— Не хитрый, а заботливый.
— Точно! Этот дом у нас попеременно был то корабль, то заколдованный замок на горе, то жилище эльфов.
— Ну, это уже позже было, когда вы в школе учились и начали читать фэнтези про хоббитов и про эльфов.
— Да, верно. А в школе мы с первого класса на одной парте сидели. Пока Ахатовы не переехали в другой район и Юрка не пошел в другую школу…
— Вы, наверное, в школе с ним никогда не ссорились?
— Ой, да ну что ты, бабушка! Еще как ссорились, даже дрались! Это уже потом, когда мы подросли, он начал меня от всех защищать. А я ужасно злилась и говорила ему, что мне защитники не нужны, сама справлюсь!
— А ты и справлялась! Мамы твоих одноклассников-мальчишек частенько, помнится, на тебя жаловались. Было такое?
— Было… Но все равно мне было приятно, что у меня есть свой персональный защитник. Это уже когда мы постарше стали, класса с третьего. А еще Юрик портфель мой носил от школы и до самого дома. Каждый день, туда и обратно. Он за меня и контрольные по математике писал…
Надежда несколько раз заглядывала в комнату и спрашивала, не надо ли им чего-нибудь, не хотят ли они перекусить? Но они не хотели, хотя пиццу доели и молоко допили. Они сидели рядышком, перебирали оставшиеся от Юрика подарки и вспоминали, вспоминали…
Пришел Артем, зашел к ним, поцеловал мать и дочь, и на цыпочках удалился.
А они все разговаривали… Музыку выключили, чтобы она не мешала вспоминать.
— А что это за черные розы у тебя тут стоят? — спросила Агния Львовна.
— Это, бабушка, розы из его последнего букета на мой день рождения. Я их буду хранить всю оставшуюся жизнь!
На это Агния Львовна ничего не сказала.
Перед ужином они еще раз зашли в ванную, Наташа смыла следы слез и вышла к столу. Они поужинали все вместе, а потом бабушка с внучкой снова вернулись в комнату Натальи, помолились и легли спать. Они еще немного пошептались в постели, но измученная Наташка очень скоро крепко уснула. Тогда Агния Львовна тихонько поднялась и вышла к детям на кухню.
— Ох, мама, ну что бы мы без вас делали? — сказала Надежда, обнимая ее. — По-моему, она уже почти в норме.
— Сегодня, во всяком случае. Но завтра все может начаться сначала.
— Но ты же ведь уедешь от нас до похорон? — С тревогой спросил Артем.
— Придется остаться. Ну да я ведь все необходимое с собой прихватила. А когда похороны?
— Наталья сказала, послезавтра.
— Странно… Если его хоронят по мусульманскому обычаю, то уже должны были предать тело земле: в исламе, насколько я знаю, полагается совершать это в тот же день, и притом до заката…
— Может быть, каких-нибудь родственников ждут издалека? Или проблемы возникли из-за опознания?..
— Может быть. Вы ведь тоже пойдете?
— А как же! Это же суббота, выходной, вот все вместе и поедем на машине. Венок надо будет заказать с надписью…
— Венка никакого не надо и надписи тоже. Я завтра схожу на рынок и куплю розы. Наталья должна положить на могилу друга просто букет роз, а не венок.
— Вы, мама, как всегда, правы! — сказала Надежда.
В тихих беседах бабушки с внучкой проходило время. А еще они вместе пекли пироги: это семейное занятие действовало на Наталью как-то успокаивающе. Ну и от пирожков она не отказывалась.
Прервав отпуск, прилетела старшая сестра Катя — Артем нечаянно проговорился, что у младшей сестры такое горе, вот она и настояла на немедленном возвращении, хотя Марк был против. Теперь она тоже, по очереди с бабушкой, в обнимку сидела с Наташей перед портретом бедного Юсуфа и утешала ее как могла.
Потом были похороны. Агния Львовна сама с утра съездила на станцию метро «Звездная» — на Южный рынок, и там купила четырнадцать темно-красных, почти черных роз.
— Спасибо, бабушка, — сказала Наталья, сквозь слезы глядя на розы. — Ты знаешь, они почти такие же… — И она посмотрела на сухие розы, стоявшие в вазочке возле портрета Юрика-Юсуфа. Слезы градом покатились из ее глаз. — Бу-лочка-а-а!
Наташка уткнулась в бабушку, рыдая и коля шипами сквозь целлофан себя и ее. Агния Львовна терпела сколько могла, а потом осторожно высвободилась из объятий внучки.
— Знаешь что, Наташенька? А я бы на твоем месте вот эти сухие розы спрятала в середину твоего букета и положила их Юрику на могилку.
— А ты думаешь, ему это будет приятно? Я их хотела оставить на память…
— Лучше оставь их на его могилке. Это будет прощальный знак любви.
— Булочка! Как ты все правильно понимаешь! Вот почему ты такая мудрая?
— Живу долго, Наташенька, вот почему.
На кладбище никто из старших с Натальей не поехал. Это одноклассники Юрика так решили — не приводить с собой на похороны родителей. За Наташей зашли подружки и увели ее, пообещав, что вечером, когда все кончится, они же и проводят ее домой.
Вечером Наталья вернулась продрогшая, с мокрыми ногами и, естественно, с красными глазами. Мать напоила ее горячим чаем с мелиссой и медом, бабушка отвела в постель и улеглась вместе с нею. В чай Наталье добавили остатки бабушкиного корвалола, и в эту ночь она уснула сразу же и без всяких разговоров. На другой день она встала рано утром, собрала сумку и пошла в школу.
— Теперь ей будет с каждым днем становиться легче! — обнадежила заехавшая проведать сестру Катя.
— Ты права, Катюшенька. Самое страшное позади, — сказала Агния Львовна. — Ты себя-то побереги — вон у тебя уже загар начал сходить!
— Да его и не было, бабушка! Мне Марковкин не разрешал загорать на пляже. Он где-то вычитал, что беременным нельзя загорать.
— Прав твой Марковкин. Да, такова наша жизнь — одни уходят, другие приходят… И, кажется, я могу теперь уже ехать домой.
— Конечно, бабушка, езжай! Тебе теперь тоже отоспаться надо.
— Я так вам благодарна, мамочка! — сказала Надежда, провожая свекровь. — Вы такая мудрая!
— Спасибо на добром слове, но я это уже слышала от Наташки! Ну, полно, полно… Если что — звоните, девочки!
— Наша бабушка всегда на посту! — серьезно сказала Катя.
— На посту, — кивнула в ответ Агния Львовна.
История эта имела неожиданный конец, и мы, забегая вперед, поведаем о нем. Летом у Катерины с Марком родился сын, названный Максимом, Наташка стала крестной своего племянника и ужасно этим гордилась. Агния Львовна тоже радовалась правнуку, но нянчить его ей не приходилось — хватало нянек и без нее. Осенью она и ее подруги Лика Казимировна и Варвара Симеоновна вернулись из Оринки, их дачный сезон закончился. Уже расставлены были по местам накопленные за лето соленья и варенья, уже и тополь за окном облетел… И тут однажды позвонила Катерина. Голос у нее был не то чтобы взволнованный, но какой-то такой, будто она с трудом сдерживала гнев.
— Бабушка! Ты можешь прямо сейчас поехать со мной к родителям? Я за тобой заеду.
— Могу, если очень надо. А что случилось, Катюшенька?
— Очень надо. Подробности потом расскажу.
— С Натальей что-нибудь?
— Ас кем же еще?!
— Она здорова?
— Пока здорова!
— Что значит «пока»?
— А вот узнаешь! И она у меня узнает! Одевайся, бабушка, я минут через пятнадцать буду у подъезда.
— Мне с ночевкой собираться?
— Нет-нет, я потом отвезу тебя обратно домой. Собирайся налегке.
Взволнованная Агния Львовна наскоро собралась, взяв с собой только домашние тапочки и корвалол, и спустилась вниз поджидать Катюшу во дворе.
Во двор аккуратно въехал роскошный автомобиль, и, несмотря на волнение, Агния Львовна с удовольствием созерцала очень красивую, ухоженную и хорошо одетую молодую леди за рулем дорогой заграничной машины. Агнии Львовне очень нравилось, что Катя с мужем Марком добились в жизни больших успехов. Конечно, тут еще и случай сыграл свою роль: ну кто бы мог подумать лет десять назад, когда Катя заканчивала свой финансово-экономический институт, что ее бухгалтерская профессия окажется востребованной, дефицитной и очень хорошо оплачиваемой? Даже Марк, скромный архитектор, каких в Петербурге было пруд пруди, никогда бы не смог поднять собственное дело, если бы не толковое и умное финансовое руководство Катерины и ее связи: это она сумела организовать ему для начала крупный кредит на самых выгодных условиях, фирма Марка строила дачи по его собственным проектам. Гордилась Агния Львовна внучкой, что уж тут скрывать, гордилась…
Катя распахнула дверцу, и Агния Львовна уселась на пассажирское сиденье, большое и удобное, как кресло в гостиной.
— Ты без Максимки! — сказала она разочарованно, взглянув на заднее сиденье.
— Ему нельзя волноваться, я его дома с папкой оставила.
— Ну, правильно сделала. Рассказывай, что там опять стряслось с Наташкой?
— Нет, бабулечка! Я уж потерплю и расскажу все, когда мы все вместе соберемся и Наташка явится домой: я все расскажу, но только глядя ей, паршивке, в глаза!
Агния Львовна не стала спорить, но и гадать тоже не стала. Наталья существо неожиданное, и наверняка умница Катя знает что делает, успокоила она себя.
Они приехали на Московский и поднялись в квартиру Артема и Надежды.
— Наталья дома? — с порога спросила Катерина, пропуская вперед бабушку.
— Еще нет, но сейчас должна подойти: у нее сегодня театральный кружок.
— Вот будет ей сегодня театр! Уж я ей устрою бенефис! — проворчала Катерина, снимая сапожки на высоченных каблуках и доставая из ящика под вешалкой свои тапочки. — Прима погорелого театра!
— Да что случилось-то?
— Потом, мама, потом! Наберись терпения. Потттли на кухню пить чай. Как ни пытались Надя и Агния Львовна разговорить Катю и хоть что-нибудь проведать заранее — она была непреклонна: «Только при Наталье!» Пришел с работы Артем, но и ему Катя сказала только, что будет серьезный разговор с Наташкой, а дальше молчала как партизан на допросе.
И вот, наконец, появилась Наталья. Услышав ее возню в прихожей, Наденька жалобно попросила:
— Катюша, ты хоть поужинать-то ей дашь?