Жил на свете человек. Как мы стали теми, с кем родители говорили не общаться — страница 17 из 49

Мы можем только догадываться о тех препятствиях, которые незрячему человеку приходится преодолевать каждую минуту, каждый день своей жизни, какие проблемы решать и каких усилий все это ему стоит. Часто ли мы задумываемся, какую роль для человека играет визуальная информация – о пространстве и времени, в которых мы мыслим и существуем, об окружающем нас предметном мире, который мы пытаемся познать и в котором осознаем себя самих. Источники приводят разные цифры: кто-то пишет о 75 % информации, получаемой через зрение, кто-то оценивает этот объем в 90–91 %. Но, как бы то ни было, суть не в этом. А в том, что зрение для человека – самый значимый из всех сенсорных каналов восприятия «объективной реальности, данной нам в ощущении»[24].

Нужно ли перечислять, чего лишен человек, не имеющий возможности видеть? Для понимания этого жесточайшего ограничения во всем достаточно оглянуться и посмотреть вокруг себя. Зрячему, само собой. Здесь еще важно иметь в виду, что отключение (независимо от причин) визуального канала кардинальным образом меняет не только восприятие внешнего мира человеком, возможности его коммуникаций с окружающими и каких-либо действий. Оно требует глубокой перестройки всей психики, если говорить о взрослом, утратившим зрение, и особых условий для ее формирования, когда речь идет о слепом ребенке. И тут естественным образом возникает вопрос: кому из них легче? Кому проще приспособиться к жизни в этом другом мире – потерявшему зрение в сознательном возрасте или слепому от рождения?

В ход идут разные аргументы. Многие считают, что смириться с потерей зрения взрослому, уже сформировавшемуся человеку, намного труднее: ему приходится ломать весь привычный уклад, заново учиться всему – ходить по улицам, ездить в транспорте, читать, работать. Учиться жить. Для большинства эта потеря и эти перемены не проходят без жесточайшей депрессии, с которой человек не в состоянии справиться самостоятельно, порой он так и не находит в себе ни сил, ни желания адаптироваться к новым условиям, часто – вообще желания жить. Взрослому в разы сложнее освоить шрифт Брайля, поскольку подушечки пальцев со временем грубеют; сложнее овладеть компьютером, если до этого ему не приходилось им пользоваться; сложнее получить образование и овладеть новой профессией…

Казалось бы, ребенку проще приспособиться – ведь он лишь начинает познавать мир, используя те способы, которые ему доступны: слух, обоняние, тактильные ощущения. Его мозг активно развивается, и отсутствие визуальной информации он компенсирует за счет других источников. Если же говорить о глубине психологической травмы, теоретически можно предположить, что потеря того, о чем ты вообще не имеешь представления (возможности видеть), должна восприниматься не так болезненно. Однако было бы ошибкой считать, что слепорожденный не страдает от этого, не осознает своей особенности и ограниченности в мире видящих. Формирование личности, самоидентификация, принятие себя таким как есть, построение отношений с миром зрячих – серьезных психологических проблем тут тоже не перечесть.

Сможет ли ребенок стать взрослым с устойчивой, здоровой психикой, готовой выдержать испытание жизнью, сможет ли составить для себя адекватную картину мира, в котором ему предстоит существовать и реализовывать себя?

Конечно, все это теоретизирование чисто умозрительное, особенно с позиции обычного человека, и эта дилемма на самом деле не имеет решения. История каждого незрячего настолько же типична, насколько и уникальна. И как сложится его жизнь, зависит от многих факторов, не только от причины слепоты и ее степени. Свои роли здесь играют абсолютно все обстоятельства – начиная от семьи и качественного обучения вплоть до географии рождения, уровня медицины и возможностей абилитации[25] и реабилитации. Но самый значимый фактор – социальная зрелость общества, которое мы привыкли считать цивилизованным, его этическая культура.

Сказки и шоколад

К рождению ребенка Татьяна стремилась давно, это была ее самая заветная мечта. Девушка была хороша собой, недостатка мужского внимания никогда не испытывала, а посему была разборчивой невестой, тщательно взвешивала все плюсы и минусы очередного поклонника, не в последнюю очередь отмечая для себя его физическое здоровье и наследственность. Замуж тем не менее она вышла по взаимной любви, за однокурсника, отвечавшего всем ее представлениям об идеальном супруге. В первые же месяцы брака Таня забеременела и теперь была совершенно счастлива. Она посвятила все свои мысли и заботы семейному гнездышку, часто ездила по магазинам и компаниям, занимающимся обустройством квартир и ремонтом.

Одна из таких поездок и привела в результате к непоправимому. Компания, куда направлялась будущая мама, находилась в ближайшем Подмосковье, и добираться нужно было на электричке. Зима, толпа народа, обледенелый перрон. Кто-то нетерпеливый активно напирал сзади, Таня поскользнулась на самом краю платформы и, не удержавшись на ногах, провалилась в узкий проем между электричкой и перроном. Хорошо еще, что стоявший рядом мужчина успел схватить ее за капюшон пальто и быстро вытащить из-под колес. Опасаясь за ребенка, женщина тут же вызвала скорую и отправилась в больницу. Каких-либо травм или повреждений плода в ходе обследования там не выявили, но через неделю у нее произошли стремительные роды. Врачи предполагали, что причиной их стал испытанный женщиной сильнейший стресс.

Мальчик в результате появился на свет намного раньше положенного срока, на 33-й неделе беременности. Весил он всего два килограмма, но врачи высоко оценивали его шансы на выживание. И в самом деле, маленький Леша хорошо набирал вес и приходил в норму, словно стремился быстрее наверстать потерянные недели внутриутробного развития. Но без последствий для малыша все же не обошлось: в начале второй недели его жизни офтальмолог диагностировал ретинальное кровоизлияние[26]. Что именно сыграло здесь решающую роль – характер родов или глубокая недоношенность плода, – уже не имело значения. Факт есть факт, вопрос в том, что с этим делать. Малыша лечили сначала медикаментозно, но эффекта это не дало, сетчатка обоих глаз начала частично отслаиваться. Не вдаваясь в тонкости и медицинскую терминологию, скажу лишь, что в 10 месяцев от роду за плечами Леши было уже шесть операций, но ни лазерное лечение, ни криотерапия[27] помочь не смогли, все закончилось тотальной отслойкой сетчатки и постепенной атрофией зрительного нерва. Спасти хотя бы частично зрение малыша не удалось.

«Историю, связанную с моим рождением, я слышал от мамы тысячу раз, никак не меньше, – вспоминает Алексей. – Ни одну из сказок в детстве я не просил ее пересказывать так часто, как эту – сказку о Маме и ее Заколдованном мальчике. Она мне никогда не надоедала, и каждый раз в ней появлялись новые подробности и повороты сюжета. В конце концов она стала просто сказкой о смелом мальчике, который отправился в опасное путешествие по темному миру неизвестности. Став немного старше, я начал понимать, что мама придумывала для меня такие увлекательные приключения из самых простых событий дня сегодняшнего или предстоящего.

Помню, я как-то опрокинул на себя тарелку горячей манной каши, так вечером в рассказе мамы это превратилось в битву храброго маленького витязя с целой стаей диких и кусачих сладкокрылов, с которыми он потом помирился и подружился. Года четыре, наверно, мне тогда было. Или рассказ о волшебном городе под землей, где электрические машины летают по железным рельсам быстрее ветра. Обычно он повторялся перед поездкой к врачам, которую я со временем привык считать хоть и неприятным, но очень ответственным испытанием и, как потом говорила мама, никогда при этом не плакал и не капризничал.

Даже сейчас многие мамины сказки я хорошо помню: о споре большой и маленькой ложек, о чашке-непроливашке, о собаке Некусаке и кошке Излукошке. Вот бы собрать их все в одну большую книжку для незрячих деток! Есть такая мечта у меня. А может, и не только незрячим она будет интересна. Я, когда учился в психолого-педагогическом университете, понял, как мне повезло с мамой, ведь она – прирожденный тифлопедагог[28]. Благодаря маме я не был один в темноте и почти никогда не боялся неизвестности. А еще благодаря Грэю».

Двухмесячный щенок шоколадного лабрадора появился в жизни Леши, когда ему исполнилось пять. Мальчика тянуло к собакам с тех пор, как он встал на ноги. Татьяна даже стала побаиваться гулять с ним во дворе: заслышав собачий лай, Лешка начинал шебуршиться в прогулочной коляске, пытаясь вылезти из нее, вырывался из рук, чтобы побежать навстречу. К дворовым собакам Таня остерегалась его подпускать – кто знает, как они воспитаны, не опасны ли. Но интерес сына к животным решила поддержать. Нашла в одном из реабилитационных центров программу канистерапии (говоря проще, собаколечения), повозила его туда. Счастью Лешки не было предела! Игры и общение с собачками Центра заметно помогали развитию малыша, его активности и интересу к жизни. К тому же он перестал впадать в истерику, когда терялся в своем маленьком детском мирке, теперь он не боялся какое-то время побыть один в комнате. Для родителей стало совершенно очевидным, что сыну нужен четвероногий друг и помощник.

К исполнению этого решения они подошли исключительно обстоятельно, не ограничиваясь одной теорией. На все про все ушел почти год. За это время Татьяна отучилась на курсах кинологов, прошла стажировку в школе собак-поводырей и даже самостоятельно воспитала одного лабрадора. «Сама не ожидала, что способна на такое, – говорила она позже друзьям, – ведь в детстве я панически боялась собак». И вот час настал. Пятый день рождения стал для Леши самым светлым, радостным и памятным моментом на всю жизнь, а Грэй – надежным проводником в мире зрячих и лучшим другом. Тем, кто творит чудеса.