Мне, как и всем подследственным, предстояло пройти процедуру ознакомления с этим колоссальным объёмом информации будто бы о самом себе. Следователи предлагали мне сделать это в камере. На что я ответил, что они не иначе как сумасшедшие: «Я не буду держать в камере 30 с лишним томов бумаги. Во-первых, негде. Во-вторых, там нет условий для ознакомления».
В херсонской тюрьме была смешная ситуация — с января 2019 года в целях экономии электроэнергии дважды в день выключали свет. Два часа до обеда — с одиннадцати до часу, и два часа после обеда — с двух до четырёх. Мы называли это «тихим часом». Светового дня фактически не было. Чем заниматься в темноте — книгу почитать невозможно, материалы дела тоже, только спать.
Меня стали ежедневно возить в Крымское управление СБУ читать, что написано в томах дела. Выглядело это так. Меня заводили в комнату, где сидело шесть следователей. Все они в разной степени занимались моим делом и ещё параллельно другими делами. Мне отводили стол, компьютер, и я начинал листать страницы бесконечных томов.
Сидя в комнате с целой группой заинтересованных людей, поневоле приходится вступать с ними в контакт. Так я узнал, что за люди мои следователи. Это были молодые старшие лейтенанты, капитаны, все примерно в два раза меня моложе. Подчёркнуто негативно ко мне относился только один из шести — старший лейтенант Сергей. Видимо, в силу своего юного возраста он был полон ярого, но дурно понятого патриотизма. Считал, что я и есть реальное лицо «российской пропаганды и оккупации» в одном флаконе. Поэтому он демонстративно в моём присутствии погромче включал записи песен, исполняемых какими-то доморощенными националистическими рок-группами с ярко выраженным антироссийским настроем.
Видимо, юный СБУшник считал, что тем самым тонко влияет на мое психологическое состояние и лишает меня «воли к сопротивлению». В общем, боролся с «российской пропагандой» в моем лице как мог — так и хочется после этой фразы поставить несколько издевательских смайликов, как это модно сейчас делать в интернет-переписке.
У меня не было большого пространства для общения с этими молодыми людьми. Пару раз мы поговорили на общеполитические темы, и я понял, что уровень юридической подготовки даже для общего кругозора, мягко говоря, у некоторых низковат. Помню, как мы заговорили с патриотичным старлеем Сергеем о том, что Майдан — это абсолютно незаконное и нелегитимное событие, по сути, антиконституционный переворот. Он заспорил и тут же ввернул старый майдановский пропагандистский тезис, что народ «имеет право на восстание». На что я попросил его указать статью в украинской Конституции, где это зафиксировано, — лейтенант поплыл. Тогда я ему напомнил, что к украинскому основному закону это не имеет никакого отношения, а впервые тезис про «право на восстание» был сформулирован… в Декларации независимости США во второй половине XVIII века. И вряд ли сегодня на Украине стоит жить по нормам американского права двухсотлетней давности.
Но я прекрасно понимал, что эти молодые лейтенанты, капитаны и майоры строят карьеру. Причём — в не самых удачных условиях, в депрессивном подразделении — управлении СБУ по Крыму и Севастополю, где служат, как я понял, в основном пенсионеры и «залётчики». Управление по Крыму с дислокацией… в Херсоне. Не в Симферополе, не в Севастополе, куда управление и его сотрудники уже никогда не вернутся. И занимаются там виртуальной, а не реальной работой — ведут какие-то уголовные дела по людям, которые остались в Крыму, сделали свой выбор, где им и как жить. Вал большой — к лету 2018-го, как мне рассказывали в Херсоне, шесть тысяч крымчан были объявлены «крымским» СБУ в розыск за «содействие российской оккупации» полуострова. Тексты подозрений и повесток рассылались по адресам электронной почты, дела создавались чуть ли не по телефонным справочникам административных органов Крыма.
В качестве примера я уже приводил Елену Одновол, тридцатилетнюю девушку из Крыма на шестом месяце беременности. Она сидела в соседней со мной камере херсонского СИЗО — один из лидеров крымского движения «Волонтёры Победы», участвовала в крымском референдуме 2014-го. Она до весны 2018 года ездила в Херсон к родственникам мужа без проблем, через абсолютно прозрачную границу. В 2018 году её задержали — по такому же, как и у меня, обвинению в госизмене.
После референдума 2014 года граница между Крымом и Украиной какое-то время еще была прозрачной — летом 2014 года люди спокойно ездили в Крым на поездах, пока «активисты-патриоты» не залили железнодорожные пути бетоном. По сути, остались два пункта перехода из Херсонской области в Крым — Каланчак и Чонгар. Украинцы ездят на полуостров по своим внутренним паспортам. Более того, для жителей Херсонщины основным бизнесом всегда была торговля в Крыму фруктами и овощами. Особенно выгодно это во время курортного сезона. Завоз даров херсонских садов и плантаций продолжается и сейчас, только стало сложнее — приходится платить на таможне, ведь введено множество запретов, развивается коррупция.
Но управление СБУ по Крыму ловит «шпионов и изменников», занимается виртуальной деятельностью. Насколько это интересно — не могу себе даже представить. Мотивируется ли присягой и офицерским долгом — не понимаю. Но, как мне показалось, многие необходимые для проведения следствия мероприятия делались СБУшниками без явной охоты. Или, вернее, с сознанием того, что мое уголовное дело или подобные ему дела по политическим статьям — из другой реальности, не имеющие никакого отношения к реальной жизни и насущным проблемам страны.
Более того, в управлении СБУ по Крыму я понял ещё одну вещь, внешне очень странную. С одной стороны — громкие декларации украинской власти о том, что Крым — это Украина и его надо обязательно вернуть. С другой — создаётся репрессивная система, явно не стимулирующая жителей Крыма возвращаться на Украину. Когда смотрел на беременную девушку в соседней камере, я понимал — как-то странно украинское государство защищает свои национальные интересы. А самое главное, сажать её в тюрьму «за референдум» — это точно не по-мужски. И мне казалось, что тем офицерам СБУ, которые её задерживали и дальше вели дело, должно было быть просто стыдно за свои действия. Как же было на самом деле — не знаю…
Все эти истории стали для меня подтверждением того, что крымчане Украине не нужны. Как можно так обращаться со своими якобы согражданами, как это твердит украинская пропаганда, если вы ждёте их назад? Практика же такова, что, вернувшись на Украину, а не в состав страны, просто даже перейдя границу, многие жители Крыма рискуют оказаться на скамье подсудимых. Причем с полным непониманием — в чём их вина, если они просто сделали свой выбор в тех условиях, которые были весной 2014-го. И это лишнее подтверждение того, что люди в Крыму в 2014 году сделали правильный выбор. А самое главное — государству Украина они не нужны, их никто там не ждёт. По крайней мере, к шести тысячам крымчан, объявленным в розыск, это точно относится. Да и к другим тоже — ведь с 2020 года на Украине не будет русских школ. По-прежнему там будут считать героями тех, кто ненавидел «москалей», в том числе живущих в Крыму. В общем, в такой стране жителям Крыма с их русским языком, с их представлениями о том, кто в истории герой, а кто пособник врага, точно нет места.
Ещё одна важная вещь, которую я понял, — то же самое происходит в отношении жителей Донбасса. При всех заявлениях киевских политиков, что «это наша земля, наши люди», людей назад не ждут. Возможно, землю и хотели бы вернуть — но люди им явно не нужны. Мне кажется, что в ХХI веке это странно, глупо, недальновидно. В сегодняшней реальности главный ресурс развития любой страны — не территории, а именно люди. В истории человечества была эпоха Великих географических открытий, когда искали новые континенты, новые торговые пути. Был период колониализма, когда сражались за колонии с их полезными ископаемыми, пряностями, слоновой костью, рабами. Были войны за выход к морю, новые рынки сбыта товаров и тому подобное. Но всё это осталось в прошлом — наши современники читают об этих временах только в книжках.
Сейчас же главное — люди, человеческий потенциал, способность людей работать, создавать прибавочную стоимость, обеспечивать рост валового внутреннего продукта. А нынешняя украинская власть одной рукой пишет лозунги и декларации о необходимости возвращения территорий, якобы незаконно отобранных «оккупантами», и в то же время делает всё возможное, чтобы навсегда отбить охоту вернуться на Украину у людей, которые на этих территориях живут. У людей, которые уже сделали свой осознанный выбор.
Мне кажется, что власть не может или не хочет понять простой мысли, сформулированной в 2014-м кем-то из тогдашних оппозиционеров Майдану: «Нам нужно понять простую вещь — после Майдана из Украины ушли не территории, а люди, живущие там. Люди, которые не захотели жить по правилам Майдана. И Украина ничего не делает сегодня, чтобы предложить альтернативу тем, кто в 2014-м проголосовал на референдуме в Крыму и взялся за оружие в Донбассе, чтобы защитить свои дома и своих близких».
Но вернемся к конкретным примерам. С жителями Донбасса ситуация ещё более абсурдная, чем с объявленными в розыск тысячами крымчан. В Киеве, в Лукьяновской тюрьме я столкнулся с бизнесменом из Донецка — он сидел по статье 258 УК Украины за финансирование терроризма. После его рассказа все прямо как в присказке — волосы если не дыбом, то точно начинают шевелиться. Человек жил и работал в Донецке, совершенно не интересовался политикой: «Веришь, в 2014-м и 2015-м даже на концерты российских артистов не ходил, которые были на центральной площади, некогда». Семья, дети, больная мать, бизнес — забот хватало. Потом решил, что лечить мать и давать детям образование лучше не в условиях войны, и в конце 2016-го перебрался в Киев. Здесь тоже стал развивать бизнес, но в итоге оказался в тюрьме. По обвинению в… финансировании террористов в Донецке. Вопрос следователю: «А что, у вас есть мои платежки на счета Аль-Каиды?» Ответ: «Ну вы же платили налоги в ДНР… И коммунальные услуги тоже в Донецке оплачивали — вот и финансирование террористов. Ведь Верховная Рада называла ДНР и ЛНР «террористическими организациями». — «Но закона нет! Просто политические декларации!» В ответ молчание и пустые глаза следователя. Он рассказал мне, что в сердцах сказал следователю по своему делу: «Побойтесь Бога! Ведь рано или поздно я освобожусь и первое, что сделаю, вернувшись в Донецк, — соберу пресс-конференцию и скажу всем, кто там живёт, что им светит статья 258 часть 3 Уголовного код