и оно непременно попадёт адресату.
Паулюс смотрел на маршала не мигая, чуть прикусив нижнюю губу. Такой ответ, видимо, смутил его. Он провёл ладонью по лицу и слегка улыбнулся:
— Спасибо, я всё понял...
На том и расстались.
Дома Василевский поужинал, взял книжку детских рассказов и стал читать сыну, как вдруг позвонил Сталин. Спросил, видел ли он своего бывшего врага по войне.
— Видел, Иосиф Виссарионович, и даже беседовал с ним.
— О чём? Наверное, о минувшей войне?
— О войне. Паулюс каялся, что не принял тогда наш ультиматум о безоговорочной капитуляции. Объяснил это тем, что Гитлер обещал ему спасти армию. Тогда же фюрер послал под Сталинград генерал-фельдмаршала Манштейна, но, как выразился сам Паулюс, русские преподнесли ему урок, он потерпели фиаско.
— Не ожидал, что он так скажет, — проговорил Сталин. — А как отозвался этот вояка обо мне? Только говорите правду!
— Паулюс назвал вас великим диктатором, но господин Сталин, добавил он, «во сто крат умнее и хитрее Гитлера».
— Вот пёс битый, — ругнулся в трубку вождь. — Он просил вас о чём-либо?
— Хотел, чтобы я доложил вам о его просьбе репатриироваться в Германию.
— Нет, пусть посидит у нас ещё лет пять-шесть, — возразил Сталин. — Кстати, какое впечатление он произвёл на вас?
— Бравый вояка, ничего не скажешь! — ответил Василевский. — Но сегодня Паулюс не тот, каким был в сорок втором под Сталинградом. Ему сейчас уже пятьдесят шесть лет, а выглядит как старик. Седой как лунь. Гордится, что ещё в сорок четвёртом вступил в антифашистский комитет «Свободная Германия». Предложил мне выпить по рюмке за то, чтобы народы Германии и Советского Союза жили отныне в мире.
— Вот как! — воскликнул Сталин. — И вы выпили?
— Так точно, выпил...
С минуту Сталин молчал, потом вдруг спросил:
— Может, нам и вправду отпустить Паулюса на родину?
— Я бы это давно сделал, товарищ Сталин! Паулюс сидит как в клетке. Какой нам прок от этого? В Германии он мог бы выступать в печати с осуждением милитаризации Германии...
— Вы не политик! — прервал Василевского Сталин. — Ещё недавно Паулюс с мечом шёл на нас, а вы готовы ему всё простить. По-вашему, его надо посадить в самолёт и с почётным караулом доставить в Германию? — съёрничал вождь. Хотя это была шутка, но она больно задела Александра Михайловича.
— Паулюс говорил мне, что болеет сердцем, — вновь заговорил Василевский. — А вдруг он умрёт, что тогда?..
Сталин промолчал.
В феврале 1952 года у бывшего фельдмаршала произошёл обморок с кратковременной потерей сознания. Об этом Сталину рапортом доложил министр внутренних дел Круглов. Изложив суть дели, он предложил «рассмотреть вопрос о возможности репатриации Паулюса в ГДР». Сталин, прочитав рапорт, позвонил Молотову.
— У Паулюса начались проблемы со здоровьем, вчера у него был обморок с потерей сознания, — сказал вождь. — Министр внутренних дел предлагает разрешить ему вернуться на родину. Может, вернём? Об этом мне говорил и маршал Василевский.
— Десять лет он находится у нас в качестве живого символа победы под Сталинградом, — ответил Молотов. — Не много ли? Пожалуй, надо его репатриировать.
— Согласен, Вячеслав. Скажи об этом Круглову. Пусть готовит документы.
И битый на советско-германском фронте генерал-фельдмаршал Паулюс уехал в ГДР. Там он и жил. Последнее, что он еде лал, — публично осудил западногерманское правительство за курс на ремилитаризацию Германии. Умер Паулюс в 1957 году.
Уже две недели находился маршал Василевский в войсках Брянского фронта. Февраль 1943 года выдался на Брянщине снежным и морозным. По ночам кружилась, выла метель, снегом засыпала окопы и блиндажи.
Утром 23 февраля Василевский проснулся рано — неподалёку от штаба фронта немецкая авиация бомбила передний край, земля дрожала от взрывов. В соседней комнате командующий Брянским фронтом генерал Рейтер настраивал трофейный радиоприёмник на Москву. И вот уже комнату штаба заполнил голос Левитана: он читал праздничный приказ Верховного Главнокомандующего: «Враг потерпел поражение, но он ещё не побеждён. — Голос Левитана вызывал в душе Александра Михайловича щемящее чувство. — Красной Армии предстоит суровая борьба против коварного, жестокого и пока ещё сильного врага... Вот почему в наших рядах не должно быть места благодушию, беспечности и зазнайству...»
— Что верно, то верно, нос задирать нашему брату негоже, — чуть задумчиво сказал Василевский, когда Левитан умолк. — А знаешь, Макс, я сейчас поздравлю Верховного с праздником. — Он дотянулся до телефона и позвонил в Ставку. — Товарищ Сталин, докладывает генерал армии Василевский...
— Кто генерал армии, вы? — крикнул Верховный. — Не может быть!
— Виноват, Иосиф Виссарионович, мне ещё неделю назад было присвоено звание маршала. По привычке назвался генералом армии. Извините... Со мной тут рядом находится командующий фронтом генерал-полковник Рейтер, и мы сердечно поздравляем вас с двадцать пятой годовщиной Красной Армии и Красного Флота, желаем вам, Верховному Главнокомандующему, крепкого здоровья и новых успехов в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками!
Сталин в свою очередь поздравил Василевского и Рейтера с Днём Красной Армии. Он сказал, что президент США Рузвельт по этому случаю прислал в Кремль поздравительную телеграмму.
— Вам передаст её текст товарищ Антонов, — заключил вождь.
Антонов тут же позвонил:
— Александр Михайлович, с праздником вас! Читаю текст телеграммы...
Ф. Рузвельт от имени народов Соединённых Штатов выразил Красной Армии по случаю её двадцать пятой годовщины «глубокое восхищение её великолепными, непревзойдёнными в истории победами...». Василевский невольно подумал о том, что лучше бы Рузвельт и Черчилль в честь побед Красной Армии открыли второй фронт, а не кормили обещаниями...
Весь день Василевский провёл в войсках. На рассвете выглянул в окно. Во дворе штаба прохаживался часовой с автоматом, у ворот стоял другой часовой. Небо хмурое, вот-вот пойдёт снег. Неожиданно зазвонил аппарат ВЧ. Это был генерал Антонов.
— Вам надлежит вылететь в Ставку! — коротко изрёк он. — Это приказ Верховного.
Василевский обернулся. Генерал Рейтер стоял без сапог, в одной гимнастёрке, волосы не причёсаны. Весь его вид говорил о том, что генерал только сейчас проснулся.
— Я уезжаю, Макс Андреевич. Если что, звони мне в Ставку!
— Добро!..
Вылетел Василевский в семь утра, когда сыпанул хлопьями снег. Самолёт пробил облака, и в стёкла кабины ударили яркие лучи солнца. Он прищурил глаза. А через час самолёт приземлился на Центральном аэродроме. Встречал Василевского генерал армии Антонов.
— Здравия желаю, товарищ маршал! — Антонов приложил руку к головному убору. — Вчера в Генштаб звонил Михаил Иванович Калинин. Он спрашивал, когда вы приедете в Москву. Я сказал, что вы на фронте. Так что позвоните ему. И ещё. Вам пришло письмо от сына. Оно там у меня, на службе...
В Кремль Василевский поехал один, Антонов вернулся в Генштаб.
У Сталина шло какое-то совещание, и Поскрёбышев попросил Василевского подождать:
— Там Берия, Молотов и Маленков.
«Опять этот очкарик у Верховного», — с неприязнью подумал о Берия Василевский. Ещё до войны Берия собрал о его отце-священнике разные, как ему казалось, компрометирующие данные и сообщил о них Сталину. Хорошо, что вождь не принял всерьёз его информацию, иначе могло быть и хуже. Сумел же Берия убедить Сталина, что генерал армии Мерецков поддерживает связи с немцами, и Кирилла Афанасьевича упекли в тюрьму. Хороню, что маршал Будённый и Жуков вступились за него, а то бы сен час Мерецков был не на фронте, а где-то в лагере.
Скрипнула дверь — из кабинета Сталина вышли Берия, Молотов и Маленков. Поскрёбышев сказал Василевскому:
— Проходите, Александр Михайлович, товарищ Сталин ждёт вас.
Верховный сидел за столом и маленькими глотками пил чип. Когда начальник Генштаба произнёс: «Здравия желаю!» — он улыбнулся, поднялся из-за стола и протянул ему свою жилистую руку.
— Дома были? — спросил он.
— Нет, прямо с аэродрома поехал к вам.
— Рассказывайте, как там на фронте?
Василевский доложил подробности о подготовке Брянского фронта к операции, о том, какую работу провёл в войсках, дал свою оценку общей обстановки на других фронтах.
— Я уверен, что скоро нам придётся планировать боевые действия на территории Белоруссии, — подытожил начальник Генштаба.
— И Жуков такого же мнения. — Сталин попыхтел трубкой. — Что вы можете сказать о генерал-полковнике Рейтере? — вдруг спросил Верховный. — Как он руководит Брянским фронтом? Опыта боевых действий у него всё же меньше, чем у других.
— Люди растут в ходе боев, — осторожно заметил Василевский. — Приобретает опыт и генерал Рейтер.
Верховный ничего не ответил. Он размышлял о чём-то своём, потом осведомился:
— Какие меры вы приняли по защите перевозок нефти?
Когда шли ожесточённые бои под Сталинградом, нарком ВМФ адмирал Кузнецов обратился с письмом к начальнику Генштаба Василевскому, в котором отмечал, что с продвижением немцев на юг создаётся угроза северной части Каспийского моря, особенно Астраханскому рейду, где ведётся перекачка нефтепродуктов из морских танкеров в рейдовые. Нарком ВМФ просил принять соответствующие меры по защите перевозок по Каспийскому морю и Волге, усилить противовоздушную оборону этого района, для чего надо увеличить количество плавучих батарей. Об этом его и спрашивал Верховный.
— Мы с Николаем Герасимовичем решили сформировать оборону Астраханского рейда, — сказал Василевский. — На Волжской флотилии уже кое-что сделано, есть дивизион плавучих батарей, корабли охранения, тральщики. Мы условились, что нарком ВМФ у себя в штабе обсудит со своими заместителями, что ещё надо будет сделать, чтобы усилить противоминную оборону Волги и Волго-Каспийского канала. Генштаб даст ему всё, что потребуется. У вас есть по этому делу замечания?