В подворотню изнутри с трудом просунулся чёрный нос. Поелозил немного, оценил обстановку и убрался обратно. Из-за ворот раздалось:
— Р-Р-Р-Р-ГАВ!!!
Сказано это было так, что стая мгновенно развернулась и бросилась прочь. У Лохматого задние лапы занесло на повороте, он едва не упал, но удержался и рванул так, что обогнал всех остальных.
Макс так устал и проголодался, что не поверил ушам, когда из-за ворот сказали:
— Ну, что стал? Заходи, гостем будешь!
Подворотня пришлась как раз по Максову росту в холке.
Хозяина толком рассмотреть не получилось. Он был так огромен, что в поле зрения не помещался. Хвост сам собой поджался под брюхо, но Макс собрал всю таксичью храбрость и вежливо обнюхался с незнакомцем. Нос говорил, что тот не молод, здоров, и что его недавно выкупали с шампунем от блох.
— Ты кто такой? Рассказывай!
— Я такс по имени Макс. Гулял и потерялся.
— Гулял? Везёт же некоторым. А я вот на цепи сижу. Алабай я. Зовут — Абрек. Сторожу здесь.
— Рад познакомиться.
— Да ладно тебе. Если потерялся, то радоваться или печалиться некогда: думать надо. А думать лучше всего после еды. Сейчас…
Абрек подошёл к вольеру, вытащил оттуда блестящую миску, где могло бы поместиться четверо таких, как Макс, и со страшным грохотом уронил её на асфальт.
— Оглохла она там, что ли?
«От такого и оглохнуть можно» — подумал Макс, но благоразумно промолчал.
Абрек перехватил миску поудобнее и подкинул её вверх. Грохот раздался такой, что у Макса заложило уши, а в соседнем дворе кто-то залился отчаянным лаем. В доме открылось окно, из него высунулась пожилая женщина и крикнула:
— Не шуми! Сейчас принесу!
— Ага, услышала… Пока не напомнишь, никто не пошевелится, — проворчал Абрек. — Сейчас ужинать будем. Только ты спрячься пока в вольере, а то Петровна как раскричится — еда в горло не полезет.
В вольере пахло взрослым псом и валялась кость, которую Макс даже и укусить толком не смог бы: так широко пасть не разинуть — челюсть вывихнется.
— Вылезай ужинать!
В миске была каша с мясными обрезками — ничего, вкусная.
— А теперь спать. Утро вечера мудренее, как Петровна говорит.
Макс так устал, что заснул мгновенно и спал без задних лап — до тех пор, пока его не потыкали в бок холодным мокрым носом.
— Подъём! Можешь вылезать, Петровна поесть принесла и ушла на работу. Я тебе оставил, доедай, а я пойду кость погрызу.
Доедать пришлось долго. Макс почувствовал, что стал похож на сардельку.
— Ну, теперь давай думать, — сказал Абрек, лёжа у вольера. — Стоп, а ну-ка подойди поближе… Это у тебя что такое на ошейнике? Адресник! Тогда всё только от тебя зависит.
— Извини, я ничего не понял.
— Мал ты ещё, вот и не понял. Нормальные хозяева на ошейник всегда адресник цепляют. Там внутри бумажка, на ней написано, как тебя зовут, и телефон хозяина.
— У тебя тоже такой есть?
— У меня табличка на ошейнике. Там всё написано, крупными буквами. Понимаешь, адресник отцепить нужно, чтобы прочесть, а ко мне чужие люди не подходят. Боятся, по запаху чувствую. А чего меня бояться? Не уноси ничего отсюда и не выходи без Петровны, вот и всё.
— А как заходить-то? Я же зашёл.
— Ты свой: собака. И зашёл по моему приглашению. Не люблю, когда маленьких обижают. А людей хороший сторож впускает всех и не выпускает никого, если хозяева до ворот не проводят.
— Всех — всех?
— Да, только почему-то никто сам не заходит Я же никого не прогоняю. Не лаю, не рычу. Лежу себе у ворот на солнышке. А люди Петровне звонят, если нужно войти. Они вообще странные, я давно заметил.
— Точно, странные. Безнюхие какие-то. Но интересные. А Хозяев я просто люблю, вот.
— И я Петровну люблю, хоть она и крикливая. Зато готовит вкусно, в жару меня из шланга поливает, от блох обрабатывает. И внук у неё есть, Славка. Когда он приходит, с ним поиграть можно. Славка на мне верхом ездит и воображает, будто я — конь, а он — рыцарь. Ты не знаешь, это что такое?
— Не знаю. Надо у Сашки спросить, он всё на свете знает — ну, почти всё…
Тут Макс вспомнил, что потерялся, и замолчал.
— Значит, так. Слушай сюда: сейчас идёшь на улицу, высматриваешь человека с собакой. Подходишь к нему, даёшь посмотреть адресник. А остальное он сам сделает. Настоящий собачник всегда собаке поможет. Если с первого раза не получится, пробуй ещё и ещё. Сейчас утро, как раз всех выгуливают. Давай, удачи!
— Спасибо! — сказал Макс и лизнул Абрека в морду — так, как вежливому щенку полагается благодарить взрослого пса.
Это была Трасса Утренней Прогулки — аллея, по которой шли и шли люди с собаками. Макс сидел у самого бордюра и изо всех сил старался не падать духом. Но время шло, а ничего не менялось. Старушка с кем-то пучеглазым на поводке не обратила на Макса никакого внимания. Здоровенный парень, похожий на своего ротвейлера, только без намордника — тоже. И девчонка, чуть повыше своей собаки, прошла мимо…
— Кузя, по-моему, он потерялся… А ты как думаешь?
Рыжий Кузя хвостом выразил согласие.
— Так это вы, юноша, носитесь по двору как угорелый? И это вы вчера чуть не сбили меня с ног?
Макс принюхался и узнал того самого старика с палочкой. От него пахло книгами, кофе и аптекой. Стало так стыдно, что хвост поджался, а уши опустились… Залезть бы под диван, отсидеться, да где тот диван.
— Ну, и что с вами прикажете делать?
Старик с трудом наклонился и потрепал Макса по холке. Повернул ошейник, начал отцеплять адресник…
— Смотри, Кузьма, вроде всё не так плохо… А ну, где мои очки? Что тут пишут… Ага, значит, ты Макс? Ну-ка…
Старика уже говорил по телефону, но Макс не понимал ни единого слова. Сердце у него колотилось так, словно хотело выскочить вон.
— Ты, это, того… Не трясись. Если Андрейлексеич взялся, всё будет нормуль, — поддержал Кузя.
— Извини, я не поздоровался. Привет!
— Привет!
Вежливое обнюхивание кончилось как раз вовремя: старик сказал: «Всё, ждём здесь!» и сунул телефон в карман.
Макс улегся на пыльную траву и приготовился ждать, сколько потребуется. Кузя пристроился рядом — за компанию.
— Ну что, дело идёт на лад. — подытожил Андрейлексеич. — Макс, только не убегай никуда, хорошо? А то мы с Кузей тебя не догоним. Старые мы уже бегать…
— Ну, я-то не очень старый — шесть лет всего, — уточнил Кузя. — А Хозяину скоро восемьдесят.
— Ничего себе… А ты у него компаньон, да?
— Я у него друг. Собеседник. Семья. На все лапы, короче. Одинокий он был, пока меня не подобрал — там, где баки мусорные. Так вот с тех пор вместе и живём. Я его гулять вожу, а то он в магазин выбирался раз в неделю, и всё. А ему свежий воздух нужен — для здоровья и чтобы в четырёх стенах не засиживаться. Знакомых мы с ним завели, гуляем вместе, за жизнь разговариваем… Смотри, смотри! Бегут!
По аллее мчались Дашка с Сашкой, и Макс понёсся навстречу, заливаясь торжествующим лаем.
— Максик! Живой, здоровый! Ура-а-а!
— А мы объявления расклеивали… — и Сашка с силой запустил вверх стопку бумажных листов. Они взлетели, словно вспугнутые голуби, и, кружась, разлетелись по аллее. Один упал прямо к ногам Андрейлексеича, тот поднял его и прочёл:
— «Верните друга! Макс, чёрно-подпалый…» Так-так. «Мы его очень любим!…» А сорить всё равно не надо, молодой человек.
— Это я от радости. Сейчас подберём, — пристыженно сказал Сашка.
— Обязательно! — поддержала его Дашка, беря Макса на поводок. — Подержите его минутку, пожалуйста. Мы быстро.
Пока они собирали листы и засовывали их в урну, Макс чуть не лопнул от нетерпения и счастья.
— Вот, папа просил передать, — Дашка протянула старику несколько бумажек. — Там, в объявлении написано: «вознаграждение»…
— Не надо. У нас с Кузей всё есть — правда, Кузьма? Вот видите, и он согласен. Лучше приходите, погуляем все вместе.
— Спасибо вам! — хором сказали Дашка-Сашка.
— Ну, мы пойдём. Пошли, Кузя.
— Он у вас такой красивый, — сказал вежливый Сашка и почесал Кузе за ухом. — Какая это порода?
— Дворянин, — ответил Андрейлексеич и улыбнулся.
— Столбовой, наверно?
— Точно, столбовой. Ты, я смотрю, историю любишь?
— Ну да. И у Пушкина написано — в сказке про золотую рыбку.
— Слушай, а что это за порода такая? — шепнул Кузе Макс.
— Шутят они. Это значит — дворняга, беспородный. Так оно и есть, да я не заморачиваюсь. Мне и так хорошо. Ну, бывай!
— Будь здоров!
— Ты это лучше Андрейлексеичу пожелай. Что-то он у меня прихварывать стал. К ветеринарам… тьфу, к докторам всё время ходит.
Макс сел перед стариком и подал ему лапу.
— Рад был познакомиться, Макс! — серьёзно сказал Андрейлексеич и пожал протянутую лапу.
Когда открылась дверь, в прихожей мгновенно оказались все, кроме Мавры. Ничего хорошего это не предвещало. Хвост был того же мнения.
Хозяева принялись гладить Макса, чесать ему за ушами и говорить, перебивая друг друга:
— Фу, прямо камень с души свалился…
— Я уже хотела с пэпээсниками связываться, пусть смотрят на маршрутах…
— Дашка-Сашка, вам благодарность в приказе…
— Ну, да, а от кого он сбежал?
— Кто старое помянет, тому глаз вон!
— А кто забудет, тому — хвост! Бежим, я уже опаздываю. Шампунь от блох купить надо, наверняка он их набрался, пока бомжевал…
Дверь за хозяевами закрылась. Дашка метнулась на кухню, наполнила миску и убежала следом — вместе с Сашкой.
— Ну, дер-р-ржись, пар-р-рень! — негромко сказал Рома сверху.
Макс и сам понимал, что главное впереди.
Тут вошла Мавра, и стало ясно: на улице были цветочки. Сейчас будут ягодки.
— Явился не запылился! Где тебя черти носили? Тут все с ума сходят, а он где-то шляется! У меня от переживаний внеплановая линька началась на нервной почве! Дашка ревёт в три ручья, Сашка с ней не разговаривает, у хозяйки глаза на мокром месте! Хозяин три года не курил, а сейчас полпачки выкурил! Маврик чуть не сбежал тебя искать, уже на лестнице поймали! Тоже мне, путешественник! Фёдор Конюхов гладкошерстный! Тур Хейердал лопоухий! Ну, я тебя…