Я поехала и по дороге все думала об этом самом ПДФе.
Если Машкин приятель Лева, исследователь и знаток уголовного фольклора, не слышал о персонаже с таким прозвищем, то это значит – что? ПДФ этот вовсе не уголовник. Возможно, он, вовсе даже наоборот, солидный и респектабельный господин, который, как говорится, «не был, не имел, не привлекался». То есть именно такой мог стоять за успешно реализованной «серой» схемой на миллиарды рублей…
А кстати, прозвища по первым буквам фамилии-имени-отчества очень часто получают именно большие начальники. Проявлять в отношении своих боссов смелое словотворчество подчиненные опасаются, а использовать во внутренних коммуникациях длинные и не всегда легко произносимые ФИО неудобно, вот и звучат в кулуарах такие сокращения. Вспомнить для примера хотя бы ВВП, вовсе не имея в виду валовой внутренний продукт!
Если ПэДээФ – человек, а не компьютерный файл, – действительно имеет отношение к злосчастному «Рай-граду», то это прозвище должны знать его подчиненные, партнеры и конкуренты. Свекольников вот точно знает, его этот ПэДээФ на работу взял, стало быть, он имел право и власть решать кадровые вопросы. Надо бы поспрашивать других столичных застройщиков, им-то этот ПэДээФ был не начальником, а конкурентом, и они, в отличие от Свекольникова с Ореховым, не заинтересованы в том, чтобы хранить тайну его личности и другие.
А позвоню-ка я Даше Горшковой, ныне Толоконниковой…
И – вот бывают же такие совпадения – Даша как почувствовала, позвонила мне сама.
– Елена Владимировна, здрасьте, удобно вам говорить?
– Угу, – сказала я, сгибаясь в три погибели, чтобы стянуть с ног колючие носки из шерсти пса Султана и заменить их противно мокрыми лоферами. Я как раз запарковалась у дома и готовилась выйти из машины. – Ты очень вовремя.
– Ну, я же помню, что вам нужно звонить после семи, – Даша не услышала иронии. – Я поспрашивала насчет той стройки рядом с вами. Это ЖК «Супердом», он позиционируется как первая ласточка нового элитного квартала.
– Какого квартала? – удивилась я. – Тут вокруг дома стоят плотно, как грибы на пеньке…
– В том-то и дело! Дома вокруг сильно мешают новой застройке, с коммуникациями проблемы, с подъездом техники тоже, вот сети все и рвутся, как паутина.
– И долго это безобразие будет продолжаться? Пока тот новый дом не достроится?
– Это как минимум! Мне знакомая девочка из приемной мэра по секрету шепнула, что Фокс у них пороги обивает, мутит тему сноса ваших старых домов, чтобы освободить местечко для своих новых.
– То есть мы и под снос можем попасть? – неприятно удивилась я. – А кто этот Фокс? Застройщик той элитки?
– Вроде да, хотя как бы и нет, – непонятно ответила Даша. – Строительство ведет компания «Стройград», а Фокс от нее фронтуется, но ни как учредитель, ни как руководитель официально нигде не проходит.
– Но при этом командует парадом? – я потерла лоб, забыв, что в руке у меня носок.
Колючая шерсть огнем опалила кожу, я ойкнула, и тут же импульс бодрости как будто передался утомленному мозгу. Я вспомнила о тайном командире «Райстроя», управляющем всем из-за спин подставных фигурок!
– А Фокс – это имя, фамилия, прозвище? – спросила я Дашу.
– Даже не знаю, вообще на прозвище очень похоже, «фокс» ведь по-английски лисица…
– Ладно, это я выясню. Спасибо тебе, дорогая! Как там уважаемый Вадим Кириллович?
– Бодр, здоров и шумен! Слышите?
Я слышала: Вадим Кириллович как раз подал голос, и он у него оказался звонкий и громкий, как у сказочного Джельсомино. Я спешно закруглила разговор, возвращая ребенку все внимание матери, и сделала себе зарубку на память: выяснить, как зовется в миру господин Фокс.
Редкая буква Ф в его ФИО меня очень насторожила – уж не он ли у нас таинственный ПэДээФ?
От бывшей сотрудницы «Санторина» Галины Плетневой Натка отправилась к себе. До конца рабочего дня оставалась всего пара часов, ехать в редакцию не имело никакого смысла, надо было изымать с продленки Сеньку, топать домой и собирать там военный совет.
Кое-какие соображения по поводу того, как найти лже-Галину, у Натки после беседы с настоящей Плетневой появились, но ум хорошо, а три лучше. Особенно, если два ума из трех принадлежат Таганцеву и Лене.
Им обоим Натка послала сообщение: «Приезжайте скорее, дело важное!» – и мимоходом купила в кулинарии хороших самолепных пельменей с говядиной. Авось, если Лену и Костю как следует накормить, они подобреют и не будут ее, Натку, сильно ругать. Натка прекрасно сознавала, что вляпалась в историю по собственной дурости, и не нуждалась в том, чтобы кто-то дополнительно констатировал этот печальный факт.
– Ты так рано. Что случилось? – Сенька досрочному приходу маменьки обрадовался, но проявил подозрительность.
– Почему обязательно что-то должно было случиться? Просто сегодня получилось закончить работу пораньше, – соврала сыну Натка, не желая посвящать ребенка в свои проблемы.
Сенька и без того в их маленькой ячейке общества был самым серьезным и ответственным, Натку это трогало и умиляло, а Лену огорчало. Сестра считала, что Натка систематически пребывает в амплуа басенной Стрекозы, а Сенька при ней вынужден ускоренно избавляться от милой детской наивности и тянуть непосильный эмоциональный груз, как тот Муравей.
Ерунда это все, Сенька нормальный ребенок с типичными детскими интересами. Вон, в настольные игры играет с азартом. У них на продленке гаджеты запрещены, а старые добрые шашки-шахматы и разные прочие домино активно пропагандируются.
– Мам, а ты знаешь, какой мировой рекорд по дженге?
– Я и спорта такого не знаю. Что за дженг? Это восточное единоборство какое-то? – Натка вела сына домой и старательно отгоняла от себя одолевающие ее неприятные мысли. Она потом их все передумает, успеется еще.
– Ты что? Дженга – это игра! – Сенька захохотал. – Там нужно строить башню из таких деревянных кирпичиков.
– Стратегия? – Натка блеснула эрудицией.
– Не-е-ет, просто настольная игра! Так вот, мировой рекорд – тридцать этажей за две минуты и пятьдесят одну секунду!
– Супер, – про этажи и башни Натке говорить не хотелось, это было слишком близко к теме больного жилищного вопроса. – А я купила в кулинарии вкусные пельмени и твои любимые эклеры.
– Тоже супер, – одобрил сын.
Они вошли в подъезд, и Сенька бодро затопал вверх по ступенькам. Слишком большой, купленный на вырост, полупустой, но увесистый ранец высоко подпрыгивал в такт его шагам. Внутри громыхали книжки, тетрадки и прочее школьное барахло. Натка, следуя за сыном, свободной от пакета с покупками рукой поддерживала скачущий ранец снизу. Так, маленьким дружным караваном, они поднялись на свой этаж, и тут Сенька резко затормозил. Натка налетела животом на твердый ранец и охнула.
– А вот и хозяйка! – произнес знакомый голос, и в щель приоткрытой двери высунулся острый нос соседки Веры Марковны.
– Уже не хозяйка, – возразила, оборачиваясь, дородная дама, телосложением схожая с колонной древнегреческого храма – прямая, толстая и с крепкими завитушками наверху.
Завитушки были грязно-желтые, пергидрольные. Ниже розовело щекастое лицо с крупным носом и ярко напомаженными губами. Алый рот презрительно кривился. Дама с завитушками и губами стояла у двери Наткиной квартиры и держала в руке оранжевую и круглую, как апельсин, строительную рулетку. Край торчащей наружу желтой металлической ленты с задорно задранным кончиком подрагивал, как издевательски высунутый язык.
– Запиши: два двадцать на девяносто, – звучно произнесла дама-колонна, обращась к мелкорослому чернявому мужичку с карандашом и блокнотом.
Натка открыла рот, но Сенька ее опередил.
– А что это вы тут делаете? – спросил он. – Это наша дверь, вы зачем ее измеряете?
– Ты, мальчик, помолчи, не мешай, – отмахнулась от него дама-колонна. – Жорик, запиши сразу: нужен нормальный придверный коврик, тут мочало какое-то бомжацкое валяется, и на площадке две выбоины, надо будет похожие плиточки вставить.
Она, с трудом переломив колоннообразное тело, нагнулась и приложила рулетку к полу.
– Десять на десять плиточка, толщина почти сантиметровая, цвет – охра или терракот.
– Да что это вы тут делаете? – повторила за сыном Натка, обмирая от страшного подозрения. – Вам что тут нужно-то? Вы кто такие вообще?
– Это вы кто такие? – дама разогнулась – завитушки понеслись ввысь – и посмотрела на Натку с Сенькой сверху вниз.
– Ну, привет! – фыркнул Сенька, разводя руками. – Мы здесь живем!
– Это наша квартира, – сказала Натка.
– Была ваша – стала наша, – подал голос мужичок с карандашом и блокнотом.
Голос у него был под стать внешности – слабый, тусклый и невыразительный, но у Натки от услышанного зашумело в ушах.
– Бывшая хозяйка, что ли? Ты-то мне и нужна, – колоннообразная дама качнулась вперед, нависла над Наткой. – Значит, слушай сюда, бывшая хозяйка. Тянуть кота за это самое я не буду, ты собирай давай свои манатки и выметайся, на все про все даю тебе два дня, авось управишься. Не похожа ты на зажиточную, небось вещичек в доме негусто.
– Что значит – выметайся?
– А то и значит, чего тут непонятного? В договоре черным по белому прописано: «Обязуется освободить жилплощадь в двухдневный срок», вот и освобождай.
– В каком еще договоре?
– Ну, приехали! – дама свернула рулетку – металлическая лента свистнула и щелкнула, – небрежно уронила инструмент в сумку-торбу, вытянула оттуда розовый пластиковый файл с бумагами и обмахнулась им, точно веером. – В договоре о купле-подаже, милая! Или ты не помнишь, что подписывала? Пьяная, что ли, была или, может, обкуренная?
Она глянула поверх Наткиного плеча на соседнюю дверь и, явно издеваясь, сказала:
– Бабуля, вы не говорили, что она еще и злоупотребляет!
Натка оглянулась – дверь квартиры Веры Марковны закрылась, но неплотно.
– Вы мою маму не обижайте!
Сенька, защита и опора, нахмурился, сжал кулачки, шагнул вперед. Натка потянула за лямку ранца, одной рукой задвинула сына себе за спину, в другой показательно взвесила свой пакет с покупками. Замороженные пельмени громыхнули неуютно, как гравий. Натка перехватила пакет поудобнее и раскачала его, словно готовя к полету и стыковке с напомаженными устами противной дамы.