— Картошечка! — радостно воскликнул Гербалайф, потирая руки. — Горяченькая! А маслица не догадались принести, хотя бы постного?
— Сейчас принесу, — ответила Варвара Симеоновна. — Капусты квашеной хочешь?
— Да с удовольствием! А селедочки нету?
— Шиш тебе, а не селедочка! От нее будешь пить да бегать. Хотя почему бы и нет? Скорее токсины из организма вымоешь… Посмотрю, вроде бы у Агнии была банка селедки с луком в постном масле.
— Класс! Тащите! — с нагловатым ликованием воскликнул Гербалайф.
Она сходила наверх, проверила подруг и принесла селедку и капусту. Пациент тут же со здоровым аппетитом набросился на еду.
— А чай ты уже весь выпил?
— Весь! Как вы велели.
— Надо пойти новый заварить и термос наполнить.
— Да зачем вам бегать-то? Чай можно и тут приготовить.
— А у тебя чайник-то есть?
— А как же! Вон в шкафу стоит на полке. Там у меня и тарелки, и стаканы — все хозяйство имеется!
В комнате Гербалайфа кроме дивана и стула стоял еще большой шкаф, не старинный, но очень старый, «ждановский» — то есть изделие мебельного комбината имени Жданова. Варвара открыла его и обнаружила, что на полках для белья у Гербалайфа было сложено все его имущество, причем даже в относительном порядке: внизу стояли пустые бутылки, одну полку занимала посуда, а три другие были плотно забиты книгами. На полке с посудой стоял и чумазый чайник; Варвара взяла его и пошла на кухню.
— Ну и как там наш сосед? — спросила ее Клавдия, жарившая какое-то мясо на большой сковороде. — Поправляется? Или как?
— Очень плох ваш сосед, — сказала Варвара, скорбно поджав губы. — Иммунитет ослаблен постоянным пребыванием на улице. Так что скорее его ждет именно «или как».
В глазах Клавдии зажегся огонек нехорошего интереса.
— Помереть, что ли, может?
— Запросто.
— А в больницу его нельзя отправить? Чего ему тут помирать? За ним тут ухаживать некому!
— Я за ним поухаживаю. Как за одиноким человеком, лишенным поддержки близких.
— Нет у него близких! — отрезала Клавдия. — Пропил он своих близких!
«В чем-то ты права!» — подумала Варвара Симеоновна, но вслух ничего не сказала. На голоса вышел Димон.
— Что за шум, девушки? — спросил он бодро.
— Да вот сосед наш помирает, а эта… соседка… возмущается, что за ним ухаживать некому! — фыркнула Клавдия, выключила газ под скворчащим мясом, накрыла сковороду крышкой и удалилась.
— Это че, правда, что ли, что помирает мужик ее бывший? — как-то непонятно озабоченно спросил Димон.
Варвара Симеоновна, насторожившись, кивнула.
— Во, блин, дела! А вы что, с Клавдией пришли поговорить?
— Да нет, не о чем мне с нею особенно разговаривать: она спросила, как у Андрея дела, ну я и ответила, что плохо.
— Тогда что вы тут, на нашей кухне, делаете?
— А это разве не общая кухня? Я вот пришла поухаживать за Андреем, чай ему кипячу. А у меня, между прочим, наверху еще пара тяжелых больных.
— Это старушки, что ли, Агния Львовна и Лика Казимировна?
— Они самые.
— Тоже плохие?
— Хуже некуда! — вздохнула Варвара.
— Так вы что не сказали-то? Мы что, не люди, сами за больным не присмотрим?
— За Андреем настоящий уход нужен, Дмитрий. Доктор сказала, что положение критическое: две недели постельного режима, как минимум, и никаких волнений! Разве вы не слыхали?
— Не, я не слыхал, а то бы… Вы скажите, что делать-то?
— Как что? Не шуметь, не тревожить, попросит — чай согреть или в аптеку сходить за лекарством.
— А чем кормить?
— Я буду приносить ему еду.
— Не надо, сами накормим, вы только скажите чем. Что ему можно-то?
— Да, в общем, все можно. Кормить его надо как следует, у него общее истощение организма.
— Понятно. — На круглом лице Димона вместо обычной равнодушной самоуверенности вдруг проступили явные испуг и сочувствие. Вот уж чего от него никак не ожидала Варвара Симеоновна!
— Ну и следить, конечно, чтобы он лекарство принимал, — спохватилась она. — И ни в коем случае не выгонять его больного на улицу!
— Да кто ж его гнал-то? Это все Клавдия… А мясо жареное ему можно?
— Думаю, что можно, только понемножку. Вот еще бульон куриный хорошо бы сварить…
— Ясно, сделаем. Да вы не волнуйтесь за него, Варвара Семеновна, я прослежу, чтоб Клавдия его не допекала… Ну хотя бы пока он болеет. Он ведь поправится?
— Поправится, если за ним будет надлежащий уход.
— Уход обеспечу, не волнуйтесь! Ну бабы… Ну бабы… Это я не про вас, Варвара Семеновна, вы не подумайте! Я сами знаете про кого. Значит, еду носить небольшими порциями и следить, чтобы пил лекарство? Все?
— И воды давайте ему побольше. Желательно чай с лимоном. Хорошо бы морс, но он дорогой…
— Дорогой, если готовый брать. Да он паршивый, какие в нем витамины! Клюквы на рынке полно, купим и приготовим. Клавдия сделает, я ей скажу. Да вы не беспокойтесь, Варвара Семеновна, все будет путем! Клавдия хоть иногда и вызверяется на Андрея, но ведь не звери же мы, в самом деле.
Совершенно потрясенная, Варвара Симеоновна взяла закипевший чайник и пошла в комнату Гербалайфа, от изумления даже не обидевшись, что ее трижды и подряд назвали Семеновной вместо Симеоновны: обычно она таких вещей никому не спускала.
— Слушай меня внимательно, Андрей! Твой сосед Дмитрий вызвался за тобой ухаживать, — сказала она Гербалайфу, наливая ему чай.
— Да ну? — испугался Гербалайф.
— Вот тебе и «ну». Не знаю уж, то ли его Людмила Алексеевна напугала, то ли совесть у мужика проснулась, но дело обстоит именно так. Так что ты, будь любезен, подыграй ему, изобрази умирающего лебедя. Как услышишь, что сосед к дверям подходит — глаза закрывай, стони и кашляй. Понял?
— Понял, Варвара Симеоновна! — ответил Гербалайф и заулыбался: всякие розыгрыши он любил с детства.
— Вот только что делать, если он вздумает тебе температуру измерить?
— Да ну, Варвара Симеоновна, это же просто, как дважды два! Вы что, в школу не ходили? Димон если и поставит мне градусник, так ведь не станет же он рядом сидеть и сторожить, пока я его держу, верно?
— Надо полагать, не станет.
— Ну вот! А батарея-то — вот она, под боком! — И постучал согнутым пальцем по батарее. — Он выйдет, а я градусник к батарее — вот, пожалуйста, хоть сорок два!
— Нет уж, сорок два не надо, хватит и тридцати девяти.
— А может, сорок?
— Любимый градус? Нет, Андрей, не тянешь ты на человека с сорока градусами при всех твоих талантах.
— Ладно, сторговались на тридцати девяти. Ну, Димон, вот так удивил!
— Да, и вот еще что, Андрей. Хорошо, что ты заговорил о батарее. Если вдруг что-то пойдет не так или просто моя помощь понадобится, ты возьми ложку и постучи по трубе, что наверх идет, — я услышу и сейчас же прибегу.
— Да что может случиться-то?
— Ну, мало ли… Ладно, мне пора к моим старушкам!
— Привет им от меня передавайте!
— Ох, некому пока приветы передавать — обе еще в себя не приходили.
— Во жуть какая!
— Именно что жуть.
— Вам и так тяжело за ними обеими ухаживать, да еще я тут…
— Мне, друг Андрей, будет в тысячу раз тяжелее, если за ними вдруг станет не надо ухаживать.
Они оба помолчали, думая о страшном: а ну как и вправду кто-то из подруг Варвары Симеоновны… Нет, думать об этом решительно не хотелось, и Варвара пошла к дверям.
— Ну, ладно, лежи, болей в свое удовольствие, Андрюша. С Димоном особенно не капризничай, не зарывайся. Да помни о трубе!
— Буду помнить. Если что, так я сразу — тук-тук-тук! За меня-то хоть не волнуйтесь, Варвара Симеоновна, у вас и так вид какой-то бледный.
— Ну уж будто бы!
— Точно!
— Ладно, болей да будь осторожен.
— Буду.
Варвара поднялась наверх и снова забегала из одной квартиры в другую. К вечеру она вымоталась так, что ноги ее уже не держали, и она с трудом заставила себя перед сном еще вывести на прогулку несчастного притихшего Титаника. Вернувшись, она достала из чулана раскладушку и поставила ее в квартире Лики Казимировны. Конечно, ночью она несколько раз вставала и выходила в соседнюю квартиру — проверить Агнию Львовну, так что спала она урывками и сквозь сон прислушивалась к тихим стонам Лики.
Утром она встала совершенно разбитая: две бессонные ночи — это оказалось чересчур даже для ее крепкого организма! Она поняла, что так больше продолжаться не может. Она проверила своих больных и убедилась, что изменений нет, хотя температура у обеих опустилась чуть ниже тридцати девяти. Она дала им лекарство, покормила Титаника и вывела его на двор. Там она пустила его побегать по двору, а сама посидела на опустевшей бомжовской скамейке. На бульвар его не повела — ноги все еще гудели. Потом она отвела Титаника наверх и снова спустилась к квартире Гербалайфа и Мироновых и позвонила, Открыл Димон.
— Ну как вы тут, Дима?
— Да ничего, справляемся. Позавтракал он хорошо, а вот температура у него держится высокая: три раза градусник ставил — все тридцать девять или около!
— Ну, так ведь грипп — штука опасная и коварная. Вы сами-то берегитесь, не слишком много времени проводите с больным: принесите еду, чай — и сразу вон.
— Так я и делаю.
— А я к вам с просьбой, Дима!
— Слушаю вас внимательно.
— Вы мне не поможете перенести Лику Казимировну к Агнии Львовне? Устала я бегать из квартиры в квартиру…
— Да с удовольствием!
— Какое уж тут удовольствие…
Димон еще раз удивил Варвару Симеоновну. Он не просто взял Лику Казимировну на руки и оттащил ее на новое место — нет! Он наискось положил ее на ватное одеяло и укутал, как укутывают детей, даже голову уголком одеяла прикрыл, и в таком виде отнес к Агнии Львовне. Помощь Варвары Симеоновны ему не понадобилась: укутывал и нес он Лику Казимировну так бережно, что та даже и не пискнула.
Варвара шла впереди с подушкой Лики Казимировны в руках. Она устроила подушку в ногах Агнии Львовны и откинула одеяло.