И все же великому князю Николаю Михайловичу удалось сосредоточить в своих руках подавляющее большинство этих документов. Некоторое представление о том, насколько сложна была его задача, дает публикуемое ниже (в переводе с французского) письмо, присланное ему вышеупомянутым овернским коллекционером древностей Ф. Буайе:
Вольвик, 2 июля 1902 г.
Ваша Светлость,
Смею надеяться, что прилагаемые ниже документы окажутся небезынтересны для Вашего Императорского Высочества. Письма Салля (Salles)[58] и выдержки из корреспонденции Демишеля (Démichel)[59] изобилуют подробностями, которых нет в книге г-на де Виссака. Эта корреспонденция Демишеля в целом заслуживает особого внимания. Так же, как и корреспонденция Буара (Boirat)[60]. Одно время все эти бумаги находились в моей собственности, но я продал их, когда серьезные убытки вынудили меня расстаться с бóльшей частью коллекций, собиравшихся с такой любовью. Впрочем, быть может, я смогу получить доступ к оригиналам. В любом случае, если Ваше Императорское Высочество пожелает, я мог бы заказать изготовление копий под своим присмотром тому же самому молодому человеку, который делал уже посланные ранее Вашему Императорскому Высочеству выписки из каталога коллекции минералов[61]. С учетом умеренных расходов на дорогу и пребывание такая копия, сделанная человеком, знакомым с именами и событиями, о которых там идет речь, будет стоить не дороже, чем если бы ее изготовил обычный копиист. Разумеется, копирование этих трех больших томов обойдется никак не меньше, чем в 500 фр. Правда, находясь из-за некоторых печальных обстоятельств в весьма стесненной ситуации, я не в состоянии оплатить авансом расходы на дорогу и пребывание. Что же касается прилагаемых ниже документов, то я оцениваю их стоимость в 200 франков.
Я прошу, Сударь, извинить меня за то, что вдаюсь в детали злосчастных финансовых вопросов. К этому меня вынуждает исключительно бремя жестоких обстоятельств.
Обнаружить хоть какие-либо следы портрета г-жи Ромм, матери [Жильбера. – А.Ч.][62], оказалось невозможным. Также выяснилось, что у наследника г-на По (Pau), являющегося собственником знаменитых медалей[63], нет никаких бумаг [Ромма. – А.Ч.]. И хотя ранее его брат приобрел один очень важный лот, в который входили многие работы о России, этот аббат, однако, не придал значения ничему, кроме медалей, и не сохранил бумаги у себя. Подобное рассеивание [документов. – А.Ч.] на протяжении почти двадцати лет только усиливалось. Я знаю эти подробности от одного связанного с семьей г-на По адвоката, который мне даже сообщил следующее: в обмен на медали и бумаги аббат получил старинную материю священных покровов, а именно покрывало потира с золотой вышивкой и кабошонами.
Если здесь Вашему Императорскому Высочеству нечего и надеяться на обнаружение этих документов, то взамен Вы можете утешиться приобретением миниатюрного портрета Строганова. Достаточно только написать об этом г-ну Шарлю Гуайону (Goyon), адвокату, бывшему помощнику (adjoint) [мэра (?). – А.Ч.] в Риоме (Пюи-де-Дом), чтобы г-н Гуайон поспешил пойти навстречу желаниям Вашего Императорского Высочества. Учитывая положение и состояние г-на Гуайона, вопрос о цене за портрет, который он будет счастлив предложить Вашему Императорскому Высочеству, не вызовет затруднений[64].
С глубочайшим уважением к Вашему Императорскому Высочеству,
Ваш покорнейший слуга
Результатом многолетней и кропотливой работы великого князя Николая Михайловича по сбору документов стала опубликованная им в 1903 г. трехтомная биография П.А.Строганова. Это сочинение, два года спустя переизданное во Франции с предисловием одного из крупнейших историков того времени – Ф. Масона[66], стало вторым, после книги де Виссака, классическим трудом для историографии темы.
Специфика предмета исследования побудила автора уделить гораздо больше внимания истории взаимоотношений П.А. Строганова с его учителем, нежели это сделал де Виссак. Опираясь на архивные документы, великий князь Николай Михайлович проанализировал «педагогический идеал» Ромма, а именно особенности применявшейся тем методики обучения и воспитания, эффективность которой историк оценил весьма высоко: «Как воспитателю Ромму удалось сделать из вверенного ему ребенка человека и патриота»[67]. В то же время исследователь противопоставлял предреволюционную деятельность Ромма его революционной активности, считая последнюю «печальной аберрацией», едва ли поддающейся разумному объяснению[68]. «Я провожу строгую грань между занятиями Ромма и его исполнением своих обязанностей, – писал великий князь, – до выезда из Швейцарии видна определенная система и добросовестное отношение к долгу воспитателя, после – все разом было забыто. Вся воздержанность Ромма, его стоицизм, любовь к естественным наукам и математике – все это исчезло, и перед нами обнаружился новый Ромм, в особенной оболочке, дотоле неизвестной»[69].
Утверждая, что «перевоплощение» Ромма во время революции носило абсолютный характер и никак не было связано с его предыдущей жизнью, автор подчеркивал, что принципы, на которых строилось образование и воспитание Павла Строганова, не имели ничего общего с якобинскими идеями, составившими в дальнейшем кредо его учителя. Напротив, предшествующее воспитание обеспечило юношу иммунитетом против революционной «заразы»: «Беспристрастная оценка должна отдать должное и Ромму как наставнику, сумевшему вселить в своем воспитаннике такие чувства долга к своему родителю и любовь к родине, которые оказались сильнее мимолетных увлечений, созданных революционной обстановкой жизни в Париже»[70]. Правда, подобная трактовка идейной эволюции Ромма, как, впрочем, и его ученика, не выглядит достаточно убедительной, поскольку не опирается на анализ их общественно-политических представлений в предреволюционный период.
Явно недостаточно внимания автор монографии уделил и той интеллектуальной среде, в которой вращались его герои и которая не могла не повлиять на их мировоззрение. История их путешествий также была изложена лишь в самых общих чертах, причем с серьезными неточностями в датировке отдельных событий.
Однако основная ценность книги Николая Михайловича состояла не столько в авторском тексте, на который приходится лишь одна шестая часть ее объема, сколько в публикации источников на языках оригинала, занимающей два с половиной тома из трех. В частности, половина первого тома отведена корреспонденции из архива Ромма, которую приобрели во Франции автор монографии и А.Б. Лобанов-Ростовский, а также находившимся в России еще с ХVIII в. и теперь впервые вводимым в научный оборот письмам Ромма и его ученика старому графу А.С. Строганову. И хотя эти 98(!) документов, помещенных в Приложении к первому тому, составляли лишь малую толику от всей массы источников, имевшихся в распоряжении великого князя, в дальнейшем именно они послужили основой для целого ряда работ о Ж. Ромме и П.А. Строганове.
Впрочем, в последующие за выходом книги 30–35 лет в историографии темы наступил серьезный спад, вызванный причинами далеко не научного характера. Концентрация в одном месте подавляющего большинства источников могла бы в обычной ситуации значительно облегчить работу исследователей, но в условиях происшедшей в России революции она имела прямо противоположный результат. Великий князь Николай Михайлович был арестован большевиками и в 1919 г. как член императорской фамилии расстрелян, после чего его архив, куда входил и фонд бумаг Ромма, почти на 20 лет выпал из поля зрения ученых, причем не только зарубежных, но и российских. В 1935 г. Марк Алданов завершил свой очерк «Юность Павла Строганова» меланхоличной констатацией: «Бумаги Ромма через столетие приобрел великий князь Николай Михайлович. Он успел напечатать лишь небольшую часть этих бумаг. Где они находятся в настоящее время, я не знаю»[71].
И все же тема продолжала интересовать историков, о чем свидетельствовали посвященные ей работы, время от времени появлявшиеся в научной печати. Так, овернский краевед М. Бурье[72] существенно уточнил приведенные де Виссаком сведения о семье Ромма и, пожалуй, впервые привлек внимание исследователей к такому важному источнику, как письма племянницы Ромма Миет Тайан (сестры Жан-Батиста), в которых довольно подробно освещена история посещений Риома в 1786–1790 гг. «русским принцем» Павлом Строгановым и его наставником. Французский журналист Л. Пиньо написал на основе изданных великим князем документов брошюру о пребывании Ромма в России[73]. Американский историк У. Холбрук опубликовал вместе с одним из писем Гужона два письма Ромма, обнаруженные в фондах библиотеки Гарвардского университета[74].
В 1936 г. вышла в свет первая в советской историографии работа о Ж. Ромме – очерк В. Виргинского, представлявший собой популярное изложение с «классовых позиций» содержания трудов М. де Виссака и великого князя Николая Михайловича[75].