окзалов. Метров через сто, следуя указаниям мобильника, он свернул на улицу Аэршо. Почувствовал душок секса и наличных денег, передаваемых из рук в руки. Машины двигались на малой скорости, включенные фары бросали пятна света на пешеходов, притормаживая у силуэтов, покачивающихся на высоких каблуках. Рабочий минимум слов, хлопанье дверцы, рокот мотора, теряющийся в ночи вместе с обещанием неземных ласк.
Не прошло и тридцати секунд, как к нему пристала проститутка с молочной кожей и телом секс-бомбы, предлагая набор услуг по четким тарифам. Ей не было еще и двадцати, славянский акцент – современная пленница эксплуататоров нищеты. В родном захолустье их приманивали хорошей работой, защитой семьи, красивой жизнью в западных странах, а то и замужеством. Но по приезде матроны, предварительно отобрав документы, посылали их на панель, били, всячески запугивали.
Чуть дальше полуголые девицы танцевали в витринах, освещенных розовыми, зелеными и светло-голубыми лучами. Демоницы, которых можно было увезти с собой или присоединиться к ним в испарине задних комнат, где слипались дряблые тела. Какие-то типы жались на другой стороне улицы, с сигаретами в зубах, притулившись к стене или забившись в темные углы. Сутенеры, приглядывавшие за своими конюшнями, а заодно наблюдавшие за ним: он шел быстрым шагом, с опущенной головой – песчинка, попавшая в идеально смазанный механизм.
Еще триста метров, и он свернул на перпендикулярную улицу, ускорив шаг и поеживаясь от навязчивого ощущения слежки. В этот момент он вспомнил о жучке под сиденьем своей машины, о своем вскрытом жилище, об изуродованном трупе на берегу. Убийца, безусловно, где-то затаился и, возможно, ждал подходящего случая.
Кстати, Габриэлю показалось, что он заметил какое-то движение за спиной, когда бросил последний взгляд назад перед тем, как свернуть налево. Оказавшись вне поля зрения, он побежал, укрылся под портиком подъезда. На углу появилась тень, посмотрела в его сторону, ненадолго заколебалась, потом торопливым шагом продолжила путь по другой улице. Действительно ли за Габриэлем следили? На всякий случай он подождал еще минут пять и убедился, что опасности нет: да и как его можно было отследить?
Он вышел на торговую улицу, где по обеим сторонам теснились магазинчики и витрины с грудами всяких безделушек; большинство лавок были закрыты, защитные решетки опущены. Продуктовые еще работали. Молчаливые прохожие не задерживались, кутая носы в кашне.
Наконец он добрался до крошечного фасада с пыльной витриной, где громоздились странные предметы: змея, обвивающаяся вокруг миниатюрной лестницы, резной деревянный ягненок вместе с младенцем, «вампирский набор», а еще детеныш дракона, плавающий в сосуде с мутной жидкостью. Были выставлены и две-три картины, соревнующиеся в уродстве: женщина с головой Медузы горгоны и лес искривленных деревьев, чьи ветви впивались в глотку воющей собаки… Лавочка «У Жакоба» оказалась не поддающейся классификации. В Интернете она значилась как «кабинет диковинок».
Нет сомнений, он пришел по нужному адресу. Габриэль еще раз подозрительно огляделся и толкнул дверь. Помещение было просторнее, чем он думал, вытянутое вглубь и слабо освещенное – наверняка ради создания соответствующей атмосферы. У Габриэля возникло ощущение, что он попал на чердак к безумному коллекционеру. Заведение дышало смесью нормального и невозможного, вроде утконоса, пресловутого животного с клювом утки, хвостом бобра и лапами выдры.
Мужчина лет шестидесяти вышел из задней комнаты – еще одна диковинка среди всех прочих. Тощий, в красной шерстяной водолазке и вельветовых штанах цвета хаки, со слишком тонкими губами, не способными прикрыть верхние зубы, выступающие вперед и словно готовые соскрести все остатки со дна тарелки. Он коротко кивнул посетителю и устроился за прилавком, листая иллюстрированный журнал с видом старой усталой горгульи. Габриэль подошел к нему:
– Я хотел бы, чтобы вы мне кое-что рассказали о картине, которую я купил у вас в этом августе.
– Какая именно картина?
Габриэль предъявил фотографию на экране мобильника. Пожилой хозяин вышел из-за прилавка и подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть. Узнав полотно, он поднял мрачный взгляд на клиента:
– А, это вы. Ваш вид… Я вас сразу не узнал. У вас были волосы. И вы были совсем не так спокойны. Впрочем, зачем я вам это говорю, вы и сами в курсе.
– В этом все и дело. У меня проблемы с памятью. Не могли бы вы в точности рассказать, что именно произошло?
Мужчина ткнул большим пальцем в сторону задней комнаты:
– Дайте мне пару секунд, я грел воск для муляжа и… судя по запаху, кажется, забыл его выключить. Я сейчас…
Значит, Габриэль приходил сюда до того, как нацепить на себя личину Уолтера Гаффина. Он воспользовался моментом, чтобы оглядеться среди кучи лежавших, висевших на стенах и свисавших с потолка вещиц. Принюхался к запахам дубильных веществ, кожи, лакированного дерева. Каждый из этих предметов таил свою историю. Откуда они? Кому принадлежали раньше? Почему бывшие хозяева сначала купили их, а потом решили от своих приобретений избавиться? За каждым стояло прошлое, а уж за картиной, обладателем которой он стал, совершенно точно. У нее было свое предназначение.
Он заметил стоявшие то тут, то там картины, попытался прочесть подписи, если таковые имелись. Но ни одна не походила на жуткий портрет Жюли и Матильды.
Торговец присоединился к нему, вытирая руки полотенцем:
– Итак…
Продавец подвел Габриэля к витрине и указал на угол, где возвышалась банка с детенышем дракона:
– Картина стояла здесь. Когда вы зашли, около трех месяцев назад, вы кинулись к ней, не говоря ни слова – ни «здравствуйте», ничего. Вы ее схватили и заплакали. Но ваше горе длилось недолго. Потому что, когда я подошел, вы ухватили меня за ворот и припечатали к стене. Вы едва душу из меня не вытрясли. Вам хотелось знать, откуда у меня это полотно.
Габриэль легко представил себе, в каком был состоянии, увидев с тротуара лицо повзрослевшей дочери, после стольких прошедших лет и так далеко от Сагаса. Он вообразил свое волнение, всплеск возбуждения, смешанного со страхом и гневом.
– Как она к вам попала?
– Я получил ее от одной богатой вдовы, которая распродавала бо́льшую часть коллекции мужа. Старик умер от сердечного приступа, если мне не изменяет память. Она дала небольшое объявление в специализированном издании, и я отправился к ней, чтобы посмотреть, не приглянется ли мне что-нибудь.
Он обвел рукой все вокруг:
– Как вы можете заметить, я питаю склонность ко всяким странностям – естественным, научным или этнографическим. Разумеется, другие покупатели из круга ее знакомых объявились раньше меня и забрали все самое интересное, как я думаю. Выбор мне остался невелик, зато там была эта картина. Она казалась чудовищно… нездоровой, но очень подходила мне по атмосфере. К моменту, когда вы появились, она простояла у меня уже четыре года, вот тут, в углу витрины.
Четыре года… Габриэлю ситуация представлялась чудовищной: испуганные лица дочери и другой похищенной девушки были выставлены на всеобщее обозрение, и никто не разглядел связи со старыми делами об исчезновениях во Франции. Худосочный хозяин потюкал по клавиатуре компьютера.
– Когда вы поняли, что я просто покупаю и перепродаю и никак не связан с самим произведением, вы успокоились. И к счастью, потому что силы у вас оказалось немерено, и вы были готовы меня убить.
Он издал нервный смешок:
– Только потом вы мне объяснили причину своей «истерии»: на картине была изображена ваша давно исчезнувшая дочь. По вашим собственным словам, она была похищена на машине, позднее угнанной в Икселе, и художник, который использовал вашу дочь в качестве модели вместе с другой похищенной девушкой, наверняка был замешан…
Он кликнул мышью. Потом провел языком по верхней десне. Габриэль спросил, не рассказывал ли он что-нибудь еще.
– Рассказывали. Вы еще добавили, что именно след этой машины и привел вас к поискам в Бельгии. В Икселе, потом в окрестных коммунах, потом в огромном Брюсселе, и так на протяжении многих лет… Вы проводили кучу времени в самых низкопробных кварталах, например в Северном квартале, из-за проституции, восточных кланов, мафии и прочего. Вы бродили с фотографией вашей дочери по улице Аэршо и по самым мерзким закоулкам города. И вам повезло: однажды вечером какая-то проститутка узнала лицо на снимке. Не по-настоящему, но она видела его в моей витрине…
Габриэль наконец-то узнал, где берет начало эта история. Получается, он набрел на картину почти случайно и уж точно без малейшей надежды обнаружить ее. Находка, которая повлекла за собой все остальное. Он вывел на экран одну из сделанных им фотографий:
– Посмотрите сюда. Картина была подписана неким «А. Г.». У вас нет соображений, какой художник может скрываться за этими инициалами?
– Вы уже задавали мне этот вопрос. Нет, я представления не имею.
Человечек что-то черкнул на отрывном листке.
– Но владелица, которая мне ее продала, возможно, что-то знает. Поэтому, как и три месяца назад, я дам вам ее адрес, – предвосхитил просьбу Габриэля хозяин лавочки, протягивая листок. – А с вашей памятью что-то серьезное?
Габриэль в этот момент прочел: «Симона Хмельник. Ранбеш».
– Достаточно серьезное, чтобы я не помнил, что уже вас видел, но я выживу. Ранбеш… Где это?
– Приблизительно в получасе отсюда, на опушке леса Валлонского Брабанта. Это уголок богачей, по одним домам сразу видно. Симона Хмельник живет в настоящем особняке, в стиле модерн. Ну, если она до сих пор там живет. Как я вам уже говорил, дело было четыре года назад, а такие домины слишком велики для одинокой женщины…
Мужчина аккуратно поправил рамку с засушенными насекомыми, висевшую прямо позади Габриэля, и вытянул шею, когда зашла парочка готического вида. Жестом дав понять, что сейчас уделит им внимание, он понизил голос, доверительным тоном обратившись к Габриэлю: