— У меня только что был генерал Василевский, и он об этом не просил, — отозвался Вознесенский.
— Да, Николай Алексеевич, начальник Генштаба не просил, — весело пробурчал в трубку Верховный. — Он у нас очень скромный. Танки просит товарищ Сталин.
— Ах, так... — замялся Вознесенский. — Постараюсь выполнить вашу просьбу...
Глава вторая
Рано утром чёрная «эмка» въехала на поле Центрального аэродрома и подкатила к «Дугласу». Из неё вышел начальник Генштаба Василевский и поднялся в самолёт. В иллюминатор он увидел, что к «Дугласу» бежит дежурный по аэродрому и машет лётчику рукой.
— Алексей, узнай, что ему надо!
Пилот выпрыгнул на поле.
— Товарища Василевского срочно вызывает товарищ Сталин, — тяжело дыша, сказал дежурный. — Только что звонили из приёмной...
Чёрная «эмка» мигом доставила Василевского в Кремль.
У Сталина в кабинете находился Маленков, в его руках был светло-коричневый саквояж.
— Пришлось задержать ваш вылет, — сказал Сталин. — С вами полетит в Сталинград товарищ Маленков. Вместе с секретарём обкома партии он займётся эвакуацией ценного оборудования, а также побывает в войсках. Вас хочу ещё раз предупредить, — голос Верховного зазвучал как туго натянутая струна, — пока Ставка формирует резервы, город оборонять надёжно! Вчера туда улетел заместитель Председателя СНК товарищ Малышев со своими коллегами, так что держите с ним связь...
Три часа лета, и «Дуглас» приземлился в Сталинграде. Маленкова встретил первый секретарь обкома Чуянов, и они уехали в обком партии, а Василевский — в штаб Юго-Восточного фронта, находившийся в штольне на левом берегу реки Царицы. Его встретил командующий фронтом генерал Ерёменко.
— Как вы тут, Андрей Иванович?
— Сражаемся, — улыбнулся Ерёменко. — С чего начнём работу?
— Мне надо в деталях знать обстановку на фронте. — Василевский распорядился, чтобы его помощники развернули на столе свои рабочие карты. — Андрей Иванович, ваша карта у начальника штаба? Приглашайте и его сюда...
Первая ночь для Василевского прошла относительно спокойно. Однако с утра немцы начали сильно бомбить город. Зенитчики вели по ним бешеный огонь, в небе запылали сразу три «юнкерса». Кругом всё рушилось от вражеских бомб, огонь бушевал в домах. Потом немцы стали штурмовать позиции. Их атаки следовали непрерывно, но генерал Ерёменко спокойно и уверенно отдавал по телефону приказы, требовал «Ни шагу назад!», перебрасывал войска с одного участка на другой.
Глубокой ночью на КП фронта поступило тревожное донесение: к югу от города фашисты вклинились в нашу оборону и вышли к станции Тингута. «Ещё бросок, и они могут ворваться в город! — забеспокоился Василевский. — Надо закрыть эту брешь!» Он связался по телефону с генералом Гордовым и спросил, какие приняты меры. Тот доложил, что создаёт ударную группу из трёх стрелковых дивизий, танковой бригады и 28-го танкового корпуса, которая и нанесёт удар по линии Павшино—Котлубань в юго-западном направлении с целью закрыть прорыв у Котлубани, Большой Россоши и выйти к Дону.
— Решение разумное, Василий Иванович, — одобрил Василевский. — Кто возглавит ударную группу? Ещё не решил? Поручи это дело своему заместителю генералу Коваленко. Я хорошо его знаю по работе в Наркомате обороны. Генерал что надо, и храбрости ему не занимать. И ещё, — продолжал Василевский. — Я тут распоряжусь, и навстречу группе Коваленко им района Малых Россошек по немцам ударит 62-я армия генерала Лопатина.
— Благодарю вас за поддержку! — зычным голосом прокричал Гордов.
Василевский хотел доложить Верховному о прорыве немцев к Волге, но связь с Москвой неожиданно прервалась. Пришлось телеграмму Верховному передать по радио.
Что же в это время было в Ставке? Сталин, получив депешу, прочёл её, посмотрел место прорыва немцев и в пять часов пятнадцать минут вызвал в кабинет Поскрёбышева и продиктовал ему телеграмму в Сталинград.
«Лично Василевскому, Маленкову. Меня поражает то, что на Сталинградском фронте произошёл точно такой же прорыв далеко в тыл наших войск, какой имел место в прошлом году на Брянском фронте, с выходом противника на Орел. Следует отметить, что начальником штаба был тогда на Брянском фронте тот же Захаров, а доверенным человеком тов. Ерёменко был тот же Рухле. Стоит над этим призадуматься. Либо Ерёменко не понимает идею второго эшелона в тех местах фронта, где на переднем крае стоят необстрелянные дивизии, либо же мы имеем здесь чью-то злую волю, в точности осведомляющую немцев о слабых пунктах нашего фронта...»
— Записали? — спросил Сталин.
— Всё в точности! — подтвердил Поскрёбышев.
— Срочно отправьте в Сталинград на имя Василевского, а ко мне вызовите Берия, — распорядился Хозяин.
Через час эта телеграмма лежала на столе у Василевского, который всё ещё находился на КП Сталинградского фронта. Он прочёл и познакомил с ней Маленкова, только что прибывшего на КП. Поскольку в телеграмме первой была указана фамилия представителя Ставки, Маленков предпочёл не вмешиваться в чисто военные вопросы.
— Что скажете? — спросил он Василевского.
— Сталин ошибается, — заметил Александр Михайлович. — Генералы Захаров, Ерёменко и Рухле невиновны в том, что немцам удалось прорвать Сталинградский фронт. Просто у нас там меньше сил, особенно танков.
Позже Василевскому стало известно, что по приказу Сталина Берия арестовал генерала Рухле. Об этом ему сказал Маленков.
— Рухле не больше виновен в прорыве немцев, чем Ерёменко и Захаров, — возразил Василевский.
Маленков зыркнул на него:
— Виноват или не виноват генерал Рухле, в Москве разберутся. Но я, Александр Михайлович, не советую вам вести подобные разговоры. Они могут обернуться против вас...
Утром в комнату вошёл связист — невысокого роста капитан.
— Вам, товарищ генерал, срочная телеграмма из Ставки! — И он вручил Василевскому листок.
Василевский прочёл про себя: «У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на врага. Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге Сталинграда. Деритесь с противником не только днём, но и ночью. Используйте вовсю артиллерийские и эрэсовские силы. Самое главное — не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в успехе».
Дверь заскрипела, и в штаб фронта ввалился Маленков, следом за ним генерал Ерёменко. Они побывали в войсках, были разгорячены, весело обменивались мнениями. Увидев в руках начальника Генштаба листок, Маленков спросил:
— Ответ товарища Сталина на вашу телеграмму?
— Да, прочтите, а также и вы, Андрей Иванович, она адресована нам троим. — Василевский вручил Маленкову депешу.
Маленков пробежал текст и отдал листок генералу Ерёменко:
— Это решать вам, военным. Я уезжаю в обком партии к Чуянову! — Он распрощался и вышел.
Ерёменко не скрывал своего раздражения, когда ознакомился с депешей Верховного.
— Где же у нас достаточно сил, чтобы одолеть врага?
— Ты мне, Андрей Иванович, вопросы не задавай! Верховный не всё может знать, что в городе есть, а чего нет. Он в Москве, а мы с тобой тут, на переднем крае. Вот и соображай, как отбить натиск врага.
В штаб вошёл член Военного совета Хрущёв.
— Я только что с переднего края, — сказал он, глядя то на Василевского, то на Ерёменко. — Наших сил недостаточно, чтобы сдержать врага. Надо просить в Ставке резервы, нужны танки, самоходки...
— У товарища Сталина сейчас на счету каждый танк, — ответил начальник Генштаба. — И я не могу требовать у него резервов. Пока не могу...
— Тогда я сам попрошу, — резко бросил Хрущёв.
Он подошёл к столу, снял трубку с аппарата ВЧ и попросил дежурного связиста соединить его со Ставкой.
— Я слушаю! Кто это? — раздался в трубке знакомый голос.
— Хрущёв говорит, товарищ Сталин! У стен Сталинграда идут тяжёлые бои. Нужны резервы...
— Надо лучше воевать! — грубо оборвал Хрущёва Верховный.
У вас вошло в привычку просить резервы. Где командующий Дайте ему трубку!
Хрущёв подозвал Ерёменко к телефону.
— Что вы развели там базар, товарищ Ерёменко? — громовым басом спросил его Сталин. — Кто командует фронтом — вы или Хрущёв?
— Я командую, товарищ Сталин! — сдержанно ответил Ерёменко.
— Тогда наведите у себя в штабе порядок! Надо бить врага, а не клянчить подкрепление.
— Ваши указания принял к исполнению! — Ерёменко ощутил, как колыхнулось в груди сердце.
Прошла ещё одна тревожная ночь, но и она не принесла облегчения Василевскому. Хотя группа генерала Коваленко и нанесла по врагу чувствительный удар, но прочно закрыть коридор ей не удалось. «Наверняка немцы бросят сюда свежие силы, коридор надо закрыть, — подумал Александр Михайлович. — Но где взять войска?..» Ему не хотелось просить их у Сталина, но и обойтись без них он не мог. А тут ещё Маленков, уезжая к Чуянову, шепнул ему:
— Я завидую вашей выдержке, но резервы у товарища Сталина взять надо!
После долгих колебаний Василевский позвонил Сталину и после доклада о ситуации под Сталинградом попросил разрешения взять из резерва Ставки три-четыре армии, чтобы ликвидировать прорвавшегося противника и деблокировать город с севера, а три дивизии направить в город, чтобы укрепить его оборону.
— Берите, — согласился Верховный. — Но потребуйте от командиров стоять насмерть!
Узнав об этом, Хрущёв повеселел:
— Видимо, и мой звонок товарищу Сталину сыграл тут свою роль. Как вы считаете, Александр Михайлович?
— Может быть, — сухо отозвался Василевский. — Скажите командующему, что я поехал на северную окраину города. После заскочу на завод.
— Есть, понял, — козырнул Хрущёв.
Северная окраина города броневым щитом встала перед вражеской пехотой. Бои шли ожесточённые, кровавые. Бойцы оборонялись упорно, дерзко, не раз переходили в контратаки. Увидев в окопе «генерала из Ставки», командир батальона, высокий усатый майор, отдав ему честь, заявил, что его люди не сделают и шага назад, пока живы.