Бетонная нить, натянутая между жизнью и смертью.
Поручни лестницы были ледяными. Добравшись до верха, Габриэль встал, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Одну ногу точно перед другой. Справа пустота. Внизу он различал три крошечных напорных трубы, сворачивавшие в направлении станции.
Эскиме с искаженным от страха лицом медленно оглянулся. Теперь беглеца и его преследователя разделяло от силы десять метров.
– Убирайся! – заорал Давид. – Еще один шаг, и я прыгну!
Габриэль, задыхаясь, отступил. Пейзаж вокруг словно скручивался – сказывалось головокружение. Убежать на другой берег Эскиме не мог, дамба упиралась в горный обрыв. Поль на последнем издыхании добрался до берега озера. Он остановился на некотором расстоянии от лестницы, чтобы держать Габриэля в поле зрения.
– Мы отойдем, ладно? Все… все, как ты скажешь. Но… не делай глупостей, Давид.
Жандарм сделал знак Габриэлю, который спустился на подгибающихся ногах и встал рядом с ним. Одним движением Поль оттолкнул его назад, себе за спину. Давидом овладевала паника. Он опасно раскачивался.
– Я не хочу в тюрьму.
Он плакал. Даже оттуда, где стоял, Поль видел, как содрогается его тело.
– Ты не пойдешь… в тюрьму, – заверил жандарм, пытаясь перевести дыхание. – Мы… найдем выход, хорошо?
– Какой выход? Вы спокойно дадите мне уйти?
– Почему бы и нет? Немного… краски на стенах. Страницы из романов… отправленные по почте. Что в этом ужасного? Подумай о Луизе. Подумай о моей дочери.
Эскиме потряс головой:
– Плевать мне на твою дочь.
Он посмотрел на Габриэля:
– Мне очень жаль, что с тобой так вышло. Против тебя я ничего не имею.
Увидев, как Давид склоняется над пустотой, спружинив ноги и вытянув руки вперед, Габриэль заорал от отчаяния:
– Скажи мне, где она! Умоляю. Скажи мне, где моя дочь! Я ищу ее двенадцать лет! Где ее тело?
Но тот на них больше не смотрел и, наверно, даже не слышал. Он перекрестился и качнулся вперед. Габриэль испустил долгий крик, смешавшийся с воплем Эскиме, эхо подхватило их, потом на горы опустилась тишина. Поль вскарабкался на лестницу и бросил взгляд вниз…
Давид Эскиме превратился в бескостное тело, распластанное на камнях в изножье скалы, в нескольких метрах от станции.
Чудовищно. То, что он увидел, было просто чудовищно. Прошла целая минута, прежде чем Поль спустился, дрожа всем телом. Он принялся расхаживать, уставившись в землю, потом схватил Габриэля за ворот и оттолкнул его:
– Что мы наделали? Что мы наделали?
– Да ничего мы не сделали, мы только…
– Заткнись. Дай подумать.
Он сел на камни, обхватил голову руками, заранее представляя весь ужас, который начнется, когда придется сообщить эту новость Луизе. Настоящий кошмар.
Окинул взглядом изгиб дамбы, озеро, лиственничный лес. Ледяной ветер свистел в его ушах, смертный саван опустился на плечи, как терновый покров. В нерушимой тишине огромных пространств Поль поднялся на ноги, осмотрелся вокруг, вглядываясь в природу, неожиданно обернувшуюся к нему враждебным ликом. Они были одни, осенью у Черного озера никто не появлялся. Щит «Частные владения» в километре отсюда. Никаких свидетелей.
Он решительно зашагал к каменистому склону, даже не глянув на Габриэля. Они поднялись к шале. Рукой в перчатке Поль закрыл дверь в дом.
– В эту хибару Жюли и приходила в две тысячи седьмом! – убежденно заговорил Габриэль. – Эскиме замешан! Нужно посмотреть, что внутри, нужно…
Поль снова схватил его за ворот:
– И оставить повсюду наши следы, чтобы нас вычислили по ДНК? Ты сдурел или что? Парень моей дочери погиб, мать твою! А ты не жандарм, ты всего лишь обычный штатский, и нет никакого официального расследования. Если узнают, что я был здесь в нарушение всех процессуальных норм, то на меня насядет Генеральная инспекция национальной жандармерии, я поимею серьезные проблемы, и кончится это отстранением от должности и полным крахом под занавес карьеры. Что до Луизы, то она больше видеть меня не захочет. Я не желаю все потерять из-за твоей бредятины.
Оставив Габриэля, Поль глянул на машину Давида Эскиме. Ему бы следовало сначала осмотреться на местности, а не соваться сразу в подсобку. Вот и облажался.
– Я вернусь позже, уже официально. И тогда сделаем все по правилам. Но мне нужно подумать, как лучше вытащить нас из этой задницы.
Он зашел в пристройку, нашел тряпку, протер те места, где они могли наследить.
– Я постараюсь, чтобы криминалисты не проявляли здесь особой дотошности.
Габриэль последовал его примеру. Вооружившись старым полотенцем, он занялся верстаком, протер страницы альбома и вышел из сарая вслед за Полем. Тот повесил замок на место, и они быстрым шагом двинулись через лес. Дойдя до машины, жандарм достал из багажника пакет с блокнотом:
– Ничто не должно в конечном счете привести к нам. Если я принесу этот блокнот в бригаду и внутри рано или поздно обнаружат какую-нибудь связь с этим шале или с Эскиме, неизбежно возникнут подозрения. Я избавлюсь от него.
Габриэль вырвал дневник у Поля из рук:
– И речи быть не может. Я его сохраню. Мы не можем себе позволить его утратить.
Поль вздохнул. Он должен любой ценой успокоиться.
– Ладно-ладно, но все, что касается его содержимого, ни под каким видом не должно сорваться у тебя с языка. Отдай мне, по крайней мере, автобусные билетики. Тебе они ни к чему, но лучше им исчезнуть. В сущности, это они привели нас в Еловую рощу, а Еловая роща связывает нас с этим местом.
Габриэль достал зажигалку из кармана, положил автобусные билетики на землю и поджег их. Уставился на изображение головы волка и на мгновение снова очутился в давешнем сне.
– …с тобой?
Он потряс головой, растер ногой пепел, прежде чем сесть в машину. С комом в горле Поль тронулся с места. Он постоянно поглядывал в зеркало заднего вида, боясь, что вот сейчас из ниоткуда вынырнет какой-нибудь любитель пеших прогулок и застукает их.
– Я высажу тебя недалеко от гостиницы. Там заберешь свой «мерседес» и поедешь обратно на плато. Ты должен засыпать яму. Выровняй все, набросай сверху иголок. Видеозапись должна попасть в руки дознавателей, иначе возникнет подозрение, будто я что-то скрываю. Не исключено, что кто-то опознает место, в таком случае там найдут только землю, если начнут копать. А мне нужно чем-нибудь заняться, иначе я точно сорвусь. Вернусь в бригаду и наведу порядок в бумагах, до которых руки не доходили. И раз уж я до сих пор не отправил группу на гидроэлектростанцию по поводу надписей, то сделаю это завтра утром сам. Уже поздно, я…
Он гнал слишком быстро и задел осями камень:
– Твою ж мать…
Он резко затормозил, выскочил, проверил, все ли в порядке, и сел обратно:
– Кажется, все цело, слава богу.
Его лицо, снова сосредоточенное на дороге, было белым как молоко.
– Тело можно будет заметить с задней стороны станции, когда наши там окажутся. Эскиме обнаружат, начнется расследование, сделают вывод, что он отправился на дамбу, чтобы покончить с собой. Что в конечном счете правда. Угрызения совести толкнули его на…
– Угрызения, да. Он покончил с собой.
– Нагрянем к нему, перетрясем это чертово шале, поймем, что он и был анонимщиком, а может, и больше того.
Поль пристально посмотрел на Габриэля. Он знал, что означает это больше.
– Скажи мне, что это прокатит. Скажи мне, что этот наспех состряпанный план может сработать.
Габриэль его успокоил:
– Вполне может. Эскиме вышел из дома, закрыл за собой дверь, поднялся на край дамбы и прыгнул.
Они выехали на шоссе. Поль свернул в направлении Сагаса, в очередной раз глянул в зеркало заднего вида. Никого. Его руки, вцепившиеся в руль, немного расслабились.
– После Альбиона ты вернешься в гостиницу и засядешь у себя в номере. Не забудь: никакого дневника не существует, а значит, и мужчины из две тысячи седьмого года тоже. Никаких любовных историй, никакого любовника, ты усвоил?
– Да.
– Завтра утром ты отправишься на север проверить свои счета и прочее. Ты не станешь посылать мне сообщений, вообще ничего, я сам свяжусь с тобой через пару дней. Главное, чтобы тебя и близко не было ни рядом со мной, ни рядом с этим городом, иначе мы оба окажемся в каталажке.
Габриэль покачал головой:
– Я сделаю все, как ты говоришь. Но я хочу быть в курсе расследования. Ты должен сообщать мне о любом продвижении. Твое дело теперь и мое тоже.
– Это что? Шантаж?
– Скорее сотрудничество. Тебе есть что терять, и немало, а мне нечего. Хочешь ты этого или нет, мы с тобой теперь одна команда.
Совершенно опустошенный, Поль укрылся у себя в кабинете; его едва не вывернуло.
Он чувствовал себя рыбой, попавшей в вершу. Он здорово облажался. Возлюбленный его дочери, виновный или нет, погиб из-за него. Он стер доказательства на видеокарте, уничтожил основополагающие улики, поставил под удар свою карьеру. И все это меньше чем за двадцать четыре часа.
К счастью, никто не мог заметить его отсутствия в бригаде после полудня, поскольку никто, кроме дежурного, в этот день не работал. А раз уж сегодня выходной, то он был волен приходить и уходить когда вздумается. Кроме того, никто еще не связывался с жандармерией, чтобы сообщить об упавшем с дамбы. Пока он неплохо выпутывался из этого хаоса.
Позвонила Коринна, чтобы узнать, когда он собирается вернуться; он, как всегда, сослался на завал по работе и занялся бумагами, мучительно и неотступно вспоминая падение Эскиме и его крик – истинную лебединую песнь. Давид жил в квартирке над своим похоронным бюро, но был владельцем всего здания. В таком случае кому принадлежал дом на Черном озере? Семейное наследие? Отец Эскиме сыграл в ящик с перепоя несколько лет назад. Что касается матери Давида… она скончалась, когда сын был еще совсем юным.
И хотя его очень подмывало, Поль все-таки не полез в Интернет искать что-нибудь о шале, которое, по всей видимости