Сталин подошёл к нему так близко, что Александр Михайлович увидел на его лице оспины.
— Значит, вы ночь не спали? — усмехнулся он, но в его глазах не было упрёка, они светились добродушно, со смешинкой.
— Не удалось сомкнуть глаз хотя бы на час, — признался Василевский. — Я звонил на фронт, мне звонили, потом готовил директиву... Людей в моей оперативной группе мало, а дел у нас по горло.
Сталин разочарованно вздохнул:
— Я сразу заметил, что вы очень переутомились. Лицо осунулось, пожелтело. Нет, так дальше дело не пойдёт. — Он подошёл к столу, нажал на кнопку звонка, и тотчас вошёл Поскрёбышев. — Свяжитесь с начальником Главного сануправления наркомата и уточните, можно ли в санатории «Архангельское» обеспечить хороший отдых в эту ночь товарищу Василевскому.
Поскрёбышев минут через пять снова вошёл в кабинет и доложил Сталину:
— Санаторий готов принять генерала Василевского!
Сталин взглянул на Александра Михайловича:
— Немедленно отправляйтесь в санаторий и до утра поспите.
Василевский поспешил в Генштаб. Каково же было его удивление, когда он увидел начальника Главного санитарного управления генерала Смирнова!
— Вы ко мне, Ефим Иванович? — спросил он.
— Мне приказано доставить вас в санаторий «Архангельское». Вы в курсе?
— В курсе, Ефим Иванович! — Александр Михайлович быстро оделся. — Я готов!
Всю ночь Василевский спал как убитый. Никто его не будил, никто не тревожил. В санатории о нём хорошо позаботились.
Утром, как всегда, он прибыл на доклад к Верховному.
— Ну как, отдохнули? — весело спросил Сталин. — Значит, сил набрались?..
На рассвете 7 ноября Василевского разбудил телефонный звонок. «Наверное, Катюша...» — пронеслось в голове. Он вскочил, схватил трубку и услышал далёкий, слегка приглушённый голос Юрия:
— Привет, папа! Я тебя разбудил? Мы долго ждали, пока нам дали Москву. Как ты поживаешь? Алло, ты меня слышишь?
— Всё хорошо, сынок! — отозвался Александр Михайлович, чувствуя, как от волнения заколотилось сердце. — Правда, много работы. У нас тут в столице тревожно...
— Папа, а я уже работаю на Новотрубном заводе!
— Да? Вот здорово! Кем же работаешь?
— Учеником слесаря. Кое-что наш завод делает и для фронта, так что и я сражаюсь с фашистами. По тебе очень скучаю. Может, хотя бы на денёк-два приедешь к нам в гости?
— Что ты, Юра, у меня столько дел!.. Скажи, сынок, как у вас с питанием? Денег прислать?
— Не надо, папа, у нас всё есть. Мама тоже работает, получает зарплату... Ладно, папа, береги себя. Мама тут рядом, даю ей трубку!
— Привет, Серафима. Как ты? — У Василевского вдруг появилось ощущение тревоги за бывшую жену: всё ли у неё там есть и как она себя чувствует.
— Здравствуй, Саша! — отозвалась Серафима. Голос звонкий, какой-то шальной. — Ты спрашиваешь, как я? Отвечу: пока замуж не вышла, никак не найду себе человека по душе. А так всё хорошо.
«И тут меня уколола», — грустно подумал Василевский.
— Ты всё шутишь... Скажи, как Юра?
— По тебе скучает, но здесь я ничем не могу помочь ему... Ты дома один или у тебя под боком Катюша?
— Она со мной, — съязвил Александр Михайлович. — Игоря оставила в посёлке Чебаркуль, а сама прикатила сюда. Видишь ли, она и дня не может без меня прожить!
— Шутить изволите, товарищ генерал! Я тебе не верю, — зло добавила Серафима.
— Время закончилось, выключаю! — раздался на линии голос телефонистки.
Василевский выпил чаю и поспешил на Красную площадь. От снега всё белым-бело. Войска уже подтягивались к месту парада, слышались звонкие команды, урчали машины, раздавался лязг гусениц тяжёлых танков КВ. У Мавзолея ему встретился военный комендант Москвы генерал Синилов. Он не раз приходил в Генштаб к Александру Михайловичу, когда шла подготовка к военному параду.
— Не везёт нам, а?! — сказал Василевский. — Вчера весь день сыпал снег, а с утра поднялась пурга. Мороз, скользко, как бы не буксовали танки и машины!
— Вчера всю площадь мы посыпали песком, скольжения быть не должно! — заверил Синилов.
По всей площади от Исторического музея до храма Василия Блаженного выстроились войска. На трибуну Мавзолея поднялись члены правительства. Василевский обратил внимание, что на голове Молотова папаха, а Сталин стоял в фуражке, хотя было морозно. Вот из ворот Спасской башни на заснеженную площадь на коне выехал первый заместитель наркома обороны СССР маршал Будённый. Трибуны встретили его аплодисментами. Командующий парадом подъехал к нему на своём рысаке и громко отрапортовал:
— Войска Московского гарнизона для участия в параде по случаю двадцать четвёртой годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции построены!
Грянула медь сводного оркестра. Маршал Будённый в сопровождении генерала Артемьева стал объезжать войска, поздравляя их с праздником. Бойцы дружно отвечали на его приветствие. «Ура!» мощным валом катилось по площади. Громовое, воинственное. Объехав войска, Будённый поднялся на трибуну Мавзолея. Парад затих, замер, когда к микрофону подошёл Сталин и, как показалось Василевскому, заговорил спокойно, но твёрдо. Речь вождя слушали затаив дыхание.
— Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!
Торжественный марш войск открыли курсанты минно-артиллерийского училища. Василевский, глядя на них, подтянулся, одёрнул шинель, словно сам находился в строю с бойцами и командирами. К нему подошёл полковник Штеменко.
— У меня такое чувство, Александр Михайлович, что сам бы сейчас взял автомат и пошёл на передовую, — сказал он. — Нет, я ещё раз попытаюсь уйти на фронт. Вернусь в Генштаб и напишу на ваше имя рапорт...
— У вас, Сергей Матвеевич, есть своя передовая, так что никуда вас я не отпущу, — осадил его Василевский.
Штеменко помрачнел, но промолчал.
— Что нового под Москвой? — спросил Сталин, едва Василевский зашёл к нему.
— Немцы усилили свою группировку войск...
— Вы имеете в виду те подкрепления в танках и самолётах, которые по приказу Гитлера получила группа армий «Центр»?
спросил Верховный. — Я в курсе дела, подробности мне доложил Жуков. — Он выбил из трубки пепел, хотел было снова закурить, но бросил трубку на край стола и подошёл к Александру Михайловичу: — Ну, как вам парад?
— Суровый и величественный, я даже разволновался. Уверен, что этот парад вызовет у бойцов желание ещё крепче бить врага! — Василевский улыбнулся. — Ваша речь, товарищ Сталин, короткая, но яркая. Особенно берёт за сердце ваш призыв равняться в боях на наших великих предков.
— Не знаю, как у кого, но у Гитлера парад, безусловно, вызовет в душе ярость, — усмехнулся Сталин. — Пожалуй, генералам от фюрера достанется. Как это они допустили такое! Их дивизии стоят у стен Москвы, а на Красной площади — военный парад!
Без стука в кабинет вошёл Берия. Под маленькими очками его глаза поблескивали.
— Что у тебя, Лаврентий? — сухо спросил Сталин.
— У меня вопрос оперативного характера, и я желал бы с вами посоветоваться...
— Чего ты тянешь? — прервал его Сталин. — Говори!
Лаврентий взглянул на него, потом на Василевского:
— Я подготовил группу своих людей и хочу послать их на Западный фронт.
— К Жукову? — уточнил Сталин.
— К нему, — подтвердил Берия. — Вас не так давно крепко подвёл генерал Конев, вы хотели отдать его под трибунал, но потом отменили своё решение. Но Конев ведь у Жукова заместитель! Надо бы за ним присмотреть...
Василевский увидел, как брови у Сталина дрогнули, поломались, он нахмурился.
— К Жукову посылать людей не надо, — раздражённо произнёс Верховный. — Ему сейчас нужны не твои люди, ему нужны танки. У тебя они есть? — В его глазах вспыхнули ехидные искорки.
— Где же у меня танки? — смутился Берия. — Но иногда один человек может сделать больше, чем сто танков!
— А вот товарищ Василевский вряд ли с тобой согласится, — усмехнулся Сталин.
«Только бы меня в эти игры не втягивали», — подумал Александр Михайлович. И, не дождавшись, что Верховный ответит Берия, он встал и попросил разрешения уйти. Но Сталин задержал его:
— Вы мне ещё нужны. — Он взглянул на Берия: — Ты, Лаврентий, зайди ко мне попозже.
Берия вышел, прикрыв за собой дверь. Какое-то время в кабинете стояла напряжённая тишина, и кто знает, долго ли она продолжалась, если бы на столике у Верховного не взревел телефон. Он снял трубку. Докладывал Жуков:
— Немцы начали наступление! На наши передовые позиции ринулись танки... — Георгий Константинович помолчал, но реакции Сталина не последовало, и он добавил: — Немцы, как мне кажется, хотят обойти Москву с севера, через Клин и Солнечногорск, и с юга, через Тулу и Каширу, но мы сорвём их замысел. Прошу лишь ускорить переброску сюда 1-й ударной армии генерала Кузнецова.
— Желаю удачи! А подход резервов Ставка ускорит.
Положив трубку, Верховный спросил Василевского:
— Вы слышали, что волнует Жукова?
— Резервы, — ответил Александр Михайлович. — Этот вопрос я держу на контроле. 1-я ударная армия генерала Кузнецова будет у Жукова через неделю, к этому времени подойдут ещё четыре резервные армии — 10, 20, 26 и 61-я. По замыслу Ставки, о чём я вчера вам докладывал, они выдвигаются на фланги Западного и на стыки его с Юго-Западным фронтом.
Помолчали. Потом Сталин снова заговорил:
— Не кажется ли вам, что Жуков не уверен в себе?
Василевскому показалось, что голос у вождя дрогнул, он даже слегка покраснел.
— Что вы, Иосиф Виссарионович, мне это не кажется! — твёрдо заявил Александр Михайлович. — Он крепко держит в руках Западный фронт, и, если мы дадим ему всё, что он просил, — а мы это сделаем, — враг к столице не прорвётся! Просто он позвонил вам, чтобы объяснить сложившуюся ситуацию...