беими руками, поднял над столом.
– Не о том речь. – Порохов понизил голос, дождался, пока Седой и Хабиба утихомирятся. – Аргентума я не позвал. А в Ароне не сомневаюсь. Пока жив он был, встречался я с ним.
– А теперь что? Кто его убил, Эд? А племянника? – Тимоня так и застыл с лампой в руках, выкатив глаза на командира.
– Сгинь! – не сдерживая гнева, отмахнулся Порохов от него. – Потом об этом. Я о бимбе нашем…
– Не встревай, Тимоня! Сиди тихо, рыжий! – зашикали на адъютанта со всех сторон.
– Знаете, каких лавов наше рыжьё стоит! – Порохов обвёл братву впечатлительным взглядом.
– Не тяни, Порох! Что за дела?
– Тысячи косых – и тех не хватит! Вот каких галстуков мы накрыли!
– С них не убудет! Это же хорошо, Эд! – повеселились за столом.
– Хорошо-то хорошо. Да нам никакого навара. Не нашлось купцов купить наше рыжьё. Арон и так, и сяк бился, а жлобы не пошевелились. Может, и есть на дне, да опасаются. Засветиться не желают.
– Мурмулеток[46] нет! – зашёлся в ядовитом смехе Седой, толкнув в бок локтем Хабибу. – Век не поверю!
Хабиба и Рубик тоже вылупили глаза на вожака, толстяк даже семечки грызть перестал.
– Давай в Армению сгоняю, дорогой! – вытянул Рубик руку к Порохову. – Своей мамой клянусь! Дня мне достаточно, привезу акча сколько скажешь. Всё наше рыжьё возьмут. В Ереване любят его больше жизни…
– Сиди, дундук! – оборвал его Порохов, наградив злым взглядом. – Ездил ты уже один раз! В Баку. Накрыл нас с икрой. Я в том деле ещё точку не поставил.
И Рубик обмяк, прижался к столу, про семечки забыл.
– Вот! – Порохов распахнул ворот рубахи, вытащил с груди золотой знакомый всем крест на цепочке. – Я вам уже его показывал. Думаете, я его красоваться таскаю?
Все подавленно молчали, но на крест поглядывали с завистью.
– Деть некуда. – Порохов запахнул рубаху. – И всё рыжьё наше мёртвым грузом лежит. Не сбыть нам его в этом паршивом городе, а может, и в стране этой.
– За бугор бы! – выпалил в запале Тимоня. – Там капиталисты чёртовы враз с руками и ногами оторвут.
Братва дружно заржала над бесхитростной шуткой.
Порохов с удивлением уставился на мальчишку, не веря своим ушам, покачал головой, посерьёзнел, задумался; глядя на него, примолкли остальные, ожидая, лишь повизгивал ещё Седой.
– Вот. – Порохов ткнул в Тимоню пальцем. – Устами младенца глаголет истина. А? Вот о чём я хотел вам сказать. А этот шкет меня опередил.
– Да брось ты! – Седой, всё ещё давясь от смеха, замахал на Порохова руками. – Куда нам? Какой бугор? Как туда добраться?
– А что? Чем шайтан!.. – выскочил из-за стола Хабиба. – Чем шайтан не парень!
Вёрткий, как волчок, он крутанулся вокруг себя, присел два-три раза в немыслимом танце, наяривая ладонями по груди, коленкам, а в конце и по голове прихлопнул.
– Что мы, лыком шиты? – заорал татарин, сверкая глазами и лыбясь во всю свою хитрую физиономию. – Махнём, джаным, за бугор! Будем жить – не тужить! В свободе купаться!
– Только там, братва, за бугром! – твёрдо сказал Порохов, подмигнув Хабибе. – Там мы весь свой товар сбросим! Риск есть. Но здесь нас быстрее схватят! И уж жалости не жди! К стенке поставить могут.
– За что к стенке? – рванулся из-за стола Седой к Порохову. – Мы никого рукой не тронули, когда штопарили[47]. Сами отдавали. Аргентум с Рубоном зимой мента замочили. Морду набили да пушку слямзили. Но они вдвоём были. Вот пусть и чалятся за своё! А мы при чём?
– Я рукой мента не касался! – задрал голову Рубик. – Это всё сумасшедший! Это Аргентум, гад! И пушку он забрал. До сих пор у него.
– Вот за мента да пушку и влепят вышак! – жёстко выпалил Порохов. – А за вас, козлов, нам достанется!
– При чём здесь мы? – подал голос и Тимоня. – Каждый за себя!
– Нет, братва! – перекрикнул всех Порохов. – Отвечать придётся всем. В разной мере, конечно. Митрополит[48] решит.
– Кто? – не понял и присел от испуга Тимоня.
– Судья, – сплюнул ему под ноги Седой. – Только я за бурдняка этого, – он повернулся к Рубику и смерил его презрительным взглядом, – тащить весь воз не собираюсь. А за Аргентума, поганца, тем более.
– Вот, – покачал головой Порохов, – поэтому за границу канать не на бздюм, а всем вместе надо. Прихватить заложника пантового и сваливать. И ещё, чтобы все знали. Натырили мы, братва, я уже вам прикинул на счетах, лимона на два, как минимум. А за такие деньги «вышак» катит автоматом, если возьмут нас. Так что выбирайте.
– Ты в угол загнал, – заскрипел зубами Седой. – Тут и выбирать нечего. Только за бугор. Однако объясни-ка мне, командир, вроде ты молчал всё, а тут вдруг про ментов да тюрягу заговорил. Вроде не пугал раньше. На хвосте кто у нас? Засветились мы? Всё вокруг да около?
– Давно ждал я от вас этого вопроса. – Порохов помолчал, обдумывая. – А вот сейчас спросил ты меня, и не знаю, что отвечать. Но отвечу!.. Товаром нашим поручили мы заниматься серьёзным людям.
– Аргентум же их нам отыскал! – нахмурился, сжался весь Седой. – Божился за них, как за себя!
– Младшего Каина повесили, измордовав, – сухо напомнил Порохов, – и деда, Арона старого, на тот свет спровадили. А охотились мокрушники за нашим рыжьём.
– Кто же тот гад? – подскочил, сжав кулаки, Хабиба. – Задушил бы падлу!
– Я бы тоже дорого дал, чтобы узнать, – осадил его взглядом Порохов, – одно могу сказать точно: убийца шёл за нашим товаром. За нашим. И ещё скажу. Приметы мне выдал покойник. Я уже вам говорил. Рыжим был тот мерзавец. И фиксу имел. Жёлтую. Спереди на челюсти.
Порохов обвёл всех подозрительным взглядом и ткнул пальцем в Тимоню.
– Как у него.
Тимоня сжался, схватился за рот обеими руками.
– Ты что? – закричал он, бледнея. – Ты что говоришь, Эд? Я ж только вставил. Сам знаешь.
– У тебя и раньше была, – отмахнулся от него рукой Порохов, как от мухи. – Не куксись. На другого нашего дружка та падла похожа…
– Аргентум! – завизжал Хабиба.
– Аргентум! – ахнул Седой.
– Вот и я думаю, – подвёл черту Порохов. – Поэтому его и нет среди нас.
– Урыть гада! – застучал по столу кулаками Хабиба. – Казнить при всех!
Со всех сторон посыпались ругательства, проклятия, угрозы.
– Что ты молчишь, Эд? – Тимоня притиснулся к Порохову, затряс его за плечо. – Решать надо.
– Я ваше мнение теперь знаю, – легонько оттолкнул от себя Тимоню Порохов. – За этим и собирал. Теперь я сам с Аргентумом буду говорить. Хочу в глаза ему заглянуть… Услышать, что скажет эта гнида. А потом вам его приведу. На общий суд. Ну, а теперь по домам, братва!
– А про бугор, Эд? – не отставал от него Тимоня. – Всерьёз?
– Конечно, шкет, – заворошил ему рыжую голову Порохов. – Такими делами не шутят.
– А меня возьмёшь?
– Ну куда ж мне без тебя. Вот банк уделаем. Загребём деньжищ. А там и к буржуям. Только захватим с собой кое-кого.
– Кого, Эд?
– Много будешь знать – плохо будешь спать, – улыбнулся Порохов.
– Ну ладно, Эд, скажи.
– Серьёзные они люди, шкет. Не нам чета. Могут не захотеть туда с нами.
– А как же тогда?
– Тогда? Ну тогда мы их очень попросим.
Нападение
Как задумали, так всё и получилось, но только, как в сказке, – на третий раз. Первый раз в банке денег не оказалось, и кассирша возвращалась на завод пустой. Второй – хуже, и деньги везли в автобусе, но шофёр попался умелый, вывернул из-под «москвича», который Седой раскорячил посредине дороги, и умчался, даже не остановившись то ли с перепугу, то ли с дуру. А в третий раз, как по маслу. И Ксения из банка выпорхнула вслед за кассиршей, головой качнула, мол, всё в порядке, и мотоциклы не подвели: удалось и догнать «Кубань» с деньгами, и обогнать ещё до моста, да так, что время подготовить дымовые шашки осталось.
Лишь только шофёр, в поисках помехи матерясь и кляня весь белый свет, вывалился из дверей «Кубани», туда впрыгнул из дыма и грохота лёгкий Жорик в чёрной маске, выстрелом из обреза вышиб дыру в потолке и, оглядев четырёх обезумевших от страха женщин, сказал:
– Не кричите.
Можно было вообще ничего не говорить или, например, сказать для хохмы «пожалуйста», потому что тем было не до него: три вниз лицом уткнулись в пол, а четвёртая тряслась и задыхалась, провалившись на драном сиденье. У её ног и лежали два мешка. Жорик сразу угадал, что банковские: видна маркировка, цвет защитный и вид фирменный. Да и тяжёлые, черти! Особенно тот, что поменьше, металлические монеты гремели. Почувствовал вмиг, как только схватил. Сам в дверь – и был таков. Словно призрак исчез, как и явился.
За автобусом дожидался Тимоня на мотоцикле. Маску в карман – и смылись.
Всё мирно, как по нотам.
Так через несколько часов и поведал Жорик Порохову, лежащему на кровати с гипсовым «воротником» на шее.
– Нет, Эд! – взахлёб перебивал Тимоня, дёргаясь и не унимаясь тут же рядом. – Дыма, грохота сколько! Тьма, облако дыма над нами! Всё в дыму! Как ты там видел в автобусе-то, Жорик? Я чуть не сдох от страха за тебя, дожидаясь на «ковре»! Думаю, мол, ни черта там не найти! А он выскакивает. Нате вам! Фантомас с мешком! И мы – ходу!
– А бабу, значит, не трогал? – допытывался Порохов, не двигаясь.
– Чего её трогать-то? – Жорик небрежно бросил к кровати мешки с деньгами. – Нужды не было. Зачем?
– А деньги проверил?
– Да что ты, Порох? В самом деле! – обиделся Одоевцев. – Я открывать не стал. Один мешок с бумажными, второй с монетой. Тяжёлый и брякает.
– Не обижайся. Как в сказке всё, даже не верится!
– Вон мешки. Считай.
– Одежду у Бовари спрятали?
– Там переоделись, – кивнул Одоевцев.
– А мотоциклы?
– На дне затона.
– Обрезы?
– Пригодятся ещё.
– Нет. Я два раза стволы с собой одни и те же не таскаю на дело.