Церковь и другие деревянные постройки горели. Яркое пламя освещало территорию, и спецназовцы были видны как на ладони. То тут, то там слышались протяжные стоны и крики. Отряд нес потери.
Вскоре майору удалось разглядеть одно из укрытий противника. Почти на самой вершине огромного дерева было сооружено что-то похожее на шалаш. Укрытие, выполненное вполне профессионально, в лучших традициях военного искусства, если бы не одно «но». Боевики, которые остались в лагере, рано или поздно должны были погибнуть.
Это открытие почему-то неприятно поразило Северянинова. Поразило и одновременно испугало. Стреляя, он попытался продвинуться вперед, но тут же рядом с ним взметнулись зловещие фонтанчики. Майор понимал, что проигрыш неизбежен, что его ребята оказались недостаточно подготовленными к этой схватке. Он не знал, сколько террористов осталось в лагере, но предполагал, что не больше пяти человек. И что им нечего терять, поэтому они будут драться насмерть.
«Где вертолеты? – вдруг вспомнил он. – Ведь Погоржельский обещал прикрытие с воздуха! Вот сволочь… Его бы самого в этот ад…»
В следующее мгновение майор почувствовал, что его с неимоверной силой подбросило в воздух. Лицо опалило огнем, в ушах зазвенело, и Северянинов, пролетев несколько метров, ударился затылком о дерево. Последним, что промелькнуло в его воспаленном мозгу, была странная фраза, вычитанная им у одного из философов:
«Ликующий на костре торжествует не над болью, а над тем, что он не чувствует никакой боли там, где он ее ожидал…»
Глава 16
Целую ночь и несколько утренних часов Константин не мог дозвониться до Ларисы. Женевский номер не отвечал, словно она вообще никогда не жила в этом городе.
«Я столько времени не давал о себе знать! А вдруг Лариса заболела и ее положили в клинику? Нет, не может этого быть – когда я уезжал, она чувствовала себя вполне нормально».
В конце концов Панфилов не выдержал. Он забронировал по телефону билет на ближайший рейс до Женевы и принялся собирать вещи. Он укладывал в сумку свитер, когда зазвонил телефон.
– Вот черт, – выругался Константин и снял трубку: – Я слушаю…
– Привет, – поздоровался генерал Фалунчук.
И хотя, кроме этого короткого словца, Валерий Андреевич ничего не сказал, Панфилов понял – у генерала опять крупные неприятности. А это скорее всего могло означать только одно – с вылетом в Женеву придется повременить.
«Нет, нет и нет!» – твердо сказал себе Константин, а вслух спросил:
– Что нового?
– Нужно встретиться и поговорить. Жду через полчаса на перекрестке.
В трубке послышались короткие гудки, и Панфилов едва не зашвырнул телефон в угол. Генерал действовал напористо – Константин только начал подбирать аргументы для отказа, а Валерий Андреевич уже прервал связь, оставив последнее слово за собой.
«Ладно, схожу на встречу, – решил Панфилов, – но только для того, чтобы послать шефа к чертовой бабушке!»
Эта мысль немного успокоила его разгоряченное воображение. На всякий случай он еще раз попытался связаться с Ларисой, но вновь безрезультатно.
В назначенное время Панфилов стоял в условленном переулке. Если генерал хотел поговорить с Константином в управлении, то присылал свою служебную машину, черную «Ауди» с двумя антеннами и затемненными стеклами.
На этот раз Фалунчук приехал на встречу на такси. Автомобиль с шашечками взвизгнул тормозами и замер у бордюра, а из салона, тяжело отдуваясь, выбрался Валерий Андреевич Фалунчук. Константин двинулся ему навстречу, заранее приготовив шутливую фразу:
«Что, товарищ генерал, разжаловали? Забрали служебную машину? И теперь вы, как все простые смертные, ездите на «моторе»?»
Однако, взглянув на озабоченное лицо Фалунчука, решил, что благоразумнее промолчать.
– Привет, Константин, – генерал протянул руку и, заглянув в глаза Панфилова, удивленно вздохнул: – Черт, да ты все еще выглядишь усталым!
– У меня проблемы – Лариса куда-то пропала.
– Как это пропала?
По интонации Фалунчука Константин сразу определил, что генерал задал этот вопрос из вежливости, а его мысли в данный момент занимает нечто иное, на его взгляд гораздо более важное, чем Лариса Быстрицкая. Именно поэтому Константин решил не вдаваться в подробности и коротко ответил:
– Я не могу до нее дозвониться. Никто не поднимает трубку.
– Понятно…
Генерал опустил голову и принялся рассматривать свои ботинки.
– Валерий Андреевич, у меня через три часа самолет, так что побыстрее выкладывайте, что стряслось, – поторопил Константин.
Фалунчук мгновенно встрепенулся. Его глубоко посаженные глаза нервно блеснули, а на лице промелькнула растерянность:
– Куда это ты собрался?
– В Женеву, куда еще?
– Знаешь, Константин, а ведь с вылетом придется повременить, – осторожно начал Фалунчук и тут же перевел разговор на другую тему, не став дожидаться возмущенной реакции Панфилова. – А что это мы с тобой здесь стоим, а? Пошли к тебе, что ли? Или ты не приглашаешь?
Он кивнул в сторону дома, где располагалась мастерская Константина.
– Пойдемте, – нехотя согласился тот.
Панфилов сразу смекнул, что генерал пришел к нему по делу. И не просто по делу, а по очень важному и срочному.
«Я откажусь, и точка! – подумал он. – Мир не рухнет за те несколько дней, которые я намереваюсь провести в Женеве».
Они поднялись на шестой этаж. Панфилов отпер замки, пропустил Фалунчука в прихожую и предложил гостю кофе.
– Не откажусь, – кивнул генерал.
Когда он закуривал сигарету, его сильные руки чуть заметно дрожали, и Константин вдруг подумал, что за последние дни Валерий Андреевич сильно устал. Однако тут же выбросил эту мысль из головы.
Фалунчук ему нравился, и работать с ним было приятно. Валерий Андреевич считался с мнением Константина, и, что самое главное, не вводил своего агента в заблуждение, отдавая предпочтение горькой правде, а не сладкой лжи.
Разлив кофе по чашкам, Константин поставил одну из них перед генералом, пододвинул к нему пепельницу и сказал:
– Я весь внимание.
– Пессимисты оказались правы – операция по захвату логова «Ангелов справедливости» провалилась.
Константин не поверил своим ушам. Обычно он не демонстрировал своих эмоций, но сейчас не сдержался и воскликнул:
– Как?! Не может этого быть!
– Может, – горестно вздохнул генерал. – Еще как может…
– Что произошло? Мы ведь все просчитали!
– Просчитали они, а мы просчитались, – сдвинув к переносице седые брови, с горечью обронил Фалунчук.
Константин отставил чашку в сторону.
– Расскажите мне все с самого начала! – потребовал он, мгновенно позабыв о намерении уехать из России.
Валерий Андреевич грустно улыбнулся.
– А как же самолет? – напомнил он.
– Успею. Не на этот рейс, так на следующий.
– Ну, рассказывать, в общем-то, нечего: группа захвата вплотную подобралась к лагерю, оцепила его, проверила постройки…
– Они подходили со стороны болота? – перебил Константин.
– Да.
– Дальше.
– Но террористов там не оказалось. Они покинули лагерь несколько часов назад, оставив группу прикрытия из четверых человек. Эти четверо были обречены, поэтому защищались, как звери… Впрочем, я не совсем правильно выразился – боевики скорее нападали. Защищались наши ребята. У террористов были гранатометы, это во-первых. Во-вторых, вышла накладочка с вертолетами. Они появились на полчаса позже, когда исход боя был уже решен не в нашу пользу, – генерал склонил голову набок и, опустив глаза, подвел итог: – Вот такие дела, Константин.
Несколько минут Панфилов молча изучал трещинки на своем столе, мысленно прикидывая, где он мог проколоться? Ведь никто – ни Романов, ни отец Василий, ни их боевики – не знали, кто он, откуда и на кого работает. И вряд ли догадывались, что за его спиной стоит такая мощная организация, как Федеральная служба безопасности.
«Я ведь сделал все возможное, чтобы облегчить работу спецназа, предусмотрел все варианты, но получилось совсем не так, как планировали, – подумал Панфилов и бросил унылый взгляд на Фалунчука. – Хотели как лучше, Валерий Андреевич, а получилось как всегда».
– Возможна ли утечка информации?
– Исключено, – мгновенно ответил генерал. – Операцию разрабатывал я совместно с полковником Погоржельским, начальником секретной школы. Он – человек проверенный, тем более что пришлось задействовать и его людей.
– Ну и что вы собираетесь предпринимать?
– Не вы, а мы, Константин, – поправил Фалунчук, внимательно следя, как Панфилов отреагирует на это маленькое уточнение.
Константин молча пожал плечами и потянулся за сигаретой.
– Нервничаешь? – удивился Фалунчук.
– Немного. Честно говоря, еще утром я думал, что отец Василий уже в Лефортове и у меня на одну проблему стало меньше.
– К сожалению, мы его недооценили.
– Я имел тесные контакты с этим обезумевшим святошей, но мне и в голову не пришло, что он решится на такое…
– Ты имеешь в виду смертников, оставленных в лагере?
– И это тоже. Знаете, генерал, если раньше я был уверен, что отец Василий – сумасшедший фанатик, то теперь прихожу к выводу, что он нормальнее нас с вами. С этим святошей мы еще хлебнем горя… Кстати, а как поживает наш общий знакомый генерал Клебаничев? Вы разговаривали с ним?
– Нет.
– Почему? Ведь его дочь спасена, и ему нечего волноваться.
– Ну, нельзя сказать, что Светлана Клебаничева в полном порядке, – уклончиво ответил Фалунчук.
– Не сомневаюсь, – вспомнив взбалмошную девчонку, Константин поморщился. – Ей нужен очень хороший психиатр и полная изоляция недельки на три. А может, и на месяц, ведь отец Василий хорошенько прополоскал ей мозги. Надеюсь, когда я вернусь из Женевы, она полностью излечится от комплекса неполноценности.
– Ты все-таки собираешься лететь?
– Да.
– Но я уверен, что ты изменишь свое решение. – Фалунчук нахмурился и, растягивая слова, сообщил: – Сегодня утром Светлана сбежала и