Жил на свете человек. Как мы стали теми, с кем родители говорили не общаться — страница 38 из 49

сказать не сможет. Единственное, что в наших силах, – несколько замедлить деградацию мозга и поддерживать функционирование жизненных систем. Именно функционирование, так как нормальным словом «жизнь» вскоре это уже стало невозможно называть.

В течение первого года после постановки диагноза (а начались разрушения, думаю, сразу после инсульта) мы перестали доверять бабушке какую-либо готовку на кухне, это все чаще заканчивалось дымовой завесой в квартире и сгоревшими кастрюлями. Стали даже снимать краны с плиты, если нужно было отлучиться, а готовую еду оставляли в микроволновке, с яркими стикерами-указателями. Со временем пришлось отказаться и от микроволновки, и от того, чтобы куда-то отлучаться. Кому-то из нас теперь обязательно нужно было быть с бабушкой. Выкручивались как могли.

Потом из ее памяти информация начала пропадать целыми блоками, она стала забывать наши имена, и кто мы вообще такие; и кто она такая, и свое имя. Словно кто-то стирает невидимым ластиком всю прожитую человеком жизнь. И самого человека. Поначалу это меня больше всего угнетало – то, что она не узнает меня. Не сказать, чтобы я ожидала какой-то благодарности в ответ на заботу (а это ведь немалый труд и часто отказ от собственной жизни), но иногда бывает просто невмоготу принять все это.

Принять, что рядом с тобой уже не тот родной человек, не та бабушка Уля, которой можно было положить голову на колени, уткнуться в полинявший байковый халат, закопаться в теплые мягкие руки и сказать всем напастям: «Я в домике».

Теперь это даже не то чтобы чужой человек, а какой-то капризный и злобный подменыш, жуткий филин с красными глазами вместо доброй и ласковой Снегурочки…

Знаю, что мама тоже очень болезненно все это переживает, мы с ней постоянно друг друга оберегаем от срывов и вытаскиваем из неизбежного сползания в депрессию. А тут она вдруг очень некстати вспомнила рассказы своего дядьки о последних годах жизни их с бабой Улей матери, которую чуть не каждую неделю приходилось искать с милицией, когда она выходила из дому и где-то терялась. Кусочки пазла неожиданно сложились в единую картинку. И теперь я часто вижу, как мама смотрит на бабушку и видит на ее месте себя. «Удуши меня подушкой», – сказала она мне однажды, и я сразу поняла, о чем это она. А еще мама перестала называть меня полным именем, Ульяной (да, меня в честь бабушки окрестили), зовет как раньше, в детстве – Яня, Яничка.

Конечно, как и моя мама, я не могу не задумываться о будущем, о перспективах собственной старости, хотя это кому-то может показаться странным для моего возраста. В молодости редко кто об этом думает, старость обычно кажется чем-то таким далеким-далеким и несбыточным, почти как космос. Но мне просто очень не хочется под конец жизни превратиться в кактус, которому нужен лишь постоянный уход и полив, не хочется стать бессмысленной ношей для близких. Вот иногда подумываю, когда будет время, сходить проконсультироваться у невролога, может, какие-то ноотропы пропить для профилактики. Хотя это чушь, наверное. А если объективно, это ведь еще не самое страшное. Сам дементик не страдает от болезни, через какое-то время он вообще перестает осознавать свое состояние. И никаких проблем у него, все на плечах родных.

Раньше, где-то года полтора назад, бабушка очень беспокойно спала, могла подскочить посреди ночи и начать куда-то собираться. То ребенка забрать из садика, то молока купить для кошки, которой нет. Глючило, словом, не по-детски. Ключи от входной двери мы давно от нее попрятали, чтобы не искать потом нашу гулену по всему городу, но на нее это плохо подействовало – она могла закатить целый концерт по этому поводу. Лекарства тоже не всегда работали, а иногда приходилось их отменять или снижать дозировку из-за побочки. Поэтому я взяла за правило почаще с ней гулять перед сном, пока еще не стемнело, – темнота ее пугала.

Мы с ней ходили по бульвару, как в детстве, когда она забирала меня после садика, а потом и после школы. Я старалась поводить ее подольше, чтобы она хорошенько устала, потом мы садились на лавочку, и я читала ей детские книжки – те самые, что она когда-то читала мне, «Незнайку в Солнечном городе» и «Алису в Зазеркалье». Бабуля слушала, но, скорее всего, просто звук моего голоса ее успокаивал, не уверена, что она тогда еще была способна улавливать смысл слов. На соседних лавочках иногда рассаживались мамаши с детками, и я представляла себя со стороны – такая же клуша со своим дитенком. Если малыши оказывались слишком шебутными и горластыми – мы уходили, у бабули это вызывало тревожность, хотя в основном интереса к происходящему вокруг она не проявляла. Но как-то раз, когда мы шли домой дворами, через детскую площадку, она увидала качели. Подошла, потрогала руками и вдруг уселась на них. Я сперва опешила, но потом легонько покачала – надо было видеть, как засветилось ее личико. Чисто ребенок! Всю ночь она спала спокойно и (как мне показалось) даже улыбалась во сне.

Знакомые иногда спрашивают, почему мы не пристроим бабулю в какую-нибудь подходящую по диагнозу клинику, где ей был бы обеспечен нужный уход, – мама могла бы спокойно работать, а я учиться. Ответов, на самом деле, у нас с мамой обычно два: во-первых, все упирается в финансы, а во-вторых… Нам однажды все же пришлось на время отправить бабулю в психоневрологическую больницу – маме предстояла длительная командировка, а мне – сдача экзаменов. Но когда мне пару раз удавалось ее навестить, бабушка постоянно спала, причем в совершенно непривычное для нее время, а на запястьях обнаружились гематомы. Мы с мамой предположили, что ее просто накачивали снотворными и привязывали к кровати. Решили, что такой «уход» нам не нужен, и больше ни в какие клиники не обращались. В самом крайнем случае нанимаем сиделку на 2–3 часа; сейчас бабушка намного легче воспринимает присутствие чужого человека в доме, ей вообще все это уже глубоко безразлично, а раньше редко когда обходилось без концертов.

Теперь у нас начались проблемы уже совсем другого порядка. Не знаю даже, стоит ли об этом рассказывать… Ну да ладно, как говорится, что естественно, то не позорно. Я в жизни никогда не слышала, чтобы моя мама ругалась матом. Ни в какой ситуации, ни одного матерного слова. Недели три назад сижу я за компьютером, курсовую пишу и вдруг слышу из бабушкиной комнаты классическую матерную формулу маминым голосом. Ну, вы поняли, какую. Спокойным, но громким и отчетливым – маминым – голосом! Я подорвалась, прибегаю – мама сидит и плачет. «Что случилось?!» – не сразу поняла я. Мама улыбнулась сквозь слезы, говорит: «Муська вернулась» и показывает на кучку какашек на полу. Фекальная стадия это называется. А Муськой звали нашу кошку, у которой на старости лет тоже было недержание, и она гадила по всему дому, где прихватит. Потом она убежала умирать на воле, и мы ее так и не нашли. Тоже всегда закапывала свои кучки и лужицы какими-нибудь одежками. Как с этим справляться, мы пока не нашли вариантов, – в памперсы бабушка по-большому никак не ходит, только писает, и только ночью, во сне. Стараемся высаживать, но не всякий раз удается подловить вовремя, чуть зазевалась – «Муська вернулась». Вот такие дела.

Все чаще я теперь сплю в комнате бабы Ули, она спит глубоко, ей это не мешает.

Иногда сажусь рядышком, глажу по заснеженным волосам, по голове и просто не могу себе представить, что ее – там – уже давно нет.

Я знаю, что она не ушла, она просто спряталась от нас, от всего мира в своем сказочном новогоднем домике.

Говорят, когда психически больной человек или тот же дементик умирает, иногда бывает такое, что в момент агонии его сознание вдруг на какое-то время проясняется, он осознает себя и всех узнает, все понимает… Нет, я не жду ее смерти как избавления, освобождения от ноши, пусть бы она еще пожила… Но как же мне хочется хоть раз еще увидеть чистые, незамутненные глаза моей роднули, увидеть в них самую светлую любовь и успеть ответить. Только бы не пропустить, боюсь этого больше всего.

Потоки и стремнины

В своей повседневности мы часто забываем о том, как хрупка наша жизнь и от каких, казалось бы, мелочей и случайностей она порой зависит. Легкомысленно не придавая значения тем сигналам, которые нам посылает наш собственный организм, продолжаем накапливать ошибки до тех пор, пока они не достигнут своей критической массы и не приведут в конце концов к серьезному заболеванию. Ошибки – как в питании и поведении, так и в ментальном и эмоциональном состоянии, в отношениях с миром внешним. Который, к слову сказать, в значительной степени мы же сами и формируем.

Основной причиной смерти во всем мире и в России являются сердечно-сосудистые заболевания, лидирующие позиции в этой печальной статистике многие годы занимают инфаркт миокарда и инсульт (инфаркт головного мозга). И в их основе – нарушение кровообращения и притока кислорода к клеткам сердца и мозга, причиной которого становится прежде всего плачевное состояние сосудов.

Подобно тому, как маленький камешек, из шалости брошенный в проезжающий мимо поезд, может разбить окно вагона и привести к жертвам, незначительный стресс или скачок артериального давления способен стать причиной катастрофы всей жизни человека. Наши кровеносные сосуды с возрастом становятся все более хрупкими и ломкими, они засоряются разного рода склеротическими бляшками и тромбами, и просвет, по которому к органам поступает кровь (то есть кислород и питательные вещества), все больше сужается. Начинают страдать органы, которые не получают достаточного питания. Прежде всего это сердце и головной мозг.

О проблемах лечения и восстановления пожилых пациентов с инсультом мы беседуем с неврологом реабилитационного центра Ларисой Анатольевной. «Когда мы говорим об инсультах, нужно понимать, что он бывает двух видов – ишемический, когда перекрыт сосуд, и кровь не питает те или иные отделы мозга, и геморрагический, когда сосуд просто рвется и происходит кровоизлияние. В обоих случаях начинается некротизация (омертвение) тканей и нарушаются функции мозга. Геморрагический инсульт всегда начинается и протекает тяжелее, состояние больного тяжелое. Ишемический протекает легче. Однако, по последним данным, как бы инсульт ни начинался, он всегда заканчивается смешанным типом. Но все, конечно же, зависит от зоны и объема поражения, от того, какие центры охвачены. Порой последствия могут быть летальные, например если задет центр дыхания и кровообращения.