— Это же… это же…
И Саша ему поможет, договорит сама:
— …мой брат Пол.
И все, конечно же, сразу начнут сравнивать и непременно найдут куклу невероятно похожей на оригинал. А он, обладатель подарка, обязательно признается:
— А знаешь, Сашура, вы ведь очень похожи.
Она даже не удивится, она уже знает об этом. Она ведь тоже и бесхитростная, и не жадная, и не глупая, и не злая. Конечно, уже не столь откровенна и открыта, как раньше, но в этом виноват только возраст. Так что Саша просто закивает радостно и согласится:
— Только волосы разные.
— Точно. У тебя прямые, а у Пашки на Ирины больше похожи.
Потом помолчат мечтательно, и Саша добавит:
— Надо бы сравнить как-нибудь.
А он пообещает громко и твердо, не оставляя ни малейшего сомнения в правоте собственных слов:
— Сравним обязательно!
А потом он посмотрит на бирку, которую Саша специально приделала к кукле, хоть она и не предназначалась для продажи. Повесила для того, чтобы он прочитал надпись. И он прочитает, и улыбнется, и повторит растроганно:
— Made by Alexandra Chaidze.
Саша скосила глаза на лежащую на соседнем сиденье куклу и улыбнулась. Это была хорошая идея. Ира наверняка решила, что сестра повезет отцу в подарок не доделанный когда-то макет семьи, но зачем тянуть за собой прошлое, когда можно наслаждаться настоящим? Нет, композицию Саша доделала: подправила фигурки, расставила по местам и водрузила в мастерской на полку, на самое видное место, чтобы иметь возможность как можно чаще любоваться своим счастливым, безмятежным детством и теми родными людьми, которые ей его подарили.
Она въехала в Роудон, и холодный, чуть мрачный пейзаж зимней дороги сменился теплыми, яркими красками. На празднично украшенных улицах встречались веселые компании людей, переходящих от дома к дому и поющих рождественские гимны. «Наверняка меня примут за подобных гостей и даже не станут спрашивать: «Кто там?» — подумала она и, колеся по узким переулкам и уже не обращая внимания на светящихся огоньками снеговиков и Санта-Клаусов, снова вернулась в будущее.
После объятий и подарков ее, конечно же, потащат к столу. И у нее тоже случится первая, но теперь уже точно не последняя в жизни рождественская индейка. А потом дядя Нодар, как старший и во всем любящий порядок, непременно спросит:
— Ты надолго, Сашенька?
— Дней на пять.
— Всего? — расстроятся хором.
— Мне очень надо встретить Новый год в Москве. Там ждет один человек.
— Очень ждет? — по-отечески настороженно спросит папа.
— Очень.
— Положительный? — дядя Нодар прищурится, нарочито пристально посмотрит на нее и затеребит усы. А она не испугается. Она и ответить может, и укусить больно:
— Ну, по крайней мере, одно положительное качество у него, бесспорно, имеется. Насколько я знаю, он не интересуется американской разведкой.
И наверное, на какое-то время в комнате повиснет тишина, только и будет слышно, что потрескивание поленьев в камине. Саша почему-то не сомневалась, что в доме обязательно будет камин. Ей очень этого хотелось, а в это Рождество все мечты должны были сбываться. Угольки засветятся ярким оранжевым цветом, дерево будет гореть, а Мэри (да, это должна быть непременно она, ведь если папа выбрал ее, то наверняка она и умная, и любящая, сглаживающая все углы) засмеется, а вслед за ней и все остальные. И с этим смехом окончательно исчезнет и из комнаты, и из души каждого из присутствующих и неловкость, и чувство вины, и обида, и непонимание.
Саша остановила машину у знакомого дома, пошла по тропинке к крыльцу, крепко прижимая к себе куклу. И вдруг из-за угла, прямо навстречу к ней вышел гордый, прекрасный северный олень. Он постоял, глядя прямо на девушку, потом энергично мотнул головой, словно одобряя и подбадривая ее, будто признавал ее правоту и во всем соглашался с ее действиями, и побежал прочь, совершенно не интересуясь тем, что же случится дальше. А дальше совершенно счастливая Саша поглядит ему вслед и уже не просто пойдет, а побежит к двери, и нажмет на кнопку звонка, и услышит, как знакомый и такой любимый голос прокричит: «Я открою».
Эпилог
— Открывай!
— Давай, давай скорее!
— Сашка, ну не тяни резину, нам всем интересно!
— Мой подарок, когда захочу, тогда и открою.
— Не вредничай! — Маруся.
— Открой, открой! — Петечка.
— Вообще-то, она абсолютно права. Возможно, там что-то личное. — Это, конечно же, Ира.
— Да отстаньте вы все от человека, — вступает в дискуссию Миша.
— Нет, это очень интересно, день рождения у старшей сестры, а подарки дарят младшей. — Сережа, как всегда, ироничен и не упускает случая поддеть жену.
— Да, пап, — Саша оборачивается к отцу. — Как-то действительно несправедливо.
— Нормально. Иришке я уже подарок привез, а здесь, — Человек кивает на конверт, — вовсе не подарок, а просто выполненное наконец обещание.
Больше Сашу не надо упрашивать, она быстро открывает конверт, хотя уже догадывается, что в нем лежит. Да. Так и есть. Билеты с открытой датой Москва — Флоренция.
— Один для тебя, другой для Иринки, — уточняет Человек.
— Мы поедем одни? — Радость все же омрачена небольшим разочарованием.
— Нет, конечно. Мы прилетим к вам из Сан-Франциско.
— Мы?
— Ну, в конце концов, надо же вас познакомить с братом. Раз уж день рождения Иры выпал на жаркую пору его экзаменов, почему бы не перенести время встречи, а заодно уж и место. Или не нравится место?
— Очень, очень нравится, пап, — Саша спешит поцеловать отца.
Ира тоже хочет это сделать, но не успевает, потому что в прихожей на столике заливается голосом Брайана Адамса ее мобильный. Стараясь сохранять спокойствие и фальшиво улыбаясь, она выбирается из-за стола, ни на кого не глядя. Ей кажется, что все присутствующие гости не только смотрят на нее, но и слышат, как громко колотится сердце именинницы. В прошлом году ей было сорок, и день рождения она по традиции не отмечала. А сегодня Саша уговорила устроить праздник, обещала сюрприз. Сюрприз, конечно, удался. Могло ли быть что-то лучше неожиданного приезда отца, который наконец поверил, что ни ЦРУ, ни ФБР уже давно не интересует не только Майкл Райтман, по паспорту которого он жил, но и собственно Михаил Чаидзе, которым он являлся. Могло ли быть что-нибудь на свете лучше и желаннее этого? Могло: в прихожей на столике заливался голосом Брайана Адамса ее телефон.
— Алло.
— Я звоню. Ты была права.
— Привет.
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Как ты?
— В порядке, а ты?
— Я тоже.
— Хорошо.
Молчание.
— Ир, я женился.
— Поздравляю.
— Просто она была беременна, и ты понимаешь…
— Я понимаю.
— Ир, ты должна понять. У тебя ведь есть дети, а у меня нет.
«Есть».
— Я понимаю.
— А теперь у меня тоже будет сын, и я буду его растить, и гордиться его успехами, и переживать за него.
— Хорошо.
— Да, это хорошо, а знаешь, что плохо?
— Что?
— Что я не видел тебя сто лет и страшно соскучился. Я не могу без тебя, Ир.
— Я думала, ты не скажешь.
— Говорю. Я люблю тебя.
— А я тебя.
— Так, значит, завтра, как обычно, на нашем месте?
— Да.
Ира отключает телефон, собирается выйти из кухни, куда ушла, чтобы поговорить с Саматом, оборачивается и обнаруживает за своей спиной отца.
— Кто-то звонил? — Вопрос не праздный. Вопрос мудрого, проницательного, немолодого, все понимающего и все принимающего человека. Не отводя глаз и даже не краснея, Ира отвечает без колебаний:
— Мужчина, которого я люблю. — И тут же чувствует, как глыба давящей ее тайны начинает таять, освобождать ее от своего непосильного груза, будто этим ответом она переложила часть тяжести на плечи отца. И теперь ему предстояло решать, станет ли он помогать Ире тащить эту ношу или брезгливо уронит обратно на ее плечи.
Несколько секунд он молча смотрит на Иру, потом делает широкий шаг и обнимает, будто хочет укрыть в своих объятиях от всех жизненных невзгод, ласково гладит по голове и шепчет:
— Все бывает, доченька, все бывает.
Ира прекрасно понимает, что ничего правильного и ничего хорошего в том, что она делает, нет, но теперь она знает и другое: не только она одна уверена в том, что и такое в жизни бывает. Не только она одна. Не одна! Она не одна…