Похороны Игоря взял на себя его школьный друг Андрей, он же помог мне добраться домой после выписки. Я не представляла себе, как мы с сыном будем жить дальше. Но Никита сказал, что он справится и все у нас будет хорошо. Он вставал утром в шесть часов, вывозил меня в туалет, мыл, одевал, усаживал в кресло. Готовил завтрак, кормил меня и ел сам. Потом уходил в школу. Пока его не было, я пыталась приспособиться к своему положению, привыкнуть к коляске, научиться передвигаться по квартире и что-то делать по дому. Но что я могла сделать одной рукой, к тому же ни наклониться, ни поднять что-то с пола не позволяла травма. Да и от коляски я быстро уставала. Так что чаще всего до возвращения Никиты я оставалась в постели и в своих невеселых мыслях.
Первое время, еще тогда, в больнице, я не могла избавиться от ощущения, что лучше было бы мне уйти вместе с мужем, чем становиться до конца дней тяжелой обузой для сына. Думала о том, как это исправить теперь. Да, конечно, это будет для него болью, но он оправится, время ведь все лечит. Рано или поздно все забудется и у него будет своя жизнь. Я снова и снова возвращалась к этим мыслям.
Но потом приходил из школы Никита, вывозил меня в туалет, готовил обед, кормил, мыл посуду и принимался за уроки. Заниматься он старался в моей комнате, если я не спала. Часто подходил с вопросами, мол, не получается задачка, или проверить стихотворение наизусть. Хитрил, ясное дело, с математикой у него никогда не было проблем, да и память отличная, с первого раза заучивал прочитанное. А иногда просил помочь с готовкой. Ну как помочь? „Мам, научи, как борщ приготовить, чтобы как у тебя, такой же вкусный получился“. И вот я сидела около него на кухне и подсказывала.
Вся жизнь сына крутилась теперь вокруг меня, проходила в заботах обо мне и в домашних хлопотах. Из дома Никита старался не уходить надолго, разве что в магазин, бегом туда и обратно. Он не гулял во дворе с друзьями, помимо школы практически ни с кем и не общался. Свободного времени не оставалось ни на что, успеть бы выспаться.
Я не могла не видеть, сколько физических и душевных сил все это отнимает у него. Постепенно я начала понимать и то, что в заботу обо мне Никита вкладывает свою любовь и к отцу, пытается перебороть боль и тоску утраты. Мы не говорили об этом, я просто знала, что так и есть. Теперь для меня оставить сына было бы не чем иным, как предательством.
И мысли о самоубийстве больше никогда не возникали в моей голове, я не допускала их, не могла позволить себе слабость и трусость.
Сыну приходилось постоянно тягать меня на руках – с кровати на кресло, с кресла – в туалет и ванную, обратно в постель. Это двенадцатилетнему-то мальчишке! В принципе, я никогда не была чрезмерно упитанной, да и в больнице с десяток кило уж точно скинула, но, согласитесь, 50 кг – все же непосильная нагрузка для ребенка. Много раз я предлагала использовать памперсы для взрослых, но Никита ни в какую не соглашался, говорил: „Не хочу, чтобы ты ходила под себя“, убеждал, что ему совсем не тяжело. Шутил: „Может, я мечтаю стать олимпийским чемпионом, как Милон из Кротона“ и рассказывал об античном атлете, который с малых лет таскал на плечах теленка. Теленок все рос и рос, пока не превратился в здоровущего быка, а этот грек все так же бегал с ним на плечах. И стал победителем Олимпиады.
Шутки шутками, но я не оставляла надежды хоть чем-то помочь сыну, как-то облегчить его жизнь. Наши с мужем прежние сбережения таяли на глазах, мы жили теперь на одну мою инвалидную пенсию. Обращаться в собес за помощью я боялась просто панически, настолько, что даже не рискнула оформить на сына пособие по потере кормильца. Боялась растревожить улей: узнают, в каких условиях приходится жить ребенку, налетят и моментально отнимут у меня сына, чтобы пристроить под государственную „защиту“.
Так что помощи я решила попросить у Андрея, школьного друга Игоря, он иногда звонил и справлялся, как у нас дела. Я предложила заняться продажей нашего гаража, и он быстро решил эту задачу. А еще я отдала ему украшения, которые в свое время подарил мне муж, на нашу годовщину и на рождение сына. Расставаться с подарками мужа было безумно жаль, но я твердо решила, что память все равно ведь никуда не денется, останется со мной, а так я смогу что-то сделать для Никиты. По моей же просьбе Андрей на эти деньги купил ноутбук и недорогой домашний подъемник – это такая штука для перемещения инвалида с кровати на кресло и так далее, чтобы Никите не приходилось постоянно таскать меня на руках.
Сын сначала меня отругал: зачем, мол, такие расходы, это лишнее, я уже приспособился. Но потом признал, что с подъемником действительно сподручнее, а главное – быстрее. „Эх, не видать мне олимпийской медали!“ – улыбнулся он. Ну а ноутбук, конечно, он быстро освоил и искренне обрадовался – теперь он мог и с друзьями спокойно общаться, не выходя из дома, и музыку слушать, и нужные программы в интернете находить. Помню, в тот вечер, радуясь новым приобретениям, мы с сыном долго сидели и мечтали, что бы мы с ним еще купили, если бы выиграли миллион. Никита признался, что хотел бы купить мне новую коляску, с электроприводом и сенсорным управлением, видел в рекламе. Государство такими не обеспечивает, но можно купить за свои деньги, и часть из них собес потом компенсирует.
Через некоторое время Никита же, покопавшись в интернете, подкинул мне идею: попросить Андрея оформить опекунство над нами. Так мы и сделали, и Андрей согласился. Наконец-то мы с сыном могли больше не бояться, что нас разлучат. К тому же Андрей оформил все положенные пособия и опекунские выплаты, и все до копейки переводил на мой счет. Конечно, деньги там были не такие уж большие, но позволяли чуть легче вздохнуть, по крайней мере, мы могли теперь купить Никите что-то из одежды, парень ведь растет.
И парень мой вырос, не успела я оглянуться. Прошло почти десять лет, как я стала инвалидом, и сейчас Никита совсем взрослый. Медаль он все-таки получил – за отличную учебу в школе, которую окончил в 16 лет (прошел экстерном 10-й и 11-й классы). Еще с седьмого класса сын серьезно занялся программированием и вскоре начал сам зарабатывать, занимался веб-дизайном. Потом, уже в институте, увлекся созданием персонажей для компьютерных игр, и его работы даже заинтересовали серьезную фирму, которая хорошо за них заплатила. Так что Никита смог реализовать все то, о чем мы с ним тогда мечтали, и даже больше.
Я понемногу смирилась со своей инвалидностью, со своей ограниченностью, научилась ценить то, что у меня есть, ценить и любить жизнь. „Мы есть друг у друга“, – кажется, целую вечность назад сказал мне сын, и я всегда помню его слова. Благодаря Никите я не закисла в своих страхах и комплексах, стала находить смысл во всем, что мне доступно. Освоила компьютер, много читаю, в основном стихи, иногда и сама что-то пытаюсь сочинять, у меня даже есть своя страница стихов в Сети.
А еще Никита соорудил для меня специальную приставку к креслу, чтобы я могла рисовать, ведь в прежней жизни я была профессиональным художником. Сейчас я пишу небольшие картины, просто для настроения и украшения интерьера, многим они нравятся. Пишу я в основном левой рукой, протезом получается как-то не так. Никита потом отдает их на благотворительные аукционы в разные фонды поддержки инвалидов или отвозит в интернат для детей, которым они с бывшими одноклассниками иногда помогают. Пока была жива бабушка, он к ней в деревню часто наведывался, так вот там неподалеку, в райцентре, и есть этот интернат для детишек с особыми потребностями. Это одно из направлений, которое он мечтает развивать в своей компании параллельно с играми, – программы для таких детей, чтобы им было легче общаться, учиться и заниматься творчеством. Вот такой у меня парень вырос, горжусь им и благодарна, что он стал таким.
Говорят, самые тяжелые испытания Господь посылает тем, кого больше любит. Нам, с нашей человеческой логикой, это кажется жестоким и несправедливым, недоступным для понимания. Но разве дано нам постичь Его план в отношении каждого человека? Мы можем только любить и поддерживать друг друга. И верить в Его любовь».
Cerebrum
Для любого человека, чьи возможности вести полноценную жизнь ограничивают болезни, не важно, из-за врожденных нарушений, последствий травм или иных причин, самым сложным чаще всего бывает принять новые условия своего существования, смириться с ними, заново найти себя и свое место в мире. Но на ребенка, как мне думается, эти ограничения накладывают особый отпечаток.
Одной из наиболее распространенных причин инвалидности среди детей считается детский церебральный паралич (ДЦП). Чтобы понять самую суть церебрального паралича, даже не будучи медиком, достаточно воспользоваться любым онлайн-переводчиком. Слово cerebrum на латыни (впрочем, как и в английском языке) означает «головной мозг». То есть за это заболевание напрямую отвечают нарушения в головном мозге человека.
Причин его возникновения довольно много, но все они так или иначе связаны с внутриутробным развитием или с моментом рождения. Это могут быть инфекционные заболевания матери во время беременности, глубокая недоношенность ребенка, тяжелые роды, родовые травмы и прочие осложнения. Подобные факторы могут приводить к необратимым изменениям в головном мозге. Степень этих нарушений также может быть различной, и именно она во многом определит всю дальнейшую жизнь ребенка, его возможности и невозможности.
Церебральный паралич неизлечим, поскольку изменения в головном мозге необратимы. Но это отнюдь не означает, что ребенок обречен на жизнь «овоща».
Да, вылечить его нельзя, но помочь можно и нужно.
Ребенок может учиться и развиваться, может вырабатывать механизмы замещения. Что это значит? Если повреждения в мозге не позволяют ему, например, нормально ходить и координировать движения, это значит, что мозг не посылает нужные импульсы телу. Так вот, тренировки и специальные техники дают возможность развить и закрепить обходные пути – возникают новые нейронные связи благодаря обратным импульсам от тела в мозг, и функции поврежденного