собой дверь.
Сталин хмуро бросил:
— Садитесь за стол, будем сочинять директиву товарищу Ерёменко. Подводит он нас. Готовы? Тогда пишите...
Верховный не щадил генерала. Он указал, что Ставка недовольна его работой, что войска лишь «чуть-чуть пощипали противника, но с места сдвинуть его не сумели»; Сталин потребовал от Ерёменко «разбить вдребезги» Гудериана и всю его группу: «Пока это не сделано, все ваши заверения в успехах не имеют никакой цены».
— Отправьте директиву в штаб генералу Ерёменко, — сказал Сталин. — А потом поезжайте домой и выспитесь.
Директиву Василевский передал, но домой не поехал: на часах уже было пять утра! Он снял китель и прилёг на кушетку в своём кабинете.
Василевский уснул так крепко, что Шапошникову пришлось будить его. Он открыл глаза и, увидев маршала, вскочил с кушетки, надел китель, поправил волосы.
— Не спешите, Александр Михайлович, одевайтесь спокойно, — ободрил его маршал. — Вас вызывал Верховный?
— Да, в три ночи. Под его диктовку писал генералу Ерёменко директиву. Верховный потребовал от него не на словах, а на деле разбить Гудериана.
Но войска Брянского фронта так и не смогли остановить вражеское наступление. Хуже того — в бою был ранен генерал Ерёменко. Позже от Поскрёбышева Василевский узнал, что Сталин навещал его в госпитале.
— Выходит, Ерёменко так и не сумел поджечь «спичечные коробки»? — усмехнулся маршал Тимошенко.
Приехал Жуков в Ставку под вечер и, не теряя времени, поспешил к Сталину на его кремлёвскую квартиру. У него находились Молотов, Маленков, Микоян и другие члены Политбюро. Верховный необычно тепло пожал Жукову руку.
— Хороший урок вы преподнесли немцам под Ельней! — похвалил его Сталин. — Молотов предложил наградить вас орденом. Но орден от вас не уйдёт. Куда теперь хотели бы поехать?
— На фронт! — разомкнул губы Жуков. — К штабной работе меня не тянет.
— Я это уже заметил, — добродушно произнёс Сталин. — Хочу послать вас в Ленинград. Там крайне обострилась обстановка. Ворошилов не думает о том, как отстоять город, а попросил на своё место прислать генерала помоложе. Ставка уважила его просьбу и решила заменить на посту ещё одного конника — Семёна Будённого. Кого вы могли бы предложить на его место?
Жуков назвал генерала Тимошенко: он хорошо знает Украину, есть у него опыт в организации боевых действий, да и сражается он не по шаблону.
— Согласен. А кого поставим на место Тимошенко на Западный фронт? — Сталин прищурил глаза, словно брал Жукова на прицел.
— Конева! В тех местах он уже воевал, лучше узнал свои войска и войска своего противника.
— Хорошо! — одобрил Верховный. — Пусть Конев принимает дела у маршала Тимошенко...
Жуков, кажется, впервые прервал Верховного:
— Я ещё раз хочу сказать о Киеве, товарищ Сталин. Рекомендую срочно отвести войска киевской группировки на восточный берег Днепра, иначе быть трагедии!
Сталин, казалось, не слышал его. Он подошёл к столу, что-то написал на клочке бумаги и отдал Жукову:
— Эту записку вручите лично Ворошилову. Желаю вам удачного полёта!
Жуков зашёл в Генштаб к Василевскому. Тот красным карандашом отмечал на карте участки боевых действий Юго-Западного фронта.
— Я был у Верховного. — Георгий Константинович сел на стул. — Пытался убедить его, что Киев нам не удержать, но не смог. Он больше верит Хрущёву и Кирпоносу, чем мне.
— Мы уже опоздали с отводом войск за Днепр, — грустно констатировал Василевский. — А ты летишь в Ленинград?
— Да, Саша. Сталин написал записку Ворошилову, чтобы сдал мне фронт, а ему прибыть в Ставку...
Василевский верил, что Жуков выиграет в поединке с командующим немецкой группой армий «Север» фон Леебом[9], и Георгий Константинович своего добился. Фон Лееб почувствовал на себе твёрдую руку «красного полководца Жукова», как назвал он Жукова, когда объяснял свою неудачу Гитлеру. Немцы вынуждены были перейти к обороне, и к концу сентября фронт на подступах к Ленинграду стабилизировался. На Карельском перешейке и на реке Свирь также наступило затишье. Кое-кто в Генштабе воспрянул духом: мол, наша взяла, — но Шапошников охладил пыл «героев».
— Немцы не отказались от мысли сокрушить Ленинград, — заявил он. — Скоро они снова начнут наступать.
В эту ночь Василевский домой не ушёл. Он поставил раскладушку и собрался было отдохнуть, как из штаба Брянского фронта поступило донесение: «Танки Гудериана прорвали оборону фронта и двинулись на Конотоп и Чернигов». Усталость как рукой сняло. Александр Михайлович склонился над картой. Замысел врага ему был очевиден — обойти нашу киевскую группировку с восточного берега Днепра, взять её в железные клещи. «Узелок немцы завязывают крепче», — подумал он. Когда утром прибыл маршал Шапошников, доложил ему:
— Под Киевом немцы прорвали фронт!
Шапошников вынул из портфеля листок и протянул его своему заместителю:
— Прочтите, это тоже касается Брянского фронта.
Это было донесение главкома юго-западного направления. Будённый телеграфировал маршалу Шапошникову: «Я прошу вас вообще обратить внимание на действия Ерёменко, который должен был эту группу противника (речь идёт о танковой группе Гудериана. — А.3.) уничтожить, а на самом деле из этого ничего не получилось. Моё мнение прошу доложить Верховному Главнокомандующему».
— Сталин прочитал депешу и грубо выругался, — усмехнулся Шапошников. — Он распорядился передать главкому Будённому короткий ответ — Киева не оставлять и мостов не взрывать!
На другой день, 11 сентября, маршал Будённый решением Ставки был освобождён от должности главкома, вместо него назначили маршала Тимошенко.
— Опять грядёт перетасовка командующих! — чертыхнулся Василевский. — Что это даст?
Шапошников неуклюже пожал плечами: