— Я бы рад этого не делать, — Альфонс дернул плечом, как будто пытался что-то сбросить с себя. — Но тут все… гораздо сложнее. Можно сказать, меня просто понесло волной событий. Я оказался здесь двадцать лет назад… По моему личному счету — через день, как мы с тобой погибли.
— Так мы… погибли? — обреченно спросил Эвард.
— А ты не помнишь?.. — поинтересовался Альфонс. — Во всяком случае, мы оказались во Вратах. И душа, и тело. Мне сложно представить, как человека в таком состоянии можно назвать живым, но, если ты настаиваешь…
— Чую, ты тут двадцать лет тренировал сарказм в мустанговском стиле, — мрачно ответствовал старший Элрик.
— О да, только этим и занимался, — легкомысленно ответил Альфонс. — Итак, вот представь… оказываюсь я, пятнадцатилетний мальчишка, отвыкший пользоваться нормальным человеческим телом, посреди такой же примерно каменной комнаты, только в темном и сыром подвале, в круге преобразования… Вокруг на приступочках — штук двадцать философских камней разной степени завершенности… Апофеозом дежа-вю — чья-то пустая одежда на полу. И перепуганная девочка причитает «спасите моего мужа»!
— Тебя кто-то призвал ценой собственной жизни?! — поразился Эдвард. — Но как так, если были философские камни… Хотя погоди, как это вообще получилось, если мы были мертвы…
— Ну, технически-то живы, — пожал плечами Альфонс. — Погоди, все по порядку… Я сперва просто удивился, но делать было нечего, нужно было что-то соображать… Я вспомнил, что ты делал в аналогичной ситуации, а там как раз… доспехи под рукой попались. Ну я и…
— Но ты цел? — с внезапным ужасом спросил Эдвард.
— Да-да, цел, говорю же, там штук двадцать философских камней имелось! Просто кто-то ими пользоваться не умел: ему, видишь ли, казалось, что достаточно их просто кругом расставить — и они сами среагируют… Вообще-то я рассчитывал этого парня совсем к жизни вернуть, но, видно, там чего-то с телом не заладилось. В итоге вернул только душу… точнее, я так подумал. Потом понял, что это была не душа. Точнее, не вполне душа.
— А что? — нахмурился Эдвард. — Гомункулус?..
— Да нет, — Ал досадливо поморщился. — Вот тут начинается самая сложная часть. Помнишь, еще в самых старых трактах говорилось, что человек состоит из тела, души и духа?
— Ну… да.
— С телом все понятно, душа — это наши мысли, чувства, стремления, надежды… тоже, в общем, ясно. А вот что такое дух… это самое сложное. Могу только сказать, что дух дает нам возможность накапливать опыт, изменяться и видеть сны. На этом — конец определенного, — Альфонс развел руками. — Сколько раз я жалел, что со мной не было тебя с твоей способность идти напролом! Я много раз сворачивал на полдороге, и так ничего толком и не понял.
— Погоди, но этот-то человек… кстати, кто это был? Король? — спросил Эдвард.
— Ну да, конечно, король, — кивнул Альфонс. — Оказывается, он с детства пытался изучать алхимию. И, будешь смеяться, здесь есть такая легенда о знаменитом золотоволосом и золотоглазом алхимике, который…
— Да, я знаю, — сухо прервал его Эдвард. — Полагаю, обязаны мы ей в основном этому придурку Гогенхайму.
— Брат, опять ты пытаешься свалить вину на другого, — Ал усмехнулся понимающей улыбкой лорда Рэмси. — Отец, конечно, тоже подлил масла в огонь, но думаю, мы не должны и твою славу недооценивать. Ну так вот… и король попытался призвать его… этого самого легендарного героя. А призвал в итоге меня. И некоторых еще небезызвестных тебе товарищей. Я потом разобрал его формулы. Парень-то гений… был. Он составил такую штуку, которая, как универсальная открывашка, извлекла из Врат сразу и всех. По крайней мере, всех, кто там был. Ты, может быть, успел уже столкнуться… здесь есть полковник Мустанг, Шрам, доктор Марко…
— Доктора Марко я не встречал. Зато встречал Брэдли.
— А! — Ал вздохнул. — Брэдли не настоящий. Это местный… потомок или какой-то другой родственник. Я очень удивился совпадению имен… Наверное, это какая-то мировая ирония. Настоящие — только алхимики, которые попали во Врата в тот день… Прочие — копии. Я тут даже мистер Хьюза встречал…
— Его я тоже встречал, — перебил Эдвард. — Он ничего не помнит.
— Помнит, не помнит — это не показатель, — покачал головой Альфонс. — Эти все души в большинстве своем не сразу вспоминают. Возьми хоть Марко… Он не вспомнил, пока я не растормошил. А Мэй Чань не помнит до сих пор, хотя я все рассказал ей, как было…
— Мэй Чань — тоже?! — Эдвард оглянулся на замершую в кресле женщину, которая чуть нахмурилась, услышав, что заговорили о ней, но в разговор не вступила. Живое, напряженное ожидание, и ножи в рукавах — он почему-то в этом не сомневался. Как и в том, что взрослая Мэй Чань, применяет свое оружие не только для исцеляющей алхимии.
— Ну да, ведь она же была с нами в последний день и тоже открывала Врата. Шрам тоже не помнит, про Роя я… не вполне уверен. Но при последней встрече он меня не узнал. Их тут раскидало во времени. Они умудрились нормально родиться, в телах, принадлежащих этому времени.
— Как так?
— Не знаю… Но чем дольше я практикую, тем больше убеждаюсь, что пространство и время — едины. «Одновременность», будущее, прошлое — это вообще полная мура.
Эдвард встряхнул головой. От этого нового, и в то же время удивительно прежнего Альфонса, который чем-то и впрямь напоминал их отца, чем-то — Эдварда, чем-то немного маму, кружилась голова. Подумать только, он отправился в город, чтобы немного встряхнуться… Подумать только, он полез в этот чертов замок, чтобы сделать какую-нибудь глупость и это чертово будущее перестало бы давить на хребет с такой страшной силой…
— Послушай, ты правда Ал? — вдруг спросил Эдвард.
Альфонс посмотрел на него грустно и как-то потерянно.
— Я сам не знаю, я это или нет, веришь? — сказал он.
Они помолчали. Мэй Чань все так же смотрела на них из кресла неподвижными черными глазами, но стойкая подозрительность пропала с красивого лица, и тонкие черты светились искренним любопытством.
Взгляд Эдварда упал на блюдечко с белой жидкостью в углу лаборатории. Почти как кошачье, но для кошки размером с крупную борзую.
— Нет, ты все-таки Ал… — вздохнул Эдвард. — Кто еще мог додуматься до этих… химер.
— О, они тебе понравились?! — просиял Ал. — Кстати, они же тебя пропустили, да?.. Я их на кровь создавал, так удобнее. Значит, и родственников моих они должны были признавать.
— Пропустили, пропустили… — старший — или теперь уже младший? — Элрик поморщился. — А что король все-таки?
— А что король? — вздохнул Ал. — Привести-то я его привел… но почему-то… я не сразу понял, почему… я вернул даже не душу его. Или не всю душу… Потом я решил, что мне удалось вернуть именно дух. Тело и душа по-прежнему где-то… или вообще погибли. Ты ведь слышал уже, что он почти не выходит из покоев?.. Потому что он не уверен. Ему страшно. Он вообще не может жить в этом мире. Это дух, который совершенно беззащитен перед… перед всем, короче говоря. Нам с ним удалось кое-чему научиться, но в большинстве своем мне пришлось — и до сих пор приходится — защищать его. Мне и королеве. Иначе его бы свергли еще тогда, и началась бы такая смута… — Альфонс отвел глаза. — Конечно, я наделал кучу ошибок. Но потом мне удалось выработать план.
— Кучу ошибок? — спросил Эдвард. — План?
— Ну да, — сказал Альфонс.
— Надеюсь, не всю церковь в мини-юбки переодеть?!
— Что ты, там же одни мужчины! — совершенно серьезно ответил Альфонс. — Но ты почти угадал: реформа женской моды тоже входит в мои планы. Церковь я хочу просто уничтожить. В итоге. Но это дело минимум двух-трех поколений, а то вся страна ляжет в руины. А эти внутренние реформаторы вроде Кимбли-фанатика, который вертит Брэдли, как хочет…
Эдвард почувствовал нестерпимое желание кого-нибудь придушить. А еще лучше — завалиться спать лет на тысячу. А еще лучше — проснуться уже наконец.
27
Приглашение во дворец Марко получил без всякого труда — а может быть, ему даже приглашение не требовалось. Правда, провести больше двоих он наотрез отказался — Рой был не в том положении, чтобы настаивать. Сложного плана он тоже сочинять не стал: нужно было просто разузнать, где держат Эдварда, и по возможности освободить его. При этом наибольшие надежды Рой возлагал на самого алхимика из будущего: наверняка ведь его сумели взять только потому, что обездвижили руки. Если их ему не переломали и не отрубили, то значит, стоит его только освободить — и он сам пробьет путь наружу.
В случае чего и Рой кое-что может. О Рэмси ходят многие слухи — но вот такого, что он занимается алхимией, вроде бы нет. Хотя… с другой стороны, он интересуется медициной, и вывел, вдобавок, этих жутких гибридов — а тут до алхимии один шаг. Но кто знает…
Они добрались до дворца уже после захода солнца. Марко даже белая епископская ряса не заставила выглядеть величественно — он так и казался обыкновенным провинциальным лекарем, невесть с чего решившим поучаствовать в маскараде. Что касается Роя, то, кажется, он уже начал привыкать за эти последние дни к облачению рядового священника: еще немного, и литургию сможет прилично отслужить в случае чего. Хьюза, кажется, этот наряд все-таки смущал: он неловко крутил головой и в конце концов спросил Марко:
— А во дворце не удивятся, что с вами… рядовые монахи?
— Нет, — Марко отмел его сомнения одним движением широкой ладони с короткими, почти прямоугольными пальцами (если он и впрямь был таким хорошим врачом, как про него говорили, то просто удивительно, как он умудряется ухаживать за больными с такими лапами). — Я частенько беру с собой одного-другого из подающих надежды молодых людей: чтобы видели, что такое роскошь земная, и не обольщались ею.
Рой про себя подумал, что подобные визиты могут произвести обратный эффект на некоторых впечатлительных молодых людей, но мнение свое решил держать при себе. Уж наверное, Марко знал, что именно и под каким соусом показывать неофитам. Трюки такого рода в равной степени усваиваются и в церкви, и в цирке-шапито.