После моего освобождения ситуация с политическими преследованиями не получила коренного изменения — об этом я скажу дальше. А пока расскажу о своих впечатлениях от общения с политическими заключёнными в тюрьмах — больше всего в Лукьяновской.
Галерея людей, с которыми я встретился и познакомился у «Деда Лукьяна», как называют эту тюрьму в Киеве, безусловно, наполнила меня самыми яркими впечатлениями за все 15 месяцев в неволе.
Корпус «Малолетка» считается в определённом смысле элитным. Во-первых, он небольшой, арестантов немного и легче поддерживать приличные бытовые условия. Во-вторых, там немало камер, отремонтированных за счёт самих заключённых. Конечно, это делалось негласно. Люди понимали, что сидеть им здесь долго, многим — не один год, поэтому старались, как могли, обустроить свой быт.
Условия другие и люди другие. Было достаточно людей, которые попали «под каток», оказались в тюрьме не столько за противозаконные проступки, сколько из «политической целесообразности». Многие оказались здесь по заведомо нелепым обвинениям.
С моими соседями мы много говорили о политике, обсуждали свои дела. Вообще много говорили о жизни. Так получилось, что после того, как я попал в Лукьяновку, мой круг общения резко расширился. Появилось много интересных новых знакомств.
Я попал в компанию людей а) сидящих по тем же статьям, что и я, пусть и с другим «составом преступления»; б) погружённых в реалии украинской политики. До этого, в тюрьме Херсона, я был рассказчиком, как акын в степном ауле. Сокамерники видели чьё-то лицо по телевизору и спрашивали: «Ты его знаешь?» Я говорил: «Да», — и рассказывал, кто это такой. Рассказывал о персонах украинской политики, кулуарных историях, с ними связанных. В Лукьяновке уже рассказывали мне. В том числе и о скрытых от глаз большинства подробностях политических процессов на Майдане и около него.
Вообще, самые интересные места в Лукьяновке — это прогулочные дворики и комната ожидания, где сидели разные люди перед встречей со следователем или адвокатом. Там же дожидались конвоиров после встреч — ведь одного человека водить из корпуса в корпус не будут. Тюрьма большая, зэков много, ждать приходилось долго, иной раз по часу или около того. Собирались компании человек по 5–8. Можно было пообщаться с сидельцами из разных камер и даже из разных корпусов, о многом узнать. Отдалённо можно сравнить эту комнату с вокзальным залом ожидания, где судьба также сводит совершенно незнакомых людей.
Если же говорить о политических заключённых, то вспомнить можно многих. Вместе со мной сидел зам. главного врача одного из украинских военных санаториев в Крыму. После того как Крым присоединился к России, он написал заявление на увольнение из украинских вооружённых сил, работать остался на прежнем месте. Санаторий, понятное дело, получил новый статус, перешёл в ведение Российской Федерации. Военврач считал, что принципиально ничего не изменилось. Он как был врачом и администратором, так и остался. Больные, поправляющие здоровье в санатории, также ничем не отличались от прежних. Но в 2016 году он совершил, как позже выяснилось, легкомысленный поступок — поехал к своим родственникам на Западную Украину, в свой родной город, к родителям. Пересёк границу Крыма с Украиной и сразу же был арестован. Его имя оказалось в базе данных пресловутого Крымского управления СБУ. Сначала ему инкриминировали дезертирство из украинской армии, хотя он написал заявление об увольнении и передал его по инстанции. Ему заявили, что заявление есть, а приказа об его увольнении не было, не успели подготовить. Значит, он дезертир.
Но «дезертирство» в уголовном законодательстве Украины довольно лёгкая статья, можно отделаться небольшим или условным сроком. Стало понятно, что с таким обвинением долго держать его в тюрьме не получится. И тогда военврачу вменили ту же статью, что и мне — 111-я, госизмена. Более того, с формулировкой «интеллектуальная госизмена». Что это такое — никто не знал, в тюрьме все смеялись. Хотя на самом деле история грустная.
Были в тюрьме и люди из Донбасса. С одним из них был связан любопытный эпизод по поводу «финансирования террористов» — я встретил в Лукьяновке человека с таким обвинением, статья 258, часть 4. Спросил, каким же образом он финансировал террористов. Этот человек, бизнесмен из Донецка, объяснил: «Не поверишь, после объявления независимости ДНР я не только ни в чём не участвовал, даже не ходил на концерты, что давали в Донецке на площади российские артисты. У меня был бизнес, семья, больная мать. Мне хватало своих дел, и политика совершенно не волновала. Но в 2016-м понял, что надо уезжать из Донбасса: нужно было серьезно лечить мать, давать детям образование — устраивать их в приличную школу».
Переехал на Украину, в Киев, и тут у него бизнес пошёл хорошо. В итоге конкуренты решили его «сплавить» и подключили к делу СБУ. Бизнесмена задержали за то, что он во время пребывания в Донецке… исправно платил налоги. Деньги шли в бюджет ДНР, тем самым, по логике СБУшников, он финансировал «террористов», «террористическую организацию». Анекдот, но невесёлый.
Кстати, этот прецедент говорил о том, что любой, без исключения, житель Донецкой и Луганской народных республик имел шанс получить от украинских силовиков 258-ю статью «в подарок», поскольку платил налоги и оплачивал коммунальные услуги. А это всё, как считает СБУ, подпадает под действие статьи о денежной поддержке террористов.
Немало узнал от бывшего главы СБУ Киева и Киевской области генерал-майора Александра Юрьевича Щеголева (в тюрьме его звали просто «Юрьич»). По итогам событий на Майдане Независимости в Киеве в 2014 году его обвинили по целому набору статей уголовного кодекса Украины. Вменили незаконное препятствование организации или проведению собраний, митингов, шествий и демонстраций; злоупотребление властью и должностными полномочиями; а заодно и умышленные убийства, и причинение тяжкого вреда здоровью. Всё за то, что сотрудники полиции пытались утихомирить бушующих майдановцев, бросающих в них «коктейли Молотова».
Юрьич прекрасно понимал, какие процессы происходили в стране и в преддверии Майдана, и во время самого Майдана. Он до сих пор убеждён, что если бы президент Янукович предпринял хотя бы какие-то меры по снижению американского присутствия в различных негосударственных фондах и организациях, которые просто пачками создавались на заокеанские деньги, Майдана можно было бы избежать. Они и в 2004 году, во время первого Майдана, очень активно возникали, и после 2010 года, с приходом к власти в стране Януковича, тоже продолжали активную деятельность. Их работа была настолько интенсивной, что было понятно — вкладывать столько денег просто в развитие демократии на Украине никто не будет, это сказки для недалёких людей. Американцы сами потом признавались, что Майдан во многом стал их детищем — лично видел на Майдане выступавшего со сцены сенатора Маккейна, видел помощника Госсекретаря США Викторию Нуланд, которая впоследствии на пресс-конференции обнародовала сведения, что США вложили в украинские неправительственные организации с 1991 года (читай — в Майданы) около пяти миллиардов долларов.
С участниками майданных событий я сталкивался с первых недель своего пребывания в украинских тюрьмах. Причём, что важно для понимания ситуации, «за забором» оказались участники этих событий с обеих сторон. Если в Херсоне я видел боевиков «Правого сектора», запрещённой в России организации, которые строили баррикады на Майдане, то в Киеве общался с бойцами отряда спецназа МВД «Беркут», которые эти баррикады штурмовали. Но за Майдан наказывали только «беркутовцев», тех, кто защищал порядок, «майдановцев» же сажали за простую уголовщину уже гораздо позже Майдана.
Одна из самых ярких историй, особенно запомнившихся мне, случилась 11 декабря 2013 года. Тогда бойцы киевского «Беркута» буквально за считанные минуты оттеснили майдановцев от одной из самых укреплённых баррикад. Это была так называемая «Львовская брама» на Институтской улице, недалеко от Октябрьского дворца, как раз на месте основных расстрелов, которые произошли позже, в феврале 2014-го. И вот «беркутовцы» просто голыми руками, без оружия, теснили людей и разбирали баррикады. Казалось, наступил перелом в этом странном противостоянии бушующей толпы и стражей порядка.
Ведь до этого всё происходящее на Майдане было удивительно тем, что очень напоминало какую-то непонятную вялотекущую вроде как игру. Было странно наблюдать: протестующие и их усмирители стоят друг напротив друга.
С одной стороны — майдановцы бросают бутылки с зажигательной смесью, с другой — бойцы «Беркута» под градом этих бутылок стоят непоколебимо и мужественно, как вкопанные. Лишь иногда происходят какие-то вылазки, бойцы короткими перебежками достигают майдановцев, кого-то оттесняют и опять возвращаются назад. «Беркут» пошёл вперёд, майдановцы отступили. Спецназ получил команду остановиться и отойти на прежние позиции — майдановцы тоже вернулись на свои места. Я находился рядом несколько месяцев, с ноября, практически с первых дней Майдана, и видел всё это вблизи.
На этом фоне история 11 декабря 2013 года отчётливо показала: «Беркут», если получит соответствующую команду, снесёт все эти баррикады и прочие укрепления в течение нескольких минут. Я спрашивал у своего соседа по этажу, заместителя командира «Беркута» Олега Янишевского, что же тогда происходило. Он рассказывал: «Нам до сцены оставалось каких-то 20 метров. Мы всех оттеснили, подошли вплотную. Часа за два ребята запросто разобрали бы эту сцену и расчистили бы всю площадь, весь Майдан Независимости».
Что было бы дальше? Уже было принято решение выделить для проведения митингов место на Трухановом острове — в зоне отдыха на острове напротив столичного района Подол. Все, кто хочет митинговать, отправлялись бы туда, никому не мешая и не нарушая порядка в Киеве. Это совсем не то, что Майдан в центре города, где установили сцену и собрали огромную толпу, перекрыли уличное движение и ещё стали оказывать активное сопротивление работникам милиции.