— А как меня найдут Непроходимимы?
— Не бойся. Узнают наш адрес.
Непейвода поднёс кильку к носу, понюхал.
— Рыбка плавать любит, — сказал он.
— Она уже всё равно засоленная, — возразил Пышта.
— Чудак, обыкновенных поговорок не знаешь. Рыбка любит плавать — значит, всухомятку не идёт, в горле застревает.
Пышта вскочил, схватил ковш:
— Я вам сейчас водички зачерпну!
— Слышь, телогрейку надень!
Он накинул телогрейку тракториста, выскочил на волю. Полевой ветер бросился ему навстречу, забрался в рукава, парусами вздул брюки.
В бочке плавал откуда-то залетевший берёзовый листок. Он покачивался тихо, как лодочка без вёсел. Вместе с водой он скользнул в ковш. Можно его вынуть и просто выбросить. Да не хочется. Издалека прилетел по ветру. Мог опуститься в большом поле, а выбрал для посадки кружок воды в бочке и сел точнёхонько. Гидросамолётом называется такой самолёт, который садится на воду. И на этом берёзовом листке сидит будто крохотный невидимый пилот и управляет. И, может быть, сейчас ему нужно обязательно в ковш, чтобы попасть в полевой вагончик… Ну ладно, пойдём.
Стараясь не расплескать, Пышта пошёл обратно. Гидросамолёт гордо покачивался на воде, и острый его носик вздрагивал, как стрелка компаса.
— Принёс, — сказал Пышта. — Пейте, дяденька Непейвода. А лист не глотайте, пусть он будет.
— Ладно. — Тракторист стоял у полатей, поправлял подушку. Он вернулся к столу, взял за хвост кильку, и она хрустнула у него на зубах. — Не жизнь — малина, — сказал он.
— А воды? — спросил Пышта.
— Вода — она вода и есть. Воды много не выпьешь.
«Ну и ладно, — подумал Пышта, — пусть не пьёт, расхотел, значит».
Тракторист поглядел на листок:
— Откуда залетел, непутёвый? Оторвало от родимой веточки, и кружит без руля, без ветрил…
— Нет, — заспорил Пышта, — он сам выбрал место для посадки.
— Чудак ты… — невесело усмехнулся тракторист. — Бывает и с человеком так: мотает и мотает его, не то что лист…
— Кто мотает? — удивился Пышта.
— Жизнь мотает, вот кто. Ты, к примеру, думал учиться в школе. А сам в поездку угодил. Хотел пятёрки получать, а «долой» через «а» пишешь.
Пышта молча колупал картошку. Его, гордого, самостоятельного Пышту, мотает жизнь, как ей вздумается? Ну, нет. Сейчас он найдёт ответ, чтоб разбить такую напраслину.
Пока он искал ответ и задумчиво тыкал картошку в соль, тракторист снова встал от стола, повозился у палатей, вернулся, взял кильку за хвост и проглотил.
— Малина! — сказал он и понюхал хлебную корку.
Тут Пышта придумал ответ:
— А я сам не остался дома, пышто не захотел. А ошибки я выправлю. Пышто у меня теперь уже есть сила воли. А наш Фёдор говорит, что человек сам своей жизни хозяин, а он знает, он взрослый, с бородой.
А тракторист вздохнул, положил перед Пыштой картошку и полил её маслом из бутылки.
— Ладно, мужик с подковыркой, — сказал он. — Ты меня не подковыривай, мал ещё. Дважды два сосчитать не умеешь, а учишь, про силу воли объясняешь.
— Я уже столбик на восемь выучил! — возмутился Пышта.
— А вот мы сейчас проверим!
«Чего он такой красный стал? Разозлился на меня, что ли?..»
— Считай, мужик с подковыркой: тракторист пашет четыре гектара за рабочий день. Сколько выйдет за три дня?
Пышта легко сосчитал: 12 гектаров.
— По арифметике так, а жизнь на свой лад перемотает. Иной тракторист длинные перекуры себе позволит или вздремнёт час-другой под ракитовым кустом, и не сойдётся задача с ответом!
— Это неправильный тракторист. Я про таких решать не буду! — зашумел Пышта.
— Во, точно! — вдруг обрадовался Непейвода. — Ты уважай правильных людей. Ты меня уважай. Уважаешь, а?
— Уважаю, конечно, — ответил Пышта. Он глядел во все глаза: Непейвода сам на себя был не похож. Он улыбался, растягивая рот, словно младенец, и хмурился от лампы, как от яркого солнца.
— Ты меня уважай! — уговаривал он Пышту, тянулся к нему через стол, хватал за руку, мешая ему есть. — Я знаешь человек какой? Я всей технике хозяин! Я и на комбайне могу, и бульдозер мне давай — могу, и скрепер — пожалуйста! И ремонт могу! — Он зачем-то бил себя в грудь кулаком, так что звон шёл от крепкой его груди. — Я не такой человек, чтоб хвастать… Мне любую технику подавай. Хоть среди ночи разбуди, скажи — веди! Хоть во сне поведу! Я не хвастая скажу: кто в войну фашистские эшелоны под откос? Непейвода! В щепу! В дымину! Геройски сделал!..
Пышта слушал в восторге: вот уж герой так герой!
— В нашем деле трусу места нет! Я не хвастал скажу!..
«Вот и хорошо что он не хвастает, — думал Пышта. — А то у нас в классе есть один хвастун, Петушков. Он всё «я да я»!
— …не хвастая скажу, — Непейвода хватал Пышту за руку, — я человек храбрый. Я десятки тысяч мин вражеских обезвредил вот этими руками! — Он тряс тёмными ладонями перед лицом Пышты. — Немцы удирали, по всему нашему району мин понатыкали. Ребятишки подрывались. А жалко ведь вас, ребятишек… Я, конечно, иду, щупаю миноискателем. Стоп! Мина. Вырываю у неё жало, как у змеи. Так? Да тихо, чтоб не потревожить… В руках взорвётся — прощай сапёр! Поговорка говорится: сапёр ошибается один раз. Значит: ошибёшься — пропал! Второй раз ошибаться некому… Где я прошёл, там чисто, мин нет. А где-нибудь она, проклятая, ещё сидит, выставила проводок, ждёт — кто-нибудь пройдёт, зацепит. Тут ему и конец…
— А какая она, мина? — замирая от ужаса, спросил Пышта.
— Разная! И круглая бывает, и коробочкой, а от неё проводок тонюсенький. А в нём смертельная опасность. А то ещё встречаются замедленного действия. Эти хуже змеи. Заложил её фашист лет двадцать назад, завёл в ней механизм, поставил стрелку на сегодняшний день, на этот самый час, когда мы с тобой картошку с кильками едим. Мирные люди работают, коммунизм строят, детей растят, а она — тик-так, тик-так — в свою минуту всё разнесёт… — Тракторист взглянул в испуганные глаза Пышты и прибавил: — Ты не бойся… Разве мы допустим?.. Мы обезвредим. Ты давай ешь…
Он придвинул к Пыште хлеб, но неловко столкнул вилку. Пышта поднял.
— Меня в войну сам командующий орденом награждал! — Тракторист взмахнул рукой и неловко столкнул Пыштин стакан.
Пышта поймал его.
— Я про ваш подвиг знаю, дяденька Непейвода! — с гордостью сказал Пышта. — Мне председатель Совета товарищ Коробов и Анюта рассказали.
Вдруг тракторист смолк и опустил голову.
— А ещё чего говорили? Небось сказали: «Был герой да сплыл»? — спросил он глухо, горло ему перехватило хрипотой. — Ладно, молчи! — приказал он.
Может, он сильно о дочке затосковал? Пышта его пожалел. Надо его отвлечь.
— Давайте ещё задачи решать. Ладно, я буду задавать? — предложил он, потому что вспомнил задачу, в которой уже знал ответ.
— Не сходится твоя арифметика… — Тракторист почему-то качнулся.
— Сходится. Вот увидите!
— Валяй, — согласился тракторист и поглядел в пустой стакан.
— Вот десять картошек, — сказал Пышта. — Из каждой может вырасти по новому кусту, а на каждом кусте тоже по десять картошек. А мы их поморозили. Так сколько у нас всего не выросло?
— Чего, чего? — Тракторист поглядел на Пышту мутным взглядом. — Свою задачу задавай заведующему, который, гад, картошку поморозил без хранения. А людям чего варить? Гнилую, да? — Он качнулся.
Пышта посмотрел вниз, — может, у табуретки одна нога короче?
— А я ещё могу задачу придумать, — сказал Пышта.
— Придумывай… — Тракторист лёг головой на стол.
— Идёт дорога широкая-преширокая мимо ста полей. А почему она широкая? Пышто все поля до края на три метра не допаханы. Сосчитайте-ка, сколько земли не пахано, не сеяно, пропадёт зря под сорняками и под колёсами самосвалов, грузовиков и автобусов? Сосчитайте, дяденька Непейвода!
Вдруг чайник лязгнул крышкой, подпрыгнул. И стол хрустнул под ударом кулака. И с грохотом отлетела отброшенная табуретка.
— Попрекаешь?! — крикнул тракторист. Жилы на его шее вздулись, глаза налились кровью. — Учить вздумал? Как мне пахать землю, учишь? А ну, пошёл отсюда!
Тёмные багровые пятна загорелись на его лице. Страшным стало оно. Брань, словно камни, обрушилась на Пышту, и тяжёлая рука отбросила его.
Пышта отлетел к полатям. Перепуганный, оглушённый, присев на корточки, он спрятал голову в сенник, накрыл руками.
Ещё минуту грохотала в вагончике гроза, от хриплой брани дрожали стёкла. Потом стукнула дверь, распахнутая ударом, взвизгнула железная лесенка и простучали тяжёлые шаги по земле. Всё стихло.
Пышта чуть дышал от страха, от обиды. Он, как ёжик, вобрал в себя голову, только иголок у него не было, и потому он был совсем беззащитный.
Много ли, мало он так просидел, он не знал. Наконец приподнял лицо. Никого. В распахнутую дверь глядело большое серое небо, и под ним далеко-далеко чернелся маленький неподвижный трактор.
Глава 18. Это был зелёный змей!
Пышта встал на затёкшие ноги, и тысячи мурашек побежали у него под коленками. Он подрыгал ногой и толкнул бутылку на полу. Она покатилась, постукивая. Не хватало ещё ко всем неприятностям разлить горючее! Пышта схватил её. Не пролилось.
Пустая. Потому и не пролилось, что пустая.
Пышта понял. Не горючее для трактора, вино в ней было. Тракторист выпил и стал пьяный. Шнырин обманул. И тракторист тоже обманул. А сам Пышта сколько раз хотел чего-нибудь наврать трактористу и ни разу, ни разу не наврал! Ну, тогда Пышта уйдёт отсюда. Не надо его гнать и ругать. Он сам уйдёт.
Злые, солёные слёзы щекочут нос, капают с подбородка. Пышта натягивает лыжную куртку, суёт за ворот Майкину косынку в горошках — не бросать же!
Куда теперь идти, если Непроходимимы уехали без всякого адреса? Где вы, где вы, мои хорошие люди — Фёдор, Майка, Женя и Владик? А про маму и про деда лучше совсем не вспоминать, а то слёзы текут ручьями… Всё равно он пойдёт обратно к амбару, ляжет в сено и будет ждать. А если уж никто не придёт, он пойдёт по дороге и будет спрашивать, не видел ли кто голубой автобус. А если никто не видел, может, кто-нибудь подвезёт его в Прудки? А в Прудках он пойдёт в школу № 1 и попросит: «Присудите меня делать ещё сколько хотите «петушков», пока Непроходимимы не вернутся!» Нет, в Прудках он найдёт Анюту и скажет ей… Нет, он не пойдёт к Анюте, он ничего ей не скажет. Он пойдёт в Совет, найдёт там своего знакомого председателя Коробова. И попросит: «Отправьте меня к Непроходимимам, пожалуйста!»