— Срочно вылетайте к Голикову! — приказал Верховный. — И всё, что можно ещё сделать, — сделайте! А телеграмму всё же отправьте. Она поступит туда раньше, чем вы там окажетесь. Пусть товарищ Голиков поразмышляет над её содержанием.
— Слушаюсь!
Василевский вызвал генерала Штеменко:
— Сергей Матвеевич, я убываю на Брянский фронт. Что-то не получается у Филиппа Ивановича, — огорчённо вздохнул Александр Михайлович. — Войска фронта отступают, и Верховного это беспокоит. У Голикова противник генерал Вейхс. Этот холёный немец не умеет воевать, но у него толковый начальник — генерал-фельдмаршал Фёдор фон Бок.
— Который командовал группой армий «Север», когда немцы напали на Польшу?
— Да. А во время захвата Франции этот шелудивый пёс возглавлял группу армий «Б». И сейчас он ею командует. У него боевого опыта побольше, чем у нашего Голикова.
Василевскому было о чём подумать. Напутствуя его в дорогу, Сталин сказал, что Воронеж для немцев — как кость в горле. Поворотом на юг и ударом из района Славянска они хотят разгромить войска Юго-Западного и Южного фронтов и открыть себе дорогу к Волге и на Северный Кавказ.
— У нас тоже получилась запоздалая реакция на удар гитлеровцев по Брянскому фронту, — произнёс Василевский.
— Не у нас, а у Генштаба! — уточнил Верховный.
— Виноват. Генштаб запоздал с принятием решения, — поправился Василевский.
На рассвете 4 июля Василевский прибыл на КП Брянского фронта. Звёзды в небе угасли, горизонт обозначился багряным заревом — всходило солнце. Встретивший его рапортом начальник штаба фронта генерал Казаков, кряжистый, сероглазый, доложил:
— Командующий фронтом генерал Голиков в соседней армии. Прикажете его вызвать?
— Не надо. — Василевский сдвинул фуражку набок. — Мне к генералу Лизюкову.
Казаков пояснил, что вчера, как только была получена телеграмма из Ставки, Лизюков стал готовить свою армию и уже кое что сделал.
— Садитесь со мной в машину, и поедемте на КП 5-й танковой армии!
Казаков оставил за себя своего заместителя и легко прыгнул в «Виллис». Прибыли они в штаб, когда солнце выкатилось из-за горизонта и его горячие лучи дробились на серо-зелёной броне танков. Командарм в форме танкиста представился Василевскому. Александр Михайлович видел его впервые. Среднего роста, с полным обветренным лицом, он робко пожал протянутую руку начальника Генштаба и на вопрос, что волнует его, ответил:
— Жду приказа наступать...
Вместе с командующим армией и начальником штаба фронта генералом Казаковым Василевский произвёл рекогносцировку, уточнил задачу 5-й танковой армии: одновременным ударом всех сил армии западнее Дона перехватить коммуникации танковой группировки врага, которая прорвалась к Дону, и не дать ей переправиться через реку.
— Справитесь?
— Полагаю, что да! — бодро отчеканил Лизюков. На его лице появилась едва заметная улыбка. Но она исчезла, и генерал спросил: — Вы будете на моём командном пункте?
— Непременно! — воскликнул Александр Михайлович. — Хочу посмотреть, как вы начнёте атаку.
Но увидеть «картину боя» ему не удалось. Поздно ночью на КП позвонил Сталин.
— Разобрались, что к чему? — спросил он хрипловатым голосом. — 5-я танковая готова ударить по немцам?
Василевский сказал, что командарм Лизюков произвёл на него хорошее впечатление, верится, что его армия свою задачу выполнит.
— Осложнилась обстановка на правом крыле Юго-Западного фронта. 6-я немецкая армия вышла к Каменке.
— Создалась угроза тылам Юго-Западного и Южного фронтов? — уточнил Василевский.
— Вот именно! — проворчал Верховный. — Так что вылетайте в Ставку.
Василевский пригласил к себе командарма.
— Меня вызывают в Ставку, жаль, что не увижу, как твои орлы будут громить фрицев. — Василевский встал. — Но раз уж мы с тобой познакомились на фронте, постараюсь снова побывать в твоей армии. Как, примешь? — Глаза у Александра Михайловича заискрились.
— Буду рад встрече, — повеселел Лизюков. — А своих орлов, как вы сказали, я поведу в бой в головном танке. Я уже привык к этому.
— Вижу, что привык, не зря же тебе дали Героя Советского Союза!
Но вновь увидеться с Лизюковым Василевскому не пришлось: 24 июля вражеский снаряд угодил в танк командарма, и Лизюков погиб.
Утром 5 июля Василевский прибыл в Ставку. Сталин с ходу задал вопрос:
— Как вы оцениваете действия генерала Голикова? — И, нс дождавшись ответа, запальчиво продолжал: — Ставка проанализировала его работу на фронте и пришла к выводу, что ему не хватает решительности, умения быстро найти правильное решение в обострившейся ситуации.
— Я давно это заметил, но не решался сказать вам, — сдержанно ответил Василевский. — Филипп Иванович нередко теряется, что приводит к серьёзным просчётам, а главное, гибнут люди. При проведении операции Голиков плохо готовит к ней войска. Недавно я был у него на фронте, хотел всё это высказать ему, но он был в соседней армии, и встретиться с ним я не мог.
— Странно, однако, — обронил Сталин. — Что, постеснялись вызвать его в штаб? Будь на вашем месте Жуков, он бы не только вызвал Голикова, но и заставил бы его плясать под свою дудку! — Он посмотрел на карту. — Что нам предпринять, чтобы снять возникшую угрозу тылам Юго-Западного и Южного фронтов? Только коротко. Вы же знаете, я не люблю длинных речей.
— Во-первых, надо заменить Голикова на посту командующего фронтом, поставить на его место более опытного генерала.
— У вас есть такой генерал?
— Рокоссовский. Он ещё не Суворов, но Брянский фронт ему по плечу.
— Это во-первых, а что во-вторых? — Сталин лукаво скосил глаза.
— На Воронежском направлении надо образовать фронт!
«Интересная мысль, а я как-то об этом не подумал, — пронеслось в голове Верховного. — Вот тебе и поповский сынок!»
— Предположим, это будет Воронежский фронт, тогда часть вражеских сил он мог бы взять на себя, если не половину.
— А что, можно попробовать! — весело произнёс Сталин.
Вернувшись в Генштаб, Василевский зашёл к своему заместителю генералу Ватутину. Тот что-то чертил на оперативной карте.
— Колдую над Брянским фронтом! — улыбнулся Ватутин, перехватив взгляд. — Сдаётся мне, что Голиков врага не остановит.
Василевский сказал, что он предложил Ставке создать Воронежский фронт, чтобы «разгрузить» Брянский, Сталин с ним согласился.
— Вечером пойдём с тобой на доклад к Верховному, так что хорошо проанализируй ситуацию на Воронежском направлении, а я тем временем переговорю с командующим Южным фронтом о делах на Кавказском направлении...
— Ясно, что немцы рвутся к Волге, — сказал задумчиво Сталин, выслушав доклад Василевского. — Они хотят с ходу захватить Сталинград, а там откроется прямая дорога и на Кавказ... Да, а вы нашли генерала на Воронежский фронт?
— Пока нет, — смутился Василевский.
Вдруг с места поднялся его заместитель генерал Ватутин:
— Товарищ Сталин, назначьте меня командующим Воронежским фронтом!
— Вас? — удивлённо спросил Верховный.
— Так точно! — гаркнул Ватутин, вытянувшись перед Верховным в струнку.
— По-моему, генерал Ватутин достойный кандидат на эту должность, но мне жаль отпускать его из Генштаба, — заявил Василевский. — К тому же его недавно назначили моим заместителем...
Сталин добродушно взглянул на Ватутина.
— Ну что ж, если товарищ Василевский за, я не возражаю, — сказал он.
Утром 9 июля Верховный позвонил Василевскому по «кремлёвке» и спросил, переговорил ли он с маршалом Тимошенко. Если да, то какой результат.
— Полчаса назад я связывался с начальником штаба фронта генералом Бодиным, — ответил Василевский. — Новости неутешительные, товарищ Сталин. Танки и пехота немцев прорвались между Россошью и Ольховаткой, форсировали Чёрную Калитву и устремились на юг. Наверное, Тимошенко и Хрущёв не в силах остановить продвижение врага.
— Они вам об этом заявили? — Голос у Верховного был слегка раздражённым.
— Нет, я просто догадываюсь...
— Хорошо, я сам переговорю с Семёном Константиновичем.
В полдень Василевский зашёл к Сталину, тот вызвал на связь Калач, где находился командный пункт Юго-Западного фронта. Верховный потребовал от Тимошенко доложить обстановку на правом фланге. Семён Константинович признал, что «своими силами фронт не в состоянии дать решительный отпор врагу».
— «Я могу лишь временно сдержать противника на направлении Кантемировка — Миллерово, — прочёл на телеграфной ленте слова командующего фронтом Сталин. — Я прошу вас дать фронту войска из резерва Ставки, особенно танки и авиацию...»
Верховный, глядя на начальника Генштаба, чему-то усмехнулся, потом коротко ответил командующему:
— Пока вашу просьбу выполнить не можем. Постарайтесь сдержать врага теми силами, которые есть у вас в наличии.
Но только ли Юго-Западный фронт беспокоил Ставку? Обострилась обстановка и на Южном фронте. Танки генерала Клейста рушили советскую оборону. Малиновский просил Ставку помочь фронту танками и авиацией, чтобы «раз и навсегда отбить охоту у противника двигаться между Доном и Донцом на мои глубокие тылы в общем стремлении на Сталинград».
— Малиновскому я бы помог резервами, — грустно сказал Сталин, выслушав доклад Василевского.
— У меня на этот счёт есть предложение...
— Какое, говорите! — нетерпеливо произнёс Верховный.
— Все наши силы, которые сражались от Лиски по устью Дона, свести в один фронт и подчинить его Малиновскому. — Александр Михайлович смотрел на вождя не мигая.
— А что, идея! — Губы Верховного тронула скупая улыбка. — Так мы и сделаем. Пока готовьте проект директивы, а я тем временем переговорю с Малиновским. Да, а Жуков прибыл? Приглашайте и его в Ставку. Надо нам обсудить фронтовые проблемы. Соберёмся через час...
Дискуссия в кабинете Верховного едва не поссорила её участников, хотя поначалу разговор шёл тихо-мирно. Но когда Сталин заговорил о Сталинградском направлении, куда теперь устремились немецкие танковые соединения, Жуков безо всякой дипломатии заявил: