Тоня легко согласилась.
Мы прошли через сквер, перешли через дорогу, вышли к дому, и зашли в подъезд. Затем поднялись на третий этаж, я нашарил в кармане ключи, отпер квартиру, и мы вошли.
— У меня тут не особо чисто, — извиняясь сказал я в прихожей. — Холостяцкая берлога.
— Ничего, все нормально, — сказала Тоня, снимая обувь и вешая сумочку на пристенную вешалку. Но взгляд ее то и дело цеплялся за беспорядок по углам.
Я споро прошел на кухню, быстренько убрался на столе. Из настенного шкафчика достал пару бокалов, ополоснул и хорошенько протер. Затем в холодильнике нашел твердый сыр, сырокопчёную колбаску, нарезал, выложил на блюдечка. Скромно, но чем богаты. Если что, в морозилке имелась пачка пельменей, а в буфете — еще бутылка приличного вина. В общем, не пропадем.
Тоня вошла, осмотрела мою аскетичную кухоньку, задержалась на башенке немытой посуды в раковине, пыль на полках. Прищурилась на меня и покачала головой. Ну…
Я разлил вино, сказал тост, и мы пригубили вино. Мало по малу, под беседу, бутылка опустела. Тоня заметно захмелела, и я решил, что, наверное, хватит.
— Сереж, а у тебя есть девушка? — спросила она вдруг и странно на меня посмотрела.
Я проглотил колбасу, напрягся.
— Нет, — ответил я глухо.
Тоня улыбнулась, вдохнула и улыбнулась.
— Сереж, — продолжила она тем же загадочным тоном. — А какие у нас отношения?
Я пожал плечами.
— Дружеские, Тонь, — ответил я. На всякий случай закрепил: — Мы друзья.
— Да-а, друзья… — протянула она как-то невесело.
Затем после некоторой паузы сказала:
— Ты для меня сегодня так много сделал.
Я почувствовал себя неловко, и даже некоторое количество вина в организме не справилось с этим.
— Так для этого друзья и нужны, — сказал я и натянул улыбку.
Взгляд Тони блуждал по моему лицу. Знакомый такой взгляд.
Я поднялся с табуретки, сказал:
— Выйду покурю, с твоего позволения.
Соседка неуверенно качнула головой.
— Курить вредно, — сказала она.
Я понимающе покивал и вышел на балкон, торопливо закурил и попытался собраться с мыслями.
Так. Нас пытаются вовлечь во что-то очень подозрительное. Что нам делать? Голлум не знает.
Не будь балдой, девушка явно настроена на романтический вечер. Наши действия? Идем в бой? Или тактично сводим все на нет?
Ты в своем уме — в день рождения?!
Но мы же просто друзья.
После бутылки вина, помноженных на открытую симпатию? Ага… конечно.
Как же нам быть?
Голлум не знает. Ты сам ее пригласил. Теперь и думай.
Я выпустил дым, стряхнул пепел и взглянул на город. Город вздыхал, словно огромный черный корабль с множеством пробоин желтых точек-окон. Внизу, в темноте кто-то смеялся. По дорожкам, в свете уличных фонарей маятником брел нетрезвый мужик. Сверху соседи на повышенных тонах выясняли отношения.
Так. Надо что-то делать. Если мы переспим, дружбе, скорее всего, конец.
Я погасил окурок в пепельнице, немного постоял, дыша прохладным воздухом, а затем пошел обратно.
Тоня сидела с бокалом руке. Увидев меня, она призывно вытянула руку и похлопала по столешнице.
— Садись, Сереж, садись.
Я сел. У меня в бокале тоже немного оставалось.
— Тонь, может хватит вина? Бабушка будет не в восторге.
— Все нормально, я сказала, что задержусь у подруги.
Ага. Отлично…
— Хочу поднять тост за тебя, — сказала девушка важно. — За такого друга как ты, Сережа. Ты очень хороший человек, прекрасный товарищ. Столько для меня сделал. Кому-то с тобой повезет. Спасибо тебе за все.
Мы свели бокалы. Тоня отпила основательно, я сделал лишь глоток.
Мы некоторое время сидели молча, затем я поднялся, и принялся убирать со стола. Тоня неуверенно встала и взялась помогать. На ее лице вновь мелькнула знакомая застенчивость.
Я сгрузил остатки колбасы и сыра в одно блюдце, поставил в холодильник. Взял бокалы, слил остатки вина и поставил в раковину.
На секунду мы с Тоней оказались радом. Взгляды встретились.
Она сделала шаг ближе, осторожно положила руки на плечи и потянулась ко мне губами.
Голлум?!!
Но было поздно. Мы поцеловались. Сладкие, чуть терпкие, от вина губы Тони, заставляли отвечать снова и снова.
Мои руки оказались у нее на талии, я прижал ее к себе. Но все же, в какой-то момент отстранился. Взглянул в полыхавшее краской лицо Тони, в полные трепета глаза.
— Тонь, — выдавил я. — Нам лучше не…
— Глупый, — мягко сказала она и вновь прильнула к моим губам.
Мы целовались долго, а затем плавно оказались в гостевой, служившей мне спальней, и упали на разложенный диван.
Я старался, правда…
Тоня оказалась сверху, отбросила очки в сторону, рассыпала волосы по плечам. Она страстно меня поцеловала, затем сняла с себя верхнюю одежду, расстегнула лифчик и прижалась ко мне.
— Я хочу стать девушкой, — жарко прошептала она мне на ухо.
— Что?.. — просипел я глупо.
— Сделай меня девушкой, Сереж.
Здравствуй клин. Добрый вечер, как поживаете?
Я привстал на локтях и уставился на Тоню. В скудном мягком свете из кухни я видел ее соблазнительные очертания, полные груди. Она кокетливо провела руками по моей груди и склонила голову.
— В смысле? — выдавил я, хотя все и так предельно ясно.
— В самом прямом, — тихонько сказала она и пьяненько хохотнула. Руки плясали по груди, шее, зовуще ласкали.
Я сглотнул ком в горле. Отстранился и сел на кровати.
Так. Спокойно.
— Тонь, я… я…
А что я, кстати? Блин…
Я заглянул в ее лицо, пытаясь в сумраке прочесть взгляд.
— Так нельзя, Тонь.
Теперь на некоторое время замешкалась она.
— Почему? — удивилась девушка. — Хочу сделать это с тобой.
Я осторожно отстранил Тоню, выбрался из соблазнительных пут ее бедер, и сел на кровати. Тяжело вздохнул и отер руками лицо.
Да что ж такое-то…
А почему, кстати, «так нельзя», Серег? Ну правда? Так все делают. За счастье. А ты как обычно.
— Это должно быть по-другому, — глухо ответил я не то себе, не то разочарованной Тоне.
— Как «по-другому»? — Голос ее дрогнул.
Думай, балда, думай.
Но мысли предательски ускользали, и я сказал, что было на сердце.
— По любви, мне кажется. — Я перевел на нее взгляд. Да, та еще ситуация. — Между людьми должны быть чувства, — говорил я. — Глубокие. Это особый момент. И… и должен случиться по любви. Наверное, так.
— Но ты мне нравишься, — с легкой обидой сказала она.
— Ты мне тоже, Тоня. Ты очень хорошая, красивая, умная. Ты замечательная, но между нами нет чего-то большего. Ты же сама чувствуешь и все понимаешь.
Она ничего не ответила. Потому что это было правдой. Симпатия — еще не любовь. Страсть — тоже далека от нее.
Тоня закрыла лицо ладошками и тихонько заплакала.
Ну вот.
Я подвинулся к ней, обнял, прижал к себе.
— Ну-ну, перестань. Ты чего?
— Опять… — всхлипнула она у меня на плече.
— Что?
— Опять день рождения все испортил…
И она громко зарыдала.
Я отчего-то хмыкнул, обнял ее крепче, давая излить эмоции.
— Все хорошо, — шептал я. — Наоборот, все как нельзя лучше.
Она выпуталась из моих объятий, шмыгнула носом, безвольно вытянув руки перед собой.
— Не лучше… мне уже двадцать два, а я до сих пор… — и она вновь заплакала.
Когда она немного успокоилась, я сказал:
— Так это же хорошо. Сейчас редко кто себя бережет. Люди раскрепостились, спят с кем попало. А чувств-то нет, понимаешь? Как в той песне: «ночь без любви, утро без обиды». Это должен быть особый человек. И потом, тебе всего лишь двадцать два. Всего лишь, слышишь?
Тоня горько всхлипнула.
— Если интересно, я тоже не ловелас, — утешительно сказал я. — Девственность потерял в двадцать пять. И что же? Жив, здоров, как видишь.
Она вытерла пальчиками слезы, взглянула на меня.
— Ну? — я улыбнулся. — Все нормально.
— Правда? — наивно спросила она.
Я рассмеялся, обнял ее.
— Правда, Тонь. Честное-пречестное.
Вот так мы сидели, обнявшись некоторое время. За окном уже была глубокая ночь.
Затем Тоня принялась одеваться, я отвернулся.
— А можно я у тебя останусь? — спросила она робко, когда справилась.
— Можно, — отозвался я. — Только бабушке позвони, скажи, что у подруги переночуешь, чтобы не беспокоилась.
— Давно уже позвонила, — и она чуть улыбнулась.
Я хмыкнул.
— Ладно, тогда предлагаю идти спатушки. — Я поднялся с кровати. — Располагайся, будь как дома.
Глаза давно привыкли к темноте, и я увидел, как Тоня взглянула на меня.
— А ты?
Я пожал плечами.
— Устроюсь на кухне, на мягком уголке.
— Останься, — попросила Тоня, вытянула руку и положила на мятую постель. — Останься со мной, пожалуйста.
Я на секунду замялся, заподозрив подвох, но в голосе этого не почувствовал.
— Хорошо, — сдался я. — Только свет выключу на кухне. Ты ложись.
Я вышел на кухню, подошел к раковине, набрал полные ладони воды и плеснул в лицо. Прохладная влага немного взбодрила. Я вытерся бумажными салфетками, — полотенце опять куда-то запропастилось. Затем выключил свет, запер окно и тихонько вернулся в спальню.
Тоня лежала на боку, свернувшись калачиком. Неужели так быстро уснула?
Я осторожно накрыл ее одеялом, прилег рядом в одежде, как был, набросил покрывало и закрыл глаза.
Утреннее солнце уже пробивалось сквозь занавески, когда я проснулся. Я потянулся, приятно хрустнули суставы. На кухне послышался легкий шум, и воспоминания вчерашнего дня заполнили тяжелую голову. Тоня.
Я с кряхтением поднялся, приходя в себя. Затем встал, немного размялся и вышел из комнаты.
На кухне Тоня хлопотала у плиты.
— Привет, — хрипловато поздоровался я. Она резко обернулась, видимо не слышала меня, улыбнулась.
— Привет, — мягко и привычно застенчиво сказала она. На щеках появились милые ямочки. Во взгляде — ни тени смущения. Хм.