— Послушай. — Она протянула к нему руку, но Вьери в ужасе отшатнулся. — Для тебя это шок, но мы могли бы все спокойно обсудить?
— А не поздновато ли? — Его тон источал презрение. — Уверен, что ты решила эту проблему так же, как ты все решаешь и делаешь за других. Но поверь мне, Харпер, я не позволю ничего решать за себя.
— Жаль, что ты так думаешь, Вьери. — Она откинула с лица непокорные локоны, все еще пытаясь смягчить его бешеный темперамент. — Если тебе от этого станет легче, хочу сказать, что я готова взять на себя полную ответственность.
— Легче? — Он яростно выругался по‑сицилийски. — Думаешь, что, взяв на себя ответственность, ты заставишь меня чувствовать себя лучше? Ты в своем уме, женщина?
Харпер в ужасе на него уставилась. Если и проверять чью‑то вменяемость, то не ее. У него едва пена не шла изо рта. Она его никогда не видела таким. Будто это только ее вина. И все равно она его любит. Ее сердце буквально растаяло, стоило ей увидеть его на пороге спальни.
— Почему ты так себя ведешь? — Ей так хотелось до него дотронуться, но она упрямо сложила руки на груди.
— Скажи мне, Харпер, как еще я должен себя вести? Как ведет себя мужчина, чья… жена принимает единоличное решение прервать беременность?
— Что? — в изумлении проронила она.
— Ты слышала.
— Ты… ты подумал, что я сделала аборт?
— Не оскорбляй мою проницательность, пытаясь это отрицать. Лия мне все рассказала.
— Нет, Вьери. — Она дотронулась дрожащей рукой до его плеча. — Ты неправильно ее понял.
Вьери почувствовал ее руку на плече и на этот раз не сбросил ее. Она смотрела на него огромными зеленовато‑карими глазами, в которых светилась мольба. В своей бессмысленной пижаме она выглядела такой очаровательной и уязвимой. Он изучающе смотрел ей в лицо. На нем читались обида, смятение, но никак не вина. Неужели он все неверно понял? Тут же не менее ужасная идея пронеслась в голове. У нее случился выкидыш?
— Харпер? — Он взял в ладони ее лицо. — Скажи мне, что я неправильно понял?
— Я не избавлялась от ребенка, Вьери. Я никогда бы такого не сделала.
— Тогда что? У тебя был выкидыш? — выдавил он.
— Нет. Но сегодня утром я думала, что это так. Начались спазмы. Мы поехали к доктору, и она сказала…
— Ты по‑прежнему беременна? — перебил он, глядя ей в глаза. Ответ ему был очевиден.
— Да, — подтвердила она. Слезы покатились у нее из глаз. — Да.
— Благодарю тебя, Господи! — Вьери крепко прижал Харпер к себе. Он почувствовал огромное облегчение, радость, надежду и любовь.
Харпер позволила ему объятие, а затем, слегка отстранившись, спросила:
— Значит, ты доволен?
— Конечно. — Но при виде ее озабоченного лица его снова обуял страх. — Что конкретно сказал доктор?
— Она посоветовала отдохнуть. И если спазмы не возобновятся, то все в порядке. — Она чихнула и вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Она записала меня на УЗИ на следующую неделю.
— А спазмы прекратились?
Харпер кивнула. Она покусала губу, прежде чем взглянуть ему в глаза.
— Уже несколько часов все спокойно.
— Это же хорошо, да? — с облегчением спросил Вьери.
— Да, это хороший знак. — Харпер вяло улыбнулась.
Ее смущало присутствие Вьери в ее спальне. Высокий и статный, в дорогом пальто, он выглядел здесь неуместно. Ее сердце сжалось от боли, не имеющей никакого отношения к беременности. Как же она его любит. После двух месяцев разлуки она еще больше убедилась в этом.
— Тебе нужно прилечь отдохнуть, — заботливо сказал он, нежно подталкивая ее к кровати. — Тебе необходим покой.
Ну, это у нее вряд ли получится, особенно в его присутствии. Она всей душой стремилась к нему, каждая клеточка ее тела тосковала по его объятиям. Но Харпер знала, что ей нужно быть сильной.
Неадекватная реакция Вьери на ее беременность шокировала девушку. Его ярость, когда он думал, что она прервала беременность, можно понять, хотя другие мужчины чаще реагируют ровно наоборот. Но Вьери не похож на других. Он сильный и гордый. От одного его вида сердце ее пело. Но он не ее. И хотя, узнав правду, он совершенно к ней переменился, искрясь радостью от мысли, что станет отцом, это ровным счетом ничего не значило. Ситуация никак не изменилась в отношении того, как они будут растить ребенка. Как ей общаться с человеком, которого любит всем сердцем, но который не отвечает ей взаимностью?
Накрывшись одеялом, она решила не торопиться. Всему свое время. Они что‑нибудь придумают.
— Так все‑таки зачем ты приехал, Вьери? Почему не предупредил меня?
— Это было спонтанное решение, — честно признался он, скинув пальто и усаживаясь на стул рядом с кроватью.
— Могу я спросить почему?
— Я захотел тебя увидеть. — Он сказал это так просто и непринужденно, будто это было самым естественным желанием. — Хотя в мои планы не входило набрасываться на тебя, подобно дикому зверю. Я прошу прощения.
— Все в порядке. Ты просто был расстроен.
— Нет, не в порядке. Такое поведение непростительно с моей стороны. Особенно когда тебе нужен покой.
— Со мной все хорошо, — ободряюще улыбнулась она.
— Я должен объясниться, — начал он.
— Не нужно ничего…
Вьери приложил палец к ее губам.
Он помолчал. Харпер видела, как на его лице отражается внутренняя борьба.
— Много лет назад я должен был стать отцом. Мне было восемнадцать. — Он следил за ее лицом, ожидая реакции. — Я думал, что она была любовью всей моей жизни, но, как оказалось, я жестоко ошибался.
— О, Вьери. — Харпер крепче сжала его руку.
— Она сделала аборт, не удосужившись сообщить мне, что беременна. Я случайно узнал об этом позже.
— Мне так жаль. — Внезапно на Харпер снизошло озарение. — И ты подумал, что я поступила так же?
Вьери пожал плечами:
— Глупо, да? Я сделал неправильный вывод. Прости меня, Харпер.
— Здесь нечего прощать. Та девушка сильно тебя обидела.
— В том‑то и дело, это была не девушка, а зрелая женщина. — Он поколебался секунду и, глубоко выдохнув, закончил: — Донатэлла Соррентино.
Как же она раньше не догадалась! Эта зловещая женщина все время маячила в отдалении. Харпер шестым чувством ощущала, что она значит для Вьери больше, чем он хотел показать. Теперь она знает правду.
Она вынула руку из его ладоней.
— И ты по‑прежнему ее любишь? — слабым голосом спросила она.
— Нет! — последовал быстрый и страстный ответ. Слишком страстный. — Что заставило тебя так думать?
Харпер уставилась на одеяло, не в силах поднять на него глаза.
— Я видела твою реакцию, когда сказала, что она помогла мне выбрать бальное платье. И потом в Кастелло‑ди‑Тревенте в день смерти Альфонсо. Ты вел себя как одержимый… — она теребила край одеяла, — или как страстно влюбленный.
— Нет и еще раз нет!
Она все неправильно истолковала. А что она могла подумать, когда он обрушил на нее всю злость и раздражение, использовал ее в своих целях, а потом попросту выгнал из замка. Неудивительно, что Харпер сделала неправильные выводы.
Его охватило жгучее чувство стыда. Необходимо попытаться исправить положение и быть до конца честным с Харпер, показать ей, каков он на самом деле. Только вот он сейчас и сам этого не знал.
Пару месяцев назад все было бы легко и просто. Успешный миллиардер на вершине карьеры с репутацией трудоголика, наслаждающийся плодами труда. Человек, у которого все под контролем, который завоевал весь мир. Непобедимый, беспощадный, бессердечный.
Но сейчас, когда Харпер подняла на него свои прекрасные глаза, он понял, что материальные блага ничего не значат. Его жизнь была пустой до настоящего момента.
Поднявшись на ноги, он подошел к окну. Ему было необходимо привести в порядок мысли в свете сошедшего на него откровения. Но прежде всего он должен объяснить Харпер свое отношение к Донатэлле. Набрав в грудь побольше воздуха, он снова обернулся к Харпер и сказал:
— Даю тебе честное слово, Харпер, любовь, которую я когда‑то чувствовал к Донатэлле, умерла давным‑давно. Сейчас я чувствую только ярость и злость. Свидетельницей этого ты и оказалась.
— Но ненавидеть так сильно все эти годы? — не сдавалась Харпер. — Наверняка со временем ты должен был отпустить эти чувства и двигаться вперед.
Она, безусловно, права. Ненависть к Донатэлле — его личная вендетта. Он никогда не анализировал корень этого явления. Ему это было ни к чему. Но сейчас ему вдруг захотелось, чтобы Харпер его поняла. — Я знаю, как важна для тебя семья, Харпер. Я видел, как ты относишься к тем, кого любишь, — медленно начал он, стараясь говорить спокойно и бесстрастно. — И я восхищаюсь тобой за это, хотя у тебя могло сложиться противоположное впечатление.
Харпер молча смотрела на него, ожидая продолжения.
— Но я вырос без семьи. Кроме Альфонсо, мне некому было демонстрировать свою любовь и получать любовь взамен.
— Это очень печально, — согласилась Харпер.
Вьери лишь пожал плечами.
— Я не знал ничего другого. Но когда Донатэлла сделала аборт, она убила моего единственного кровного родственника. Поэтому я так реагировал. — Вьери судорожно сглотнул. — Своим эгоизмом она лишила меня возможности иметь мою собственную семью, чтобы я мог о ком‑то заботиться и любить впервые в жизни.
— О, Вьери. — Откинув одеяло, Харпер пробралась в конец кровати и, встав на колени, накрыла ладонями его кулаки, сжимавшие спинку кровати.
— Вот поэтому я никак не мог преодолеть эту ненависть, — закончил он.
— Я тебя прекрасно понимаю. — Харпер легонько дотронулась до его щеки. — И все эти эмоции вспыхнули с новой силой, когда ты подумал, что я сделала то же самое.
— Нет. — Вьери впервые осознал, что это неправда. Он взял ее за руку. — Сейчас все по‑другому. Я так бурно реагировал потому, что я очень хочу этого ребенка.
— Понимаю, — тихо сказала Харпер, отняв руку и усевшись на пятки.
— Нет, не понимаешь. — Он присел на край кровати. — Это не связано с моим детством, или с тем, что сделала Донатэлла, или с отсутствием у меня семьи. Просто это наш с тобой ребенок, Харпер. И это делает его особенным.