Мой доктор много говорила о пищевом поведении, как она это называет. „Посмотрите сами и посчитайте, сколько калорий вы получаете с пищей и сколько расходуете“. И правда, получается, что весы сильно перевешивают в сторону потребления калорий. Стал прокручивать в голове, откуда какие пищевые привычки складываются. Взять хотя бы родителей моих. Понятно, что в детстве, в войну и первые послевоенные годы они на всю жизнь наголодались, да и потом не барствовали, жили более чем скромно. И главная забота – чтобы дети были сыты, да и самим не голодать. Поэтому „ешь с хлебом, а то не наешься“. Я так вот и привык, все с хлебом есть, даже макароны. Жена смеялась: „Ты хлеб с хлебом ешь“, а мне иначе не сытно.
Теперь вот приучаю себя анализировать все – что ем, сколько. Не как обычно – что есть, то и ешь. И больше шевелиться. В молодости всегда следил за собой, после армии постоянно спортом занимался. Потом забросил, и зарядку, и бег, и лыжи. Не до того как-то стало – семья, работа, дети. Теперь стараюсь и сам восстановиться, и ребят своих приучить, купил обоим абонементы в тренажерный зал. Ходят с удовольствием, тем более сейчас это даже модно. Заинтересовались и здоровым питанием, из интернета много нового набираются и мне рассказывают, чтобы я был, как они называют, „в тренде“.
Жена и дети мной гордятся: за два месяца я сбросил почти 20 килограммов за счет диеты и физических упражнений, стал отжиматься по два раза в день, много ходить. А до этого было, страшно сказать, за 100 кг веса. Доктор тоже хвалит, говорит, мало кому удается так перестроить свою жизнь, скорректировать питание на том уровне, который реально необходим. Прежде всего чисто психологически. Ведь диабет 2-го типа проявляется уже в зрелом возрасте, после сорока, когда человек уже сложился, и чаще всего у людей с лишним весом, им преодолеть эти барьеры психологические и комплексы по поводу веса очень сложно. Мне, наверное, проще, я же все это делаю не только ради себя, у меня дети, а это самый лучший мотиватор. Так что сдаваться я не собираюсь».
Зловещая долина
В университетском буфете мы пили с коллегой кофе, и она рассказывала об инсулиновом шоке, тот случай, свидетелем которого (а вернее – непосредственным участником событий) оказалась ее мама. Она искренне негодовала по поводу холодной реакции окружающих на происходившее. Потом речь зашла о вещах, казалось бы, не относящихся к теме диабета, но вскоре я понял, почему Лена об этом заговорила.
– Мы с другом на днях смотрели сериальчик, про людей и андроидов что-то там было. Мне почему-то не понравилось лицо актрисы, которая андроида как раз изображала. И тут друг рассказал любопытную вещь. Один японский робототехник в начале 1980-х годов проводил исследование на подобную тему, отношения человека к роботам, изучал эмоциональные реакции людей. Оказалось, что их симпатии возрастали по мере того, как внешность роботов приближалась к человеческой. Это было ожидаемо и вполне предсказуемо, но так было лишь до определенного момента. Те роботы, которые были наиболее подобными человеку и внешне, и по движениям, вызывали у участников опроса неприязнь и даже отвращение, чувство дискомфорта и страх. Кривая графика эмоций вдруг резко провалилась в минус, ниже точки равнодушия. Потом, правда, снова стала подниматься. И вот этот необъяснимый провал графика ученый назвал «зловещей долиной».
Этот психологический феномен многие потом пытались объяснить, возникли разные версии. Кто-то говорил, что человек подсознательно воспринимает мельчайшие отклонения от того, что считается нормальным. Это может быть слишком правильное, симметричное лицо робота или его заторможенная мимика, автоматизм движений. То есть на определенном этапе достижения реалистичности мозг человека сбоит, теряется в определении, кто перед ним – человек или машина. Робот перестает восприниматься как машина и кажется либо ненормальным человеком, либо вообще монстром Франкенштейна. И человек видит в нем угрозу.
– Что-то похожее я читал про боязнь клоунов, коулпрофобию. Некоторые люди боятся клоунов, знала об этом? Из-за чего? Из-за их похожести на обычного человека и при этом явной неестественности внешности, ведь костюм клоуна намеренно ее искажает – преувеличивает и черты лица, и какие-то части тела.
Эти отклонения в облике человека могут настолько напугать ребенка, что зафиксируются на всю его дальнейшую взрослую жизнь.
Такое неприятие в обоих случаях (и с теми же андроидами, и с клоунами), думаю, можно объяснить страхами, заложенными в нас еще с детства человечества, на генетическом уровне. Встречая подобного себе, пещерный человек оценивал, можно ли с ним взаимодействовать. И если замечал, что он чем-то отличается, видел в этом опасность для себя и своего племени. Он не такой, значит, больной, не нужно с ним контактировать, а то мы тоже все заболеем и наш род вымрет. И такой генетический страх у нас ко всем болезням, мало ли что там за зараза.
– Как и ненависть к крысам, – поддакнула Лена. – Она тоже на уровне рефлексов, не иначе как после жутких эпидемий чумы.
– Возможно, – согласился я. – И сколько на самом деле таких страхов у нас в головах, трудно представить. Не исключаю, что неприятие обществом людей, больных сахарным диабетом, которые себе укол делают, да и не только диабетиков, но и людей с избыточным весом, кроется не столько в необразованности, неосведомленности населения, сколько в подобном бессознательном страхе. Вообще, я думаю, что фобии человека управляют всей его деятельностью. На самом деле. Как минимум программируют его реакции. Огромное количество страхов, и генетический – один из них.
– По диабетикам, наверно, это не так заметно – если ты не ставишь уколы у всех на виду, ты особо не выделяешься из общей массы. Можешь прикинуться нормальным, внешне ты такой же, как все. Но люди с другими, явными проблемами здоровья, в инвалидном кресле или с какими-то внешними дефектами – да, будут привлекать внимание, это неизбежно. Помнишь Маугли? «Он такой же, как и мы, только без хвоста». И это не только у мультяшных бандерлогов, это глубоко сидит в нас, в людях.
– Да, ты права. Наше отношение к инвалидам, наше неумение контактировать с ними, да и просто правильно реагировать на них, и их собственное отношение к обычным людям – для меня это как два отталкивающих друг друга заряда. Они чаще всего прячутся, замыкаются в своих четырех стенах, боятся показаться на людях, а порой случайный взгляд воспринимают как то, что на них пялятся. И еще знаю, что мамы детей с особенностями тоже могут весьма агрессивно к этому относиться, не хотят, чтобы с их ребенком контактировали, многие против любой инклюзии[48], в образовании особенно. Все это настолько глобально и настолько заскорузло в нашем менталитете, что мне трудно даже представить, как разрубить этот гордиев узел и с чего начать.
– Может, просто перестать быть бандерлогами? – усмехнулась Ленка.
Впоследствии я не раз вспоминал этот наш разговор и феномен «зловещей долины» Масахиро Мори, того самого японца. Мне представлялось, что нечто подобное происходит с нашими эмоциями и с нашим отношением к инвалидам, да и вообще к тем людям, которые по воле и замыслу Господа отличаются от пресловутой «нормы». Поначалу мы искренне сочувствуем им, и чем глубже вникаем и эмпатически воспринимаем их ситуации и проблемы, тем больше сострадания это вызывает. Но в какой-то момент вдруг замечаешь в себе невольное раздражение, моральную усталость и желание дистанцироваться от чужих несчастий. А то и вовсе закрыться от них, в целях самозащиты наглухо замуровать все лишние выходы собственной энергии. И ты проваливаешься в огромную ледяную долину безразличия, лежащую между пиком сочувствия и вершинами деятельного участия. Как из нее выбираться каждому человеку в отдельности и всему сообществу человеков, я не знаю, я только учусь.
В поисках гармонии
Печальные рекорды
Сколько может весить человек, как вы думаете? Самый тяжелый человек в мире. Двести килограммов? Триста? По последним записям Книги рекордов Гиннесса, в 2016 году обладателем титула «самый толстый человек в мире» стал 33-летний мексиканец Хуан Педро Франко, чей вес на тот момент составлял 595 килограммов. Но абсолютный рекорд веса среди ныне живущих, зафиксированный в 2013 году, – 610 килограммов – принадлежит жителю Саудовской Аравии Халиду ибн Мухсен Шаари. Трудно себе представить жизнь людей с таким весом, как правило, они годами не выходят из дому, поскольку ходить просто физически уже не могут, мышцы и кости не выдерживают подобную нагрузку. Помимо ожирения, как правило, они обладают целым букетом тяжелых болезней, начиная с сахарного диабета и заканчивая сердечной, дыхательной и почечной недостаточностью, гипертонией. За редким исключением срок жизни несчастных «рекордсменов» ограничивается 42–47 годами, хотя были единичные случаи, когда некоторые из них доживали и до 60–63 лет.
Отдельно стоит упомянуть беспрецедентные меры, которые приходится принимать медикам, полицейским и даже военным для того, чтобы доставить пациента с таким весом в клинику на лечение. В истории Шаари, например, рабочим пришлось разобрать часть стены в его квартире, чтобы при помощи мощного подъемного крана опустить его на специально сконструированной кровати со второго этажа и отправить в аэропорт. Понятно, что без сторонней поддержки осуществить такую транспортировку было бы нереально. Все расходы на лечение Шаари взял на себя король Абдалла, который, собственно, и приказал 22-летнему парню похудеть. В общей сложности благодаря операциям и лечению Халиду удалось сбросить порядка 320 килограммов, и к 2016 году он снова смог ходить.
Для перевозки Хуана Педро Франко в больницу также потребовалось специальное оборудование и модифицированный фургон скорой помощи. Однако еще до операции по желудочному шунтированию мексиканцу пришлось сбросить 170 килограммов, иначе она была бы небезопасна из-за множества нарушений в работе органов, в частности печени. В итоге Хуан перенес ряд операций, его желудок сократился на 75 % и за три года мужчина потерял более половины своего рекордного веса. Сейчас он весит около 250 килограммов. Впереди у него новые операции, в том числе по удалению около 90 килограммов лишней кожи.