— В этом ты права, — он горько вздохнул, — никому. Никому я не нужен.
Мэри нахмурилась, даже ногой притопнула:
— Ну что за глупости! Ты мне нужен, понятно? И будь добр помнить об этом всегда.
— Слушаюсь! — Человек усмехнулся, а его жена по-детски захлопала в ладоши и снова потянула его через холл в кухню.
Навстречу бросился лабрадор — бедняга уже полчаса крутился в нетерпении: когда же наконец начнут раскладывать по тарелкам всю ту божественную пищу, что пряталась в стоящих над его головой кастрюльках и сводила в судорогах предвкушения его желудок. Пес знал: сначала положат хозяину, и тот станет есть и нахваливать, и слушать щебетание хозяйки. А она будет говорить, не останавливаясь ни на секунду, и каким-то непонятным образом умудряться при этом жевать и проглатывать вожделенные кусочки, которые пес будет гипнотизировать: а вдруг невзначай что-нибудь свалится с вилки на пол!
— Я думаю, с отъездом лучше не тянуть, — сказала женщина, а собака подумала: «Началось!» и уселась между хозяев, чтобы не пропустить ни одного слова и ни единой крошки. — Сегодня какое, пятнадцатое? Значит, числа двадцатого можем лететь. Как думаешь, стоит сказать соседям, или они ополчатся на нас, как в том фильме, помнишь? Ну, где пара собралась в круиз и не стала вешать иллюминацию на дом, а соседи еще требовали у них установить снеговика на крыше и…
— «Рождество с Крэнками», с Джеми Ли Кертис?
— Точно! Она играла Нору. Ну, до снеговиков на нашей улице, слава богу, дело не доходит, а огоньки мы зажжем, так что не придерешься. Да, кстати, надо проверить лампочки: все ли горят. Сделаешь?
— Конечно.
— Отлично! Значит, после ужина я куплю билеты и позвоню Полу. То-то он обрадуется! Да, хорошо, что я сдала свое черное платье в химчистку заранее. Завтра уже можно будет забрать. Так. Значит, за мной платье, подарки для Рачичей, ладно, не кривись, для Нодара и Эсмы, сбор чемоданов. Твою синюю толстовку брать? Думаю, стоит. В ней хорошо на лыжах кататься. Мы ведь пойдем на лыжах? После рождественского переедания физические нагрузки просто необходимы. Ты согласен? Здорово! Значит, я займусь сборами, а ты ничего не делай, просто отдыхай и настраивайся на поездку. И ни о чем не думай, слышишь? Только друзьям своим напиши, чтобы мы не стали свалившимся на голову снегом.
— Хорошо. Спасибо. — Человек отодвинул тарелку, встал и послушно пошел в кабинет.
На морде лабрадора тут же нарисовалась улыбка: в тарелке остались обрезки мяса, и собака прекрасно знала, кому они достанутся. И уже через пару минут счастливый пес нашел своего хозяина сидящим у компьютера. Собака подошла к столу, увидела, как на мониторе курсор щелкнул по значку «Отправить», понюхала тапочки хозяина и отошла: зачем ложиться у его ног, раз он уже все сделал и сейчас наверняка встанет и отправится в спальню. А там уж лабрадору будет позволено забраться на мягкую перину и развалиться, и подставить брюхо, и наслаждаться неспешным почесыванием под откровения гостей Опры Уинфри. Пес присел у порога, но хозяин вставать не спешил. Он думал. Жена могла заболтать его, отвлечь, снять напряжение, она даже могла попросить его ни о чем не думать, но вот эту просьбу выполнить он был не в силах.
«Все-таки напишу, — решил он наконец. — Если она в последнее время молчит, это не значит, что я должен менять свои привычки. За столько лет я уже привык рассказывать обо всем, делиться планами, сообщать о своем местонахождении. Даже если ей все равно, как и где я встречу Рождество, почему это должно помешать мне сообщить об этом, если я хочу это сделать? Итак, решено!»
Курсор прыгнул к ячейке «Создать», и через мгновение пальцы Человека застучали по клавишам. Дежурные приветствия, сообщение о предстоящей поездке и еще:
«…Никогда не встречал Рождество в Канаде. Хотя, наверное, по сути, не имеет никакого значения, где ты встречаешь его, важно с кем. Знаешь, это ведь семейный праздник…»
Компьютер выключен, свет в кабинете потушен. В спальню врывается голос Опры. Лабрадор прыгает на кровать. Человек смотрит в телевизор, пытается слушать ведущую и почти не замечает, как по вискам скатываются на подушку слезы. Он плачет, не забывая гладить мягкий собачий живот. Собака абсолютно счастлива.
29
Обе собаки каким-то образом оказались на раскладушке, хотя Саша отчетливо помнила, что накануне этой привилегии был удостоен только Туман. С трудом вытащив себя из-под пятидесятикилограммовых туш, она разжала затекший кулак и в полном недоумении посмотрела на зажатую в ладони бумажку. Спать в холодном гараже, разделяя ложе с немытыми, нечесаными дворнягами, согласно ее представлениям еще могло влезть в какие-то ворота, но отсутствие малейшего понимания, для чего она здесь, почему и зачем сжимает в руке грязный листок с какими-то цифрами, просто обязано было в этих воротах застрять. Она скинула с себя пыльное одеяло, зябко поежилась, еще раз посмотрела на смятую бумажку: «Телефон, наверное, какой-то. Телефон? Телефон! Ну конечно!» И тут же вскочила с раскладушки, засуетилась, забегала в поисках сумки. Нашла ее под грудой пластинок на одной из полок стеллажа. Из сумки сначала появился кошелек, потом ключница, косметичка, какие-то давно просроченные обезболивающие таблетки, мешочек с цветными обрезками ткани, зеркальце, флакон духов. Наконец раздраженная Саша, в нетерпении перепрыгивающая с ноги на ногу и судорожно повторяющая: «Мобильный, мобильный», перевернула сумку и вытряхнула из нее все содержимое. Телефон угодил в голову Туману, и пес обиженно заворчал. Но у Саши не было времени извиняться, она уже лихорадочно нажимала кнопки мобильного, отчаянно надеясь, что ее безумное желание поговорить с человеком, номер которого она все же нашла, будет услышано на другом конце беспроводной связи.
Связь не подвела: разговор состоялся. Разговор бесполезный, никчемный и абсолютно не обнадеживающий. Музыкальный продюсер, с которым она когда-то познакомилась на выставке и чей телефон передала брату, с готовностью сообщил ей, что «все права на издание записей Владимира» он передал третьим лицам. Но открывать какую-либо детальную информацию о загадочных третьих лицах отказался наотрез.
— Согласно контракту, имею право, — безапелляционно заявил он, — делать со своей собственностью все, что угодно.
— Я вас прекрасно понимаю. Я лишь хочу узнать, кто теперь обладает этим правом.
— Александра, если я на всех углах буду рассказывать, с кем, когда и какие подписал договоры, карьера моя очень быстро закончится.
— Но у меня ведь особый случай!
— Каждый считает свой случай особым. Если начать делать исключения, сам не заметишь, как они обернутся правилами.
— Не скажете?
— Нет.
— Я подам в суд!
— Проиграете! Всего хорошего!
И он отсоединился прежде, чем она успела громко выругаться. Бранные слова произносились уже в пустоту. Глотая слезы и обнимая дурно пахнущего Тумана, она делилась с собакой наболевшим:
— Конечно, я проиграю. Кто я такая? Просто женщина, желающая сделать что-то ради памяти брата. И им, акулам шоу-бизнеса, какого рожна сдалась эта память? Был человек — хотели раскручивать. Нет человека — значит, нет. Других найдем, выберем из очереди, не торопясь. Возможно, и не самых талантливых, зато харизматичных, характерных, тех, что бабки приносить будут. А ушедших спишем в утиль. Они пользы не принесут.
Саша жаловалась псу, пыталась искренне негодовать, хотя на самом деле понимала, на кого она злится. Не на проныру продюсера. Не на правила шоу-бизнеса. И даже не на весь окружающий мир. А на себя одну. Если бы спохватилась раньше, то, кто знает, возможно, именно она оказалась бы тем самым «идиотом», перекупившим права на издание Вовкиных записей. А теперь поезд ушел, даже не показав хвост последнего вагона, в который еще сохранялась бы надежда запрыгнуть. Хоть она и выдохлась, как будто долго-долго бежала за ним по одинокой платформе затерянного в жизненном хаосе полустанка.
На душе была тоска и гнетущее разочарование, хотелось влезть в темную, теплую нору и переждать там атаку мрачных мыслей. Гараж, в котором все напоминало о брате, был отнюдь не лучшим местом для реализации подобной идеи. Поэтому Саша задерживаться не стала. Небрежно сгребла свои ценности обратно в сумочку, клочок с телефоном порвала на мелкие кусочки и выкинула, вышла на мороз. Утро было солнечным, небо голубым — насмешка над ее настроением. В такую погоду надо радоваться свежему воздуху и скрипучему снегу, а не плестись мрачно по улице, забыв на прощание приласкать собак и перекинуться парой слов со сторожем. А она плелась и испытывала лишь одно желание: забраться на заднее сиденье такси и скорее оказаться дома.
Дома мрачные мысли если и не исчезли вовсе, то все же потеряли остроту. У нее даже получилось сесть за рабочий стол и нарисовать эскиз зайца. Настроение, конечно, было нерабочим, но она сама завела традицию каждый Новый год дарить сестре собственноручно изготовленный символ предстоящих двенадцати месяцев. Она делала это уже одиннадцать раз, так что отказаться от последнего права не имела. Между тем шестнадцатое декабря, а пушистый кролик существует только в воображении. И Саша взялась за дело. Она знала: в конце концов работа увлечет, а мысли о позе модели, окрасе, размере и форме вытеснят из головы все остальные.
Она как раз заканчивала рисовать длинноухому животному бантик, когда раздался звонок в дверь. На пороге стоял молодой человек приличного вида, очевидно, чем-то сильно озабоченный:
— Вы Александра? — спросил он официально.
Саша озадаченно кивнула и тут же заметила, как озабоченность на лице гостя сменилась откровенной радостью. Видимо, его задачей было найти ее, и теперь, когда миссия оказалась выполненной, он имел полное право расслабиться. Так и случилось.
— Вам просили передать. — Он вручил Саше небольшой бумажный сверток, развернулся и поспешил вниз по лестнице, не дожидаясь не только лифта, но и вопросов, которые хоть и не успели слететь с Сашиных губ, но уже роились в ее голове: «Кто просил? Что передать? А может быть, не мне?»