Когда меня всё же освободили в августе 2019 года — а буквально через день отправили в отставку Луценко, — журналисты спрашивали меня об этой ситуации. Вот отрывок из одного интервью, где я отвечаю на вопросы и говорю о Луценко:
«— Уже бывший прокурор Луценко — человек без юридического образования, который прокомментировал решение Конституционного суда об отмене безальтернативности меры пресечения по статьям, связанным с преступлениями против основ национальной безопасности (которые мне инкриминируют), матерными выражениями. Когда после этого решения КС Подольский суд мог меня отпустить, отпустить по закону, как отпускали многих других людей с такими же статьями, этот человек призвал «улицу» в судебное заседание, чтобы этого не допустить. Я не знаю, чем лично я ему так насолил. Думаю, он осознает свою персональную ответственность и своё участие в том, что со мной произошло. Он понимает, что суд состоится и примет не то решение, которое Луценко хочет, а значит, рано или поздно, возникнет вопрос об ответственности тех людей, которые организовывали это дело. В страхе он совершает судорожные движения…
— …Все, что исходит от этого человека, от Луценко, для меня ненадежная и вызывающая активное неприятие информация. Я не понимаю, как генпрокурор (уже бывший прокурор) может требовать от суда — вы такое решение принимайте, а такое нет. А если не сделаете, как мы считаем нужным, то лучше на улицу не выходите. Речь ведь идет о законности, а законно или незаконно — это только суд решает. Суд, а не адвокат или прокурор, пусть он даже генеральный. И в тот момент, когда это произошло, — мне стало безразлично, что он говорит и делает».
Речь шла о заседании суда 19 августа 2019 года, когда по призыву Луценко суд блокировали радикальные националисты и требовали, чтобы меня оставили в тюрьме. Ни в одной цивилизованной стране такой ситуации в принципе невозможно представить. Это очень ярко характеризует как правовой уровень, существующий в государстве Украина, так и уровень самого Юрия Витальевича Луценко, уровень профессиональный, интеллектуальный и моральный. После этих слов так и подмывает добавить несколько однозначных определений, но я точно воздержусь…
За год с лишним в тюрьме я увидел разных людей из украинской правоохранительной системы. Карьеристы, убежденные в своей правоте идеалисты (таких ничтожно мало), циники, просто работяги и служаки. Но самая отвратительная категория — политики, взобравшиеся во власть по майданной лестнице и с ужасом задумывающиеся о том, что рано или поздно придется скатиться вниз.
Глава 8
Устойчивый стереотип — в тюрьме особо ценятся хорошие рассказчики, умелые игроки в карты, нарды, чуть ли не фокусники. Все те, кто может развлечь товарищей и убить время — самого страшного врага для заключённого. В чём-то это верно. Но в таком представлении не вся правда. Тюрьма — не только место, где надо прожить и остаться собой. Как по мне, в тюрьме приходит и тот опыт, который вряд ли получишь в другом месте.
В своих «Мыслях в клетку» я записал: «Понятно, почему прогрессировали и побеждали большевики — они прошли через тюрьмы, где сформировали костяк своей «боевой гвардии» и отточили смыслы. Закрытое пространство — благодатная почва для споров и рождения новых смыслов. Тюрьма и ссылка — прекрасная среда для продвижения своих идей, там встречаются рисковые люди, которых можно зарядить новыми смыслами».
Итак, чем занимаются люди в тюрьме. Об этом я уже немного рассказал выше и буду рассказывать в следующих частях книги.
Телевизор и телефон — для многих в тюрьме они стали постоянным времяпрепровождением. С телевизором все понятно, а телефон — вещь в тюрьме запрещенная, но доступная. Были бы деньги и связи. Я телефон не заводил сознательно — при том внимании ко мне СБУ и руководства тюрьмы понимал, что у любого телефона в моих руках всегда будут лишние уши. А соседи разговаривали с друзьями и близкими почти каждый день. Конечно, телефоны в камерах умеют хорошо прятать — искусство «нычки» развито так, что шпионы могли бы поучиться у сидельцев. Запрещённые предметы — ножи, заточки, те же телефоны, зарядные устройства и симкарты — прятали везде: в соли, сахаре, хлебе, книгах, даже табуретах.
Многих моих знакомых на воле интересовал вопрос — возможно ли в тюрьме позволять себе «излишества нехорошие», например, алкоголь. Да, возможно. Разумеется, на основе «коррупционной составляющей».
Самый простой пример — практически во всех украинских тюрьмах есть свои пекарни. Хлеб свой, а не привозной. Его выпекают каждый день, с утра. По качеству этого хлеба можно сразу же определить, воруют дрожжи или нет. Если хлеб плохой — значит, большая часть дрожжей, скорее всего, ушла на закваску для браги. Такой хлеб можно есть только горячим — буханка хлеба, пролежав до вечера, превращается по вкусу в кусок мыла. Так, например, было в киевском СИЗО — вот где я ел самый жуткий по качеству хлеб! Особенно когда остынет. Тюрьма большая, заключённых много, дрожжи, похоже, были в большой цене.
Самый лучший хлеб из всех трёх тюрем, где мне довелось побывать, был в херсонской. Правда, и там, если и бывал хороший хлеб, то, как правило, накануне прибытия всяких комиссий, проверок и тому подобного.
Еще одна специфическая деталь в технологии изготовления спиртного в тюрьме — в брагу добавляли моющие средства типа «Фейри» или «Доместос». Опытные соседи объясняли — это для того, чтобы брага не так бурно бродила и было бы легче скрывать процесс изготовления запретного напитка в камере. Эту историю я принимал на веру, сам процесс производства никогда не видел, да и брагу не пробовал. Мне предлагали пару раз это пойло, но я всегда отказывался — хотел выйти из тюрьмы здоровым. А был народ, который расслаблялся с брагой довольно часто — только плати.
Бизнес в тюрьме — это словосочетание может показаться странным. Казалось бы, несовместимые понятия. Но это лишь для тех, кто ничего не знает о тюрьме. В тюрьме можно найти и достать всё что угодно — были бы деньги и связи. Кроме браги предлагали более крепкий и качественный алкоголь — стоил он, конечно, дороже. Поставки идут за счёт контактов с теми, кто охраняет, — зарплаты у рядовых охранников мизерные, не больше 200–300 долларов в месяц. А за один-два заноса тех же наркотиков такую сумму можно заработать сразу. В Лукьяновке мне довелось несколько дней просидеть в камере с бывшим сотрудником, по-моему, из черкасской тюрьмы — попался на передаче наркотиков. И это — не редкость, а один из способов повышения доходов тюремщиков. В Херсоне, кстати, были камеры, в которых «траву» (марихуану) курили каждую ночь — один из обитателей такой камеры мне потом жаловался, что по утрам у него ощущение, будто он сам злоупотреблял, хотя давно не курит даже табак.
Не обходилось и без традиционного тюремного напитка, который тоже можно отнести к лёгким наркотикам, — имею в виду чифир. Употребление этого сверхкрепкого чая относится к одному из тюремных ритуалов. Среди блатных считается недопустимым «чифирить» в одиночку. Кружку с напитком пускают по кругу, и уважаемые арестанты делают по паре глотков.
Говорят, что чифир хорошо разгоняет кровь. В тюремной камере люди длительное время находятся без полноценного движения, соответственно, кровь застаивается, и ее нужно срочно разогнать. Можно сделать это с помощью приседаний и отжиманий, но арестанты предпочитают дико крепкий чай.
Главная причина, по которой любят чифир, на мой взгляд, кроется в его воздействии на психику. Минут через 10–15 после употребления арестант начинает испытывать сильную потребность в кипучей деятельности. У него поднимается настроение, он становится бодрым, даже взбудораженным. Собственно, это именно то, для чего и пьют чифир. Правда, через некоторое время наступает сонливость, настрой становится депрессивным.
Я в тюрьме никаких «допингов» не употреблял, старался больше заниматься физкультурой и не курил. Курить я перестал давно, где-то в 16 лет.
Курение в тюрьме — тоже особая история. В одной камере собираются и курящие, и некурящие. Уважение к личному пространству в тюрьме — это не дань воспитанию, это необходимость. Рядом с тобой вынуждены находиться люди, у которых свои привычки, свои эмоции, свои представления о здоровье и комфорте. Поэтому курение в камере — своего рода привилегия. В тех, где я сидел, как правило, курили в туалете, под вытяжкой, если она там была. В других камерах, где вытяжки не имелось, курили либо в кормушку — окно в двери для раздачи еды — либо была договорённость курить только на прогулке, раз в день. Для тех, кто привык курить много и часто, это могло быть серьёзным испытанием. Слава богу, у меня такой проблемы не было, и в целом в нашей камере в Херсоне была комфортная обстановка, без запаха табака.
Если уж заговорили об отношениях в камере, то надо сказать, что были случаи, когда людей выгоняли из «хаты» — заставляли любыми способами переходить в другую камеру. Как правило, если в камере есть конфликт, то администрация предпочитает его решать быстро и путем перевода, иначе затем себе дороже. В Херсоне на моей памяти был случай, когда один из арестантов два раза подряд упал в камере с верхнего яруса, так называемой «пальмы». Насмерть. Разбирательств было много, кого-то из охраны перевели с понижением, но никто ничего не доказал — упал и упал, всяко бывает… Естественно, что для администрации подобные ЧП — огромный минус, до которого лучше не доводить.
За что могут выгнать из «хаты»? Причины самые разные. Главная — нарушения тюремного кодекса порядочности. Мне рассказывали, как фигурант одного из резонансных дел в Киеве на суде, видимо, поддавшись посулам прокуроров и рассчитывая на смягчение меры пресечения, начал давать показания на своих подчиненных — речь шла о военных. Суд транслировался в прямом эфире — обычная практика для украинских информканалов, когда речь идет о резонансе. Когда человек вернулся с суда в тюрьму, то соседи уже собрали его вещи и поставили жесткий ультиматум: «Собирай вещи и уходи из хаты. У тебя есть полчаса, в этой тебе жизни не будет». Тот был вынужден подчиниться.