, а вдруг эти «кружковцы с кухни» имеют выход на заграницу? Это было бы вершиной успеха!.. Павел Сергеевич едва сдерживал себя после доклада Грейча и нескольких встреч с «Омой», у которого огнём пылали глаза.
У них в отделе долго не было интересных разработок по науке. Всё больше пасквили преподавателей друг на друга, кто быстрей и за счёт чего кафедру в каком-нибудь институте оседлал, да врачи жаловались, обвиняя в пустобрёхстве, мракобесии и делячестве более удачливых коллег, изредка затевала возню и выливала помои чья-нибудь обозлённая и брошенная любовница или попадался на взятках совсем уж зарвавшийся недотёпа. В основном мелочь и тоска, а тут «Ома» накопал, напал на то, что нужно!
Полковник Веневицианов заволновался, запереживал, мысли, одна тревожнее другой, не давали спать по ночам. Он решил не информировать пока и начальника Комитета, это было уже нарушением известных и жёстких инструкций, но официальных регистраций антисоветской организации в отчётах не значилось, следовательно, по большому счёту, и докладывать покуда не было особой необходимости. Слишком пугал внезапный успех, аж кружилась голова, Павел Сергеевич до конца сам себе боялся верить.
Ночами он, прежде чем забыться во сне, в который раз анализировал сведения, собранные его «Омой». Все детальки вроде вписывались.
Личности известные – дети больших людей. Лидером организации получался, правда, еврей. Впрочем, чему тут удивляться? Евреи всегда в первых рядах недовольных любым политическим строем. Кто революцию делал?
И родители у него подходящие. Оба, и отец, и мать, из-за границы не вылезают. Устроились там, где-то в Африке, помогают каким-то возрождающимся туземцам, знамо – для прикрытия легенда и естественно сношаются с врагом, а сынок обнаглел и сманивает в свою организацию несознательных заграничными шмотками. На квартире у себя и дружка блат-хату смастрячил, сожительствует с подельницей развратной, бывшей учительницей старше себя. Та ему в открытую пропагандирует стишки эмигрантов, от которых порнухой и голубизной за версту разит. И устраивают сборища, где вовсю бывший тот студент, кстати, нигде так толком и не работающий, пропагандирует западный образ жизни, увлекает дружков Израилем, Парижем, другими соблазнами паскудной жизни. Сам какую-то оду на тему свободы и демократии как-то настрочил в стихах, жаль, до «Омы» та ода не дожила. Агенту удалось быстро перевербовать нескольких членов этого «кухонного подпольного кружка», они ему об этом и сообщили. За сравнительно короткий срок трёх человек перековал «Ома», при этом снова совершил чудо, двое из них оказались женщинами.
Веневицианов не мог нарадоваться. Он уже спал и видел, как окончательно склонив на свою сторону заблудших, воспитает двух попавшихся к нему в сети прекрасных искусниц. Женщина – агент от природы; интриганка с неукротимой страстью к игре, к романтическим переодеваниям, с тайнами, с постельными проделками. Истории шпионажа известны сотни имён таких звёзд! Они вершили свои победы, выуживали необходимую информацию в жарких альковах у великих людей! Современная статистика беспристрастна: чуть менее половины секретных агентов – это пленительные красотки. И здесь совсем не уместен расхожий тезис, что красота и интрига, то есть разум – несовместимы. На бабах, проще говоря, и припухали многие.
«Ома» особенно выделял замужнюю особу, но ещё с молодости вертлявую и большого мнения о себе. Но эти качества особые, их агент при вербовке и должен использовать, учил его Веневицианов, когда тот расписывал ему кандидатуру при встрече на конспиративной квартире. Сейчас, советовал он молодому, эти качества в ней надо поощрять и развивать, когда же она полностью окажется в их власти, тогда работа с ней будет вестись в другом направлении.
– Филипп Денисович, – твердил он, глядя агенту в глаза, – требует от нас биться за каждого, оставаясь хозяином положения, а маленькие слабости, тем более прелестной женщине, следует поощрять. Но!..
Веневицианов погрозил пальцем агенту.
– Не увлекайтесь. Бобков знаток их душ. Впрочем, и мы не дураки. Опасайтесь собственных откровений и чувственности. Эти бабы коварны. Особенно красотки. Могут увлечь. Не заметишь.
Впрочем, в «Оме» не было ничего, за что можно было бояться. Увлечь сам он не мог. «Мал, лыс и манерничает, словно жеманная сука», – приглядывался всё больше и больше при каждой встрече к агенту Павел Сергеевич, всё глубже и глубже он постигал и сам его сущность, постепенно создавая полный образ любимчика. Однако, чем больше он присматривался к агенту, тем неспокойнее у него становилось на душе: уж больно неравнодушен был тот к описываемой красотке. «Ома» прямо подрагивал сам, когда докладывал о ней, не увлёкся бы! Всё дело погубит! Истории мирового шпионажа были известны поразительные примеры, когда получалось наоборот и агент оказывался на месте завербованного. Двойной агент! И такое бывало! Павлу Сергеевичу в древнем фолианте попадались такие перлы!..
Вторая баба не лидер, другого пошиба. Без мужика ни то ни сё. Подружка первой к тому же покручивала роман с одним из «кружковцев». «Кружковец» тот никакой, семейный, двумя детьми скоро обзаведётся, видимо, сдуру, от безделья с ними со всеми дружбы не бросает. А так – бестолочь. А вот морячок – это находка. Он, по всей вероятности, один из заводил. По мнению «Омы», тот и перебрасывает или планирует для переброски информацию за рубеж. В ближайшем будущем собирается в Атлантику судовым врачом. А муж красотки этой – отдельная личность. О нём особый разговор. Но «Ома» его ещё полностью не раскусил. Хитёр субчик. Последний, бородатый – свой, агента человек. «Ома» его давно присмотрел. С него вся «раскрутка» этой зародившейся антисоветской организации и началась. Бородач знак дал «Оме», он снабдил первоначальной информацией и сейчас по рекомендации «Омы» сам может стать самостоятельным агентом. «Ома» уже вёл с ним подготовительную работу с разрешения майора Грейча. Тот одобрил вербовку нового кандидата. Это облегчало задачу, вдвоём, помогая друг другу, они могли толково завершить операцию по ликвидации врагов. А следующим этапом можно бы начинать и задуманное Павлом Сергеевичем; Веневицианов не оставлял надежды поиграть с «западными коллегами» в подставки, хорошая интрига могла бы получиться, не хуже Якушевской!
Веневицианов назначил агенту очередную встречу, следовало расставить точки, сориентировать «Ому» на главное, чтобы не распылялся, поставить конкретные задачи, пришла пора определиться наконец с мужем красотки. По замыслу Павла Сергеевича женщина и должна была на этой стадии сыграть роль обольстительницы, агент всё это время докладывал, что в личных отношениях с мужем у той наметились отрицательные тенденции. Процесс необходимо было пресечь, а красотка должна была начать более активную работу по обращению мужа на их сторону.
В назначенный день к назначенному часу «Ома» не появился.
Прождав лишних десять минут на конспиративной квартире, Веневицианов возвратился в «контору», разнёс в пух и прах Грейча, поручил разобраться. Тот до конца дня и весь следующий день не смог добиться никакой информации. «Ома» пропал! Это бесило Павла Сергеевича, он понял, случилось непредвиденное, возможно, непоправимое, чего он не ведал до этого на протяжении всей своей, вообще-то, удачной жизни, если не считать его перемещение из «Белого дома» в эту «контору». Но чего же теперь об этом?…
На следующий день к вечеру чёрный, как ночь, Грейч принёс Веневицианову убийственную весть, что красотка обнаружена в квартире матери в ванной со вскрытыми венами.
Его забил нервный озноб. Теперь он предчувствовал, что кончится не только этим. «Ома» не подавал признаков жизни, но красотка была именно той. Грейчу удалось под каким-то предлогом побывать в прокуратуре района и выяснить: делом занялась областная прокуратура.
– Почему? Кому понадобилась взбалмошная девчонка, изменявшая мужу направо и налево? – вопрошал, буйствуя, Павел Сергеевич.
– Можно только догадываться, – отвечал, не поднимая головы, майор и выдал свою версию, крупинки которой собрал в районной прокуратуре и поблизости.
Вокруг смерти дочери известная мама не постеснялась поднять большой шум. Как это бывает в провинции, дело сразу приобрело характер вонючего скандала. Задребезжали звонки в «Белом доме», забегали клерки в облисполкоме, поднялся на ноги весь облздравотдел и прежде всего вездесущий и повсюду вхожий Алексей Моисеевич. Веневицианов никогда не допускал и мысли, что такое возможно. Он по-настоящему схватился за голову. Грейч принял все дела на себя, Дрейч поддерживал шефа, как мог нравственно и психологически. Возраст начальника был не тот, что у них, об этом они сейчас оба вспомнили. Но в «конторе», кроме них, об этом проколе не догадывались, Павел Сергеевич запретил что-либо докладывать начальству… А собственно, что докладывать? Если ничего не зарегистрировано, то и докладывать нечего. Свербело нутро у Грейча: Веневицианов признался, что пошёл на поводу у любимчика и, когда тот попросил выдать ему липовую красную книжку на имя несуществующего сотрудника их «конторы», согласился; теперь как бы эта книжица где-нибудь не всплыла, да ещё в одном деле со смертью красотки. Поэтому предстояли две задачи: отловить агента и разобраться с обстоятельствами гибели красотки и следить за действиями прокуратуры. Второе вытекало из первого так же, как первое из второго. Грейч сообщил, что Игорушкин поручил следствие криминалисту Шаламову. Тот – известная фигура, в убийствах специалист. Это настораживало, Шаламов мелко не копал. Но отстранить его от следствия не было оснований, оставалось отслеживать ситуацию и наращивать усилия в поисках агента.
На второй день неизвестный попытался убить мать красотки. Грейч рвал на себе волосы, боялся докладывать шефу, подозревая «Ому», ему уже стало известно, что тот понаделал кучу оперативных нарушений: бегал по улицам со своими завербованными, сводил их вместе в одну конспиративную квартиру и много ещё чего…
– Но зачем? К чему ему старуха? – возражал капитан Дрейч. – Здесь пахнет сумасшествием или налицо маньяк.