Так и зашел с синицей в голове, ци-ци-пинь. Ресепшен сразу надвинулся на него: какие-то люди у стойки, негодующие руки женщины, вскидывает их, красиво развешивает по сторонам, растерянные лица администраторов, ци-ци-ци-пинь, вот ведь на минутку отошел.
Ежов подтянулся, представился без суеты, чуть двинув бейджик вперед, спросил, что случилось.
— У меня из номера пропали часы, сегодня ночью, — мужчина не выдержал и в конце немного взвизгнул.
Выходящие с завтрака люди с любопытством прислушивались.
— Давайте присядем, — Ежов показал в сторону велюровых диванчиков у стены.
— Хрена тебе лысого, — усмехнулась Лара. — Здесь будем разбираться. Пусть все слышат, как в вашем гребаном отеле людей обносят.
Кивнула администратору:
— Звони давай в ментовку.
Она облокотилась спиной и локтями о стойку, выставив вперед длинную ногу. Пара старичков-французов топталась рядом, стараясь догадаться, что происходит.
Ежов немедленно забыл песню синицы, ахнул внутри: так вот ты какой, тяжелый случай.
— Сами найдем, — ясным голосом сообщил он и улыбнулся. — Даже не сомневайтесь. Сейчас, пока беседуем, девушки посмотрят в программе историю заходов в номер. Замки электронные, карточки магнитные. В системе все фиксируется: когда и каким ключом открывалась дверь. А потом уже по установленному времени захода коридорные камеры посмотрим. Но первым делом надо поговорить: когда последний раз видели часы, где снимали, хорошо ли искали в комнатах.
Ежов повернулся и пошел к диванчикам. Коробовы нехотя потянулись за ним.
Иногда диванчиком все и заканчивалось. Гости немного успокаивались, по минутам вспоминали историю пропажи, среди вопросов и ответов могли вдруг насторожиться и тихо покраснеть: а может быть, оно осталось в том светлом плаще? Взволнованно взмывали в номер и, о радость, звонили, извинялись, смущенно улыбались на чекауте. С кем не бывает, отвечал хорошим взглядом администратор, счастливого пути, улыбался охранник на входе, а швейцар и белл-бой просто кивали вслед. Были и такие, что не перезванивали, не извинялись, но и о пропаже больше ни слова.
Коробовы заявляли, что в номер вернулись сразу после закрытия бара, в два или в три, какая разница, можно посмотреть, в часах, конечно, и больше никуда не выходили, магнитным ключом ночью не пользовались, лично они не пользовались, потом два раза приходила эта сука из обслуживания номеров, она-то часы и приголубила, ясно как божий день, нет, никакого особого места у них не было, не завелось еще, где-где, где снял, там и бросил, нет, у изголовья теперь не часы — телефоны кладут.
— Вам, ребята, никогда не расплатиться! — Лара закинула ногу на ногу, крутила в воздухе бирюзовой кроссовкой на платформе. — Вы попали. Серьезно.
— Почему вы думаете, что часы взяла Шмелева? — спросил Ежов.
— Чиииво? — Лара громко щелкнула жвачкой и качнулась к нему вперед.
— Подожди, Лара, — Коробов вдруг поверил, что часы можно вернуть. — Во второй раз, когда мы заказали шампанское, девушки поссорились сильно. Румсервис бестолковая, конечно, грубиянка, вот Лара и вспылила... В общем, могла, могла взять. Как месть, понимаете? Она с таким видом уходила.
Их бледная растерзанность, солнечные очки в темном лобби, пальцы у Коробова ходуном, крепкие духи Лары — все было за то, что на самом деле не помнят они ничего: ни как уходила Аня, ни с каким лицом. Ежов молчал. Он хотел домолчать до момента истины, чтобы она мелькнула хоть на мгновение, хоть одним светлым бочком, чтобы Коробов как-то проговорился, ведь ни черта не понятно, что произошло между дамами, кроме одного — кто из них грубиянка и бестолочь. Откуда, например, у мадам ссадины на лице?
Но домолчать с Ларой не получилось. Только Коробов снова открыл рот, как Лара заскучала.
— И че? — решила разнообразить она беседу. — Вызываем ментов?
Подошла администратор и протянула Ежову листочек с историей заходов. Там было все так, как и должно было быть: карточкой-ключом пользовались за ночь всего один раз, в два двадцать ночи, и ключ этот был гостевой, выданный Коробовым накануне.
— Вы позвонили Ане? — спросил Ежов, разглядывая листок.
— Да, она возвращается. Ей минут десять от Столярного.
— Да, есть! Вот оно, — обрадовался Ежов.
Стукнулись костяшками пальцев с охранником на мониторах.
— Теперь дальше крути осторожненько, тихо-тихо. Стоп, смотрим, — почти прошептал уже.
Несколько секунд они молча наблюдали за экраном.
Через час бодрый Ежов пригласил в мониторную Коробовых, которые явились вдруг примолкшими, без истерики и очков. Лара даже поблагодарила за отодвинутый для нее стул.
— Точно, ничего не помнят, — отреагировал Ежов на тихий шелест “спасибо”, как сухой лист по мостовой протащило.
Он поведал, что от камер ничего особенного не ждали. В два двадцать ночи Коробовы вошли в 515-й, в три ноль пять румсервис закатил к ним свою тележку, через пятнадцать минут дверь открылась и сразу закрылась, никто не вышел. Так-то не очень видно, дверь по пожарке вовнутрь открывается и разрешение плохое у коридорных камер, но мелькает еще один источник света, не перепутаешь. А вот Аня выходит, через три минуты. Ей навстречу ваш сосед с барышней в свой номер идут. Так, мотаем до ее второго прихода.
Коробов напряженно смотрел на монитор, Лара щурилась.
На экране Аня снова заходила в номер уже с ведерком и шампанским. Минут через десять — обратно. На размытой серенькой картинке ничего толком не видно: ни особой обиженной порывистости, ни выражения лица, ни тем более часов, коварно поблескивающих откуда-нибудь. Выходит себе человек и выходит.
— Случай помог. Так бы не разглядели, — Ежов не скрывал веселых глаз. — Решили посмотреть, во сколько вы стол сервировочный в коридор поставили. Пару раз проскочили, перематывали потом, ну, про стол неинтересно, вы его почти сразу за Шмелевой вытолкали, а вот на что мы наткнулись, пока его искали.
Лара приложила ладонь к горлу, сглотнула: водички бы. Ежов глянул по сторонам, развел руками — терпите.
Он перемотал запись вперед. Мелькнул мужчина, просто так идущий по коридору, охранник, наверное, каждые два часа обход, снова Аня с тележкой у соседнего номера, вот уже близко, стоп.
Часы на мониторе показывали 04:57. Коробов все понимал и видел, и даже очень цепко, но ощущение — как будто все не с ним, сон смотрит. Дверь 515-го открылась, и оттуда выбросили часы, размашисто и без сомнений, вот когда они сверкнули в серой коридорной мути. Конечно, что это часы, видно не было, но сверкнули они вполне на часы, и к тому же в сложившихся обстоятельствах ничем другим это быть не могло.
Ежов включал и включал повтор, чтобы ничего не пропустить, забрать все детали. Заморозил кадр на блике.
— Вот видите, в тот момент, когда часы вылетают из вашего номера, Шмелева обслуживает соседний 513-й. Алиби у нее, таким образом. Кто-то из вас, ребята, кто-то из вас.
— Ах ты сука, — зашипел Коробов, прокатившись на “с”, а на “к” сцепив зубы.
Со всего маха влепил Ларе затрещину, у Ежова даже в ушах зазвенело. Она не верещала, чтобы силы не тратить, молча бросилась на него, билась, как научили еще во дворе, изо всех своих отчаянных сил. Пока Коробовых растаскивали, Ежов вдруг с легкостью представил их ночной “разговор”, после Ани, после тележки. Наверняка занялись друг другом, обидами своими, повспоминали, одним словом.
— Дальше смотрим, нет? — заорал Ежов.
Они удивились и отпустили друг друга. Коробов потирал укушенную руку, цедил воздух сквозь зубы, но стонать вскоре забыл, захваченный происходящим. Распахнув глаза, всклокоченные, плечом к плечу смотрели они, как на экране часы вскоре поднял сургутянин, который вышел проводить ночную гостью. Поднял что-то с пола, помедлил чуть-чуть, и пошли они дальше, непонятно, радостные или нет, не казино же, где камеры чуткие, на язык тела натренированные, запросто эмоцию расчехлишь.
Не дав Коробовым опомниться, Ежов достал из кармана часы, которые сонный сургутянин легко отдал полчаса назад, даже не вникая в его продуманную речь: камеры, незаконное присвоение, свидетели.
— Не, ты видел, вот так просто он хотел лимон с пола поднять, — оживленно талдычил Коробов, прощаясь в дверях мониторной.
Лара скользнула первой, маячила теперь за его спиной. Сутулилась немного.
В четыре Ежов снова поменялся “с телевизоров” на главный вход — ночью и в выходные дежурили по трое, с поста на пост переходили каждые два часа, для бодрости и “зоркого глаза”. Он расхаживал по лобби, заложив руки за спину, в невозможно прекрасном настроении. До конца смены считаные часы, он отлично справился в истории с часами, начальник службы безопасности даже ревниво помолчал в трубке после его лихого доклада. Он было хотел приехать утром, когда грянул скандал, но Ежов убедил его наслаждаться субботой и забыть о них. Тот обрадовался, а теперь вот заревновал немного, что обошлись без него, да как четко сработали. Потом Ежов сильно рассчитывал, что сероглазая Шмелева запомнит того, кто постоял за ее честь. Из бара тянуло кофе, две голландки (шведки?), высокие, костистые, налетели на него из лифта, веселились вокруг. Мистер Ежов, пальцем в бейдж, как пройти в фитнес-рум, большое там помещение, а спа есть? Он почти все понял, отвечал впопад и даже пошутил под конец, простенько, конечно, но они хохотали.
— Any chance to join us? — одна из них сделала вид, что трогает его бицепс.
— I am on mission, — в замке ладоней задрал вверх дуло невидимого “вальтера”, как Тимоти Далтон в бондиане.
Так и ушли смеясь. Ежов был страшно собой доволен. Сделал удвоенный шаг с подскоком левой — на ресепшен захихикали. Он с улыбкой шаркнул два раза правой уже к ним.
— Представляешь, эти звонили. Просят чек-аут, и такси мы им вызвали в аэропорт. Пришло уже. Даже деньги назад не пытались вернуть, а у них до понедельника оплачено.