Жил на свете человек. Как мы стали теми, с кем родители говорили не общаться — страница 29 из 49

Словом, очень непростая жизнь у диабетиков, прямо-таки плавание Одиссея через узкий пролив между двумя чудовищами. Хочешь выжить – привязывайся к мачте да следи во все глаза за водоворотом. Ну а затянет в воронку – не теряй надежды на удачу, может, и тебе подвернется спасительный обломок корабля. Ленка вот гордится мной, говорит: „Ты спасла человека“. А я в шутку отвечаю: „Плюс один к карме. Благодаря тебе, кстати. Может, к тебе же однажды и вернется бумерангом“. Отчасти в шутку, да. Отчасти».

Принять себя. Катя и Витя

…С Катюхой мы познакомились в больнице, – рассказывает студент-дипломник Виктор, диабетик с семилетним стажем. – Мне тогда шестнадцать стукнуло, а примерно за год до этого у меня определили сахарный диабет. Раньше ничего такого вроде не находили, да я и в поликлинике-то районной почти не бывал, все болезни сами собой проходили. А тут вдруг как-то сразу резко сдал, стал себя чувствовать ужасно: постоянно болела голова, я сильно уставал от малейших телодвижений, и все время жутко хотелось жрать. Вплоть до того, что в школьной столовке подбирал хлеб, оставшийся после завтрака, и грыз на переменах. Мать не воспринимала всерьез мое нытье и жалобы на головную боль, списывая все на нервотрепку и мои ночные бдения, и отделывалась таблеткой анальгина.

Настоящей семьей, по сути дела, мы никогда не были, из детства мне вспоминаются только вечные скандалы и пьяные дебоши отца, которые прекратить удавалось, лишь вызвав наряд полиции. Когда же мать его окончательно выгнала, казалось, что и смысл из ее жизни исчез вместе с ним. Время от времени в нашем доме стали появляться другие мужчины, но хрен редьки не слаще, и все возвращалось в прежнее русло – пьянки, ругань и бардак в доме. Готовить мать никогда не любила, а после жесткого развода с отцом и вовсе забросила это дело. Считала, что я в школе ем, и этого должно хватать. Ну разве что пельмени на ужин сварит или макароны с сосисками. И то под настроение да на праздники. Вот в один из таких «праздников» и проявилась вся эта бодяга, которая потом обрела и свое имя-отчество, – сахарный диабет.

Матери захотелось отметить годовщину совместной жизни с новым мужем, вот она и накрыла «поляну»: нажарила картошки, накупила каких-то готовых салатов, курицу-гриль, ну и, разумеется, бухло с тортиком. Не сказать, чтобы я тогда прям обожрался от пуза, но в кои-то веки почувствовал себя сытым, это факт. Правда, счастье оказалось недолгим – живот вдруг резко скрутило, накатила тошнота, и меня вырвало. Мамин «муж объелся груш» в очередной раз решил поучить меня хорошим манерам единственным известным ему способом – оплеухами и тумаками. Ты, мол, мать не уважаешь, когда она так старается для тебя, а ты – неблагодарная скотина. Ну и все в том же духе, как будто я нарочно все это устроил. Вдоволь почесав руки о мою морду лица и вызвав лишь новый приступ рвоты, он вдруг захотел проявить заботу и налил мне водки, чтобы «продезинфицировать желудок», заставил выпить. После этого «лечения» стало еще хуже. В общем, всю ночь меня выворачивало наизнанку, и утром, когда наконец наш «Доктор Никто» отправился на боковую, мать вызвала скорую.

В больнице я провалялся около месяца, делали анализы, УЗИ, подбирали терапию. Если честно я был рад отлежаться, отдохнуть от школы и домашних проблем. Ну и еще подумывал (глупость, конечно, и наивность детская), может, мать хоть немного изменится ко мне и станет на мою сторону, защитит от этого тупого «мужского воспитания». Не, не сработало, материнский инстинкт явно давал сбой.

Потом по бесплатному рецепту мать получила все лекарства и шприцы, но делать мне уколы никак не решалась. «Давай ты сам как-то будешь все это контролировать», – отнекивалась она. Ну, я неделю-другую поколол, потом надоело, да и чувствовал себя нормально, зачем тогда? Мать тоже вскоре успокоилась, и все вернулось на круги своя. Только на новом витке у маминого мужа добавилось поводов докапываться до меня: «Мать тебе суп целый час варила, а ты опять чипсами аппетит перебиваешь»; «Тебе сказали больше двигаться, так нефиг дома сидеть, иди с пацанами мяч погоняй, дай спокойно телек посмотреть»; «Сахар? Да мне твой сахар до фонаря, меньше сладкого жри», и все такое прочее.

Нервы он мне так делал постоянно, не забывая периодически поколачивать. Ну я и впал опять в депрессняк, забил на уколы и всю эту тягомотину, стал ненавидеть и себя, и диабет, и всех вокруг.

Потом решил: да пошло оно все, сдохну так сдохну, все равно нормальной жизни мне не видать.

А нет – если до восемнадцати дотяну, сразу свалю куда-нибудь. Еще при отце, когда он с нами жил, я все мечтал поступить в мореходку или Суворовское училище, узнавал, как и что. Оказалось, принимают только с согласия родителей. Мать тогда отказала категорически, стоило мне лишь заикнуться. Так что оставалось дожидаться восемнадцати.

Пока дожидался, еще четыре раза в больничку попадал: то опять с тошнотиками, то сознание терял на уроках, кидало меня так из стороны в сторону, то от переизбытка сахара, то от упадка. Училка наша классная потом, когда добилась от матери информации о том, что со мной происходит, все время в сумке с собой таскала конфетки. Благодаря им пару раз меня вовремя вытаскивала из шока. Но это позже. А в последний такой попадос я и встретился с Катей. Собственно, именно о ней я и хотел рассказать, а начал о себе.

Катя первый раз попала в больницу примерно в такой же ситуации, как и я, – внезапно и сильно заболел живот, ее рвало. Врач скорой заподозрил аппендицит, и сначала ее положили в хирургию, стали готовить к срочной операции. По УЗИ, правда, ничего похожего на аппендицит не увидели, зато, когда пришли анализы, стало понятно, что воспаления нет (лейкоциты были в норме), а проблема в другом: сахар в крови зашкаливал. Насколько Катя помнила, показатель был около двадцатки[46]. Поставили укол, ей сразу стало лучше, а вскоре и боль в животе прошла. Думаю, скорее всего, инсулин сделали. После полного обследования ей и записали диагноз «диабет 1-го типа». Кате тогда было 12 лет, это случилось за два года до нашей встречи.

А в эндокринологию, где я валялся, ее привезли с тяжелой гипергликемией. Но это отдельная история, а рассказывать, наверно, лучше с самого начала. В больничке, кроме врачих и сестер, пообщаться было не с кем, мать один раз только приезжала, вещи привезти. Так что я уже одуревал от тоски и пустоты в голове, а тут Катька. Она хоть и младше меня на два года, но бойкая, вот мы и стали вместе тусоваться. Да и поболтать нам всегда было о чем – оба по уши погрязли в своих терках с родаками, а эта тема неисчерпаема.

«Поначалу я даже обрадовалась, когда узнала, что у меня диабет», – говорила Катя. – «Как это? Чему тут радоваться?» – недоумевал я. – «Для меня он означал конец мучениям», – еще больше озадачила меня новая знакомка.

Короче, дело было так: с восьми лет она училась в балетной школе, и поначалу ей это безумно нравилось, она с радостью бегала на занятия, с нетерпением ждала каждый новый урок в студии. Но Катины родители слишком всерьез относились к ее успехам и похвалам педагогов, наверно, спали и видели свою дочку на подмостках Большого. Ну, это я так предполагаю, конечно. Хотя иначе трудно объяснить, зачем так жестко держать ребенка в ежовых рукавицах. Мама Кати фанатично следила за ее весом: не дай бог, дочка наберет лишние 200 граммов, это же крест на будущей карьере! В общем, строгий контроль за тем, что дочка ест и сколько весит, стал для ее родителей чуть ли не главной задачей воспитания и смыслом жизни семьи. Ничего сладкого, никакого мороженого или шоколадок, печенья, конфет – никаких вкусняшек. Даже фрукты многие оказались под запретом. Любая еда – только по расписанию и строго в объеме, рассчитанном мамой по таблицам калоража, никаких перекусов, даже глотка сока.

Три года Катя держалась как стойкий марксист, без звука перенося все лишения и ограничения. Она убедила себя, что родители действительно правы, и если хочешь чего-то добиться, нужно вырабатывать характер, что ради высокой цели чем-то приходится и пожертвовать. Но бунт на корабле все-таки произошел. Внезапно и неожиданно для родителей будущей примы. Поводом стало то, что Катю не пустили на день рождения самой близкой подружки. Тупо и банально.

Никакие аргументы мамой в расчет не принимались: ни то, что подружка сама из той же студии и тоже на строжайшей диете, ни то, что Катя спецом ничего не ела в школе, чтобы не перебрать калорий в гостях. Ничего. Никакие клятвенные обещания дочки тоже не подействовали. Ночь в слезах, обида, гнев. Ситуация, понятная лично для меня. И я не удивился, когда Катя призналась, что после той ссоры с матерью она резко охладела к балету. Запал пропал, она стала халтурить на занятиях, а порой конкретно симулировать головную боль, насморк или температуру, чтобы профилонить два-три дня. Как говорится, от любви до ненависти один шаг, и она его сделала.

Кто-то скажет: девчонке просто не хватило характера, это не для слабаков и т. п. А я считаю, что как раз характер тогда у Кати и проявился впервые. В том, чтобы слушать прежде всего себя, верить себе, а не идти безропотно на поводу к чьим-то чужим целям. Но это уже мои тараканы.

Каждый волен воспринимать этот мир по своему (недо)разумению и понимать других людей в меру своих диагнозов.

Так вот, про Катю. Откуда ни возьмись – вдруг находят у нее диабет 1-го типа, как и у меня. Это когда поджелудочная не вырабатывает инсулин, а без этого гормона глюкоза не поступает в клетки, и они голодают, а излишек глюкозы накапливается в крови и, по сути дела, отравляет организм. Врачи говорят, неизвестно, отчего это происходит, такое вот аутоиммунное заболевание, то есть система вырабатывает антитела против собственных органов[47]. И единственное лечение в нашем случае – постоянно снабжать организм этим самым инсулином, делать уколы.