– Ты садись, Виктор, – наконец потянул молодого на стул Сугарлиев, начал спрашивать и его, тот тоже ткнулся в свою папку с бумагами, видимо, в поисках ответа.
– Это кто? – поинтересовался Ковшов у Неронова.
– Председатель исполкома…
– Знаю. Другой?
– А этот, молодой? Второй. По промышленности. Турченок.
– Понятно.
– Ты тоже садись, Павел Никитович, – махнул рукой Сугарлиев докладчику и тяжело оглядел зал. – Чего нам доклады разводить?
По залу пополз лёгкий гул голосов.
– Тихо, тихо, – опять махнул рукой Сугарлиев. – Работать надо. А мы митингуем. Вишь ты! Маяки нашлись! Протрубили на всю область! На миллион замахнулись! А сами в кусты?
Зал напрягся весь, как одно живое существо, смолк, ждал.
– Павел Никитович! – махнул первый в зал докладчику, который успел присесть, но тут же вскочил на зов. – Ты чем тут хвастал?
– Я не хвастал, Хайса Имангалиевич, – побелел в лице грозный высокий дядька. – Докладывал последние сводки по уборке овощей.
– Ну? И чего мы насобирали?
– Похвалиться, прямо сказать, нечем, Хайса Имангалиевич, – понурился тот.
– Нечем? Позор! – обрушился в крике, завозмущался первый. – На всю область мы в хвосте! Забыли, как трубили? Какие социалистические обязательства брали? За миллион овощей агитировали! Кто выступил с почином? Наш район. А ведь, если наш район обязательства не выполнит, всей области миллиона не видать! Наш район самый!.. Да что я вам талдычу! Лучше меня знаете. Я Леониду Александровичу сам что обещал?… А где наши помидоры? Где овощи? У нас, Андрей Иванович, и конь не валялся!
Сугарлиев повернулся к Котину, посмотрел на него так, как будто впервые увидел, покачал головой.
– Что будем рапортовать?
– Нагоним. Увеличим темпы, Хайса Имангалиевич, – выдавил из себя председатель райисполкома. – Есть ещё время. Я проезжал перед активом по полям. У Митина побывал, у Русатова, у Смирнова; стоят ещё участки с продукцией, целые, совсем не тронуты помидоры; только пробные, первые сборы провели, а вся продукция на корне дожидается.
– А дожди?
– А что ей дожди? Наоборот, солнца нет. Не сгорит.
– Так сколько же она дожидаться будет? До заморозков? Её в магазин везти надо, на консервный завод. По Волге пароходами отправлять.
– Отправляем, Хайса Имангалиевич.
– Да что ты мне говоришь? Вот бумага! Я же тебе показывал! Наш район в хвосте по уборке плетётся. А в итоге область проваливает план и обязательства.
– Убирать некому, Хайса Имангалиевич! – выкрикнул из зала докладчик, про которого все забыли, это был начальник управления сельского хозяйства Воробейчиков. – Не справляются в колхозах своими силами. А у Смирнова в совхозе совсем людей для уборки нет.
В зале поднялся шум, не говорил и не кричал только глухонемой, Ковшов привстал от удивления, такого видеть ему не приходилось.
– Студентов ждут, – сказал ему Неронов. – Дармовая рабочая сила. Райские яблочки.
– Не понял? – наклонился к нему Ковшов. – При чём студенты-то?
– Ну как же? Каждый год колхозники за их счёт выезжают. Планов громадьё. Обязательства большие берут по овощам. А убирать продукцию некому. В этом году знаете, конечно, в области миллион взялись собрать. К юбилею. Лето кончается, а продукции нет.
– А чего же?
– А вот вы и наблюдаете промежуточную стадию. Сейчас студентов все требуют, чтобы собирать. У тех учебный процесс полетит к чертям. Собирать-то до заморозков будут.
– Агравируете?
– Я материалист, товарищ прокурор.
Сургалиев, гася гвалт в зале, поднялся со стула сам, вытянул вверх руку. Постепенно угомонились самые резвые.
– Павел Никитович! – поискал первый секретарь глазами Воробейчикова.
Тот как вскочил, так и не садился; возле него, сцепившись, спорили о своём двое.
– Тише вы! – гаркнул на них Воробейчиков.
Те присели, разгорячённые, как мальчишки после драки.
– Значит, убирать некому, Павел Никитович? – грозно, но сдерживаясь, спросил Сургалиев. – Не хватает людей? А помидоры на полях лежат?
– Не хватает людей, – невнятно пробормотал тот.
– Вот те раз! А что, не знали раньше?
– Да вот они, Хайса Имангалиевич, – развёл Воробейчиков руки по залу, – все здесь. И председатели, и директоры, и секретари. Спросить их надо.
– Я спрошу! И бюро райкома спросит! – нахмурился первый. – А управление сельского хозяйства куда смотрело? Тоже не знали?
И снова зал притих.
– Василий Иванович! Митин!
Поднялся, запыхтев за спиной Ковшова, председатель.
– Что скажешь, Василий Иванович?
Председатель молчал.
– Заваливаешь район, Василий Иванович? А прокурор района там с тобой рядом, гляжу я, сидит.
Ковшов поднял на первого секретаря глаза. Тот, не мигая, тоже смотрел на него так, как будто вцепился мёртвой хваткой.
– Вредительством это называется, Василий Иванович! А как же? Подводить район в трудный момент. Продукция на полях, а её не убирают! Так, товарищ прокурор?
Ковшов и встать не успел, как первый замахал на него рукой.
– Так, так. Ребёнок только не поймёт. Мы, Василий Иванович, ордена вешаем, но мы их и снимаем.
Сургалиев замолчал, тяжело оглядел зал, махнул рукой, чтобы все садились, сел и сам, повернулся к Костину.
– Я, Николай Иванович, только из обкома. Знаешь, что мне Леонид Александрович сказал?
Костин пожал плечами.
– Он меня спросил, – совсем сощурил маленькие глазки первый, – ты огурцы сдал? Сдал, говорю. Много? Все, отвечаю. Сколько ты сдал, говорит, я на балконе своём выращиваю. А у тебя колхозы. Помидоров тоже столько вырастил? И столько сдашь?
– Пошутил Боронин, – опустил голову Котин.
– Пошутил. А как же? Конечно, пошутил, – закивал головой Сургалиев. – Я тогда тоже так подумал. А теперь вот иначе думаю.
– Чего это, Хайса Имангалиевич?
– Не окажется ли его шутка пророческой?
Слова эти, то, как взглянул первый секретарь на председателя райисполкома, заставили Ковшова глубоко задуматься.
– Картина… – сказал рядом Неронов.
– Что? – повернулся к нему Ковшов.
– Положеньице, говорю, – хмыкнул тот и замкнулся.
Заседание районного актива продолжалось дальше; первый секретарь поднимал из зала председателей колхозов и директоров совхозов на трибуну, распекал, задавал вопросы, усаживал на места… Кончилось всё затемно.
Сила и прелесть слабого пола
У Порохова в аэропорту действительно всё было схвачено. Никого они не интересовали, на сумках с контрабандным товаром, огромных и тяжелющих, милиционер и глаза не задержал, а в самолёте разрешили их поставить под ноги. В общем, улетали легко, весело, словно, как и было обещано, на курорт отправлялись.
Ксения так и вырядилась: вся в ярком платье – только неголая. Тимоню и Рубика столбняк посетил, когда они увидели; как застыли с открытыми ртами, так и оставались, если бы не Порохов. Тот враз оценил: так и надо, чтобы «азеры» на контрольном пункте в Баку на неё таращились, тогда пацанам легче будет незамеченными с сумками прошмыгнуть. Главное – из аэропорта бакинского выбраться, а там их встретят с машиной – и ищи-свищи!
Всё шло, как по писаному: самолёт приземлился, Тимоня с Рубиком поближе в проходе места заняли, не дожидаясь команды – лишь экипажу выходить, и они за ним. Тимоня вслед за нужным человеком пристроился, и Рубик тут же, так оба с сумарями и потопали за своих. Ксения поднялась с одной сумочкой и косметичкой в руках да с журнальчиком. Ей куда торопиться, она отдыхать прилетела, в море купаться и загорать. Сумку на плечо вскинула, и уже какой-то черномазенький прицепился, всё интересуется: который час да кто вас встречает? Про багаж интересоваться начал. Ксения повода не давала, ещё в полёте, правда, поверх журнальчика стрельнула глазками по салону, наткнулась случайно на этого остроглазенького раза два, так тот возомнил о себе невесть что. Отбрила, когда полез в проходе помогать, вроде успокоился. Одни нахалы в этом Баку! Эдик не зря предупреждал.
По задуманному Пороховым ей следовало нигде не задерживаться, но и не спешить, пацаны под неё сами подстроятся, если надобность будет. Так она и поступила. В аэропорту не растерялась, однако, ни Тимоню, ни Рубика не заметила на пропускном пункте, видно, успели разобраться по-своему. Она вышла, вздохнула воздух полной грудью – пронесло!
Кажется, и не волновалась совсем, а всё же переживала. Порохов успокаивал её: не поездка будет с икрой рисковая, а прогулка увеселительная! И вот, как он и предсказывал, всё благополучно закончилось. Всё тихо, мирно. Ей повезло.
Она огляделась. Мальчишек не было. Где они задержались? На пункте их не видела. Небось, балбесы, в туалет со страху заскочили? Подождала. На неё обращали внимание. Опять откуда-то тот тип остроглазый появился, приставать начал: «вас не подвезти?», «у меня машина». Она отвернулась и разговаривать не стала. Пора бы уж нарисоваться и пацанам!
Их не было. Ситуация начинала волновать. Что с ними в сам деле? Чего они себе позволяют? Порохов не погладит по головкам, если она расскажет об их проделках! Маленькие кругленькие часики на её руке отсчитали тридцать минут, как она здесь отирается у дверей аэропорта. Порохов подарил их ей перед самым отъездом.
– Будешь смотреть и меня вспоминать, – напутствовал он, застёгивая браслет.
– Золотые! И браслетик такой же! – бросилась она его целовать.
– Я по мелочам не размениваюсь, – не отстранил её Порохов, но сам не целовался. – Моя жена других носить никогда не будет.
– Так уж и жена! – вырвалось у неё.
– Возвратишься, враз свадьбу сыграем.
– Одну уже сыграли.
– Эта настоящей будет.
– Не развелась ещё.
– А ты не волнуйся. Скажи только, я сам здесь всё решу, пока ты там купаться будешь.
– Его согласия надо. Без согласия – только через суд.
И они оба разом замолчали. Только теперь вспомнили про Серебряного. Аргентум как пропал после свадьбы, так ни он, ни она его не видели и не вспоминали.