— Вот это рога! — удивился даже Илья, задрав вверх свою «буйную» голову в любимой кепочке.
На стене висели ветвистые, отполированные рога изюбра, а на нижнем отростке рогов покачивался большой бинокль без чехла.
Илья шагнул к столу и сказал ребятам, забывшим, зачем они сюда пожаловали:
— Ну, давайте искать. Уставились! Чучел, что ли, не видели? А то сейчас дядя Николай придёт…
Из стопки папок он вытащил одну потолще и развязал тесёмки.
— Ага, фотографии! А что я вам говорил?
Он взял верхний конверт с фотографиями и высыпал их на стол.
— Козочка! — восхищённо шепнула Луша.
— Какая-то чудная! Смотрите, с клыками, — сказал Игорь.
— Где? Покажи! — протискался к столу Слава.
С фотографии встревоженно смотрела выпуклыми глазами странная козочка с торчащими изо рта клыками. Она напружинила ноги с раздвоенными острыми копытцами, и казалось, хотела прыгнуть с фотоснимка на стол. Илюха перевернул фотографию.
— «Кабарга, — прочитал он. — Самый маленький представитель семейства оленей. Мо…» — тут дальше не по-русски…
— А вот тигра развязывают, — вытянул фотографию Славка.
— Не развязывают, а связывают, — поправил Илюха. — Охотники это, тигроловы. Я в кино видел.
— Глядите, здесь Иван Васильевич! — обрадовавшись, ткнул в фотографию пальцем Игорь.
Четыре головы склонились над снимком. Действительно, среди тигроловов ребята узнали Ивана Васильевича. Узнали только по бороде. Он был в меховой шапке, тёплой куртке, подпоясанной патронташем, и не походил на того Ивана Васильевича, какого они привыкли видеть в городе.
— Дела-а! — поскрёб затылок Илья. — А ну, что это за штуковина в ящичке?
«Штуковина» оказалась пишущей машинкой в футляре.
— Смотри, здесь что-то напечатано.
— Читай!
«За последние пять лет, — прочитал Игорь, — племенным соболиным рассадником отловлено и отгружено для расселения две тысячи соболей».
— Шифр! — категорически заявил Илья. — Знаю я этих соболей…
Славка подошёл к этажерке с пробирками и склянками, Игорь потянулся к книгам на стеллаже, а Илюха — к биноклю, висевшему на рогах. Да, есть счастливые люди! Цветами они не торгуют, «дармоедами», как тётка Илью, их никто не называет, а бинокли у них — красота! Посмотрел Илья в бинокль Ивана Васильевича — не двоит и приближает здорово. Взглянуть бы с крыши в такой бинокль на город, на Амур, на голубей, когда они взлетают всё выше и выше, а потом разом делают разворот… А вдруг… Вдруг в этом бинокле передатчик или фотоаппарат? Илья оглядел ребят. Игорь листал книги. «В. К. Арсеньев — прочитал он на одной. — Сочинения. Том первый». «Черкасов. Записки охотника Восточной Сибири». «Животный мир Приамурья и Приморья».
— Нет, Илюха, не шпион Иван Васильевич, — заявил он. — Пойдёмте отсюда скорее.
— Это мы ещё посмотрим! — храбрился Илюха, тайком от ребят засовывая за пазуху бинокль. Он решил осмотреть его на чердаке. «Вот бы и вправду в бинокле оказался передатчик!»
Дверь в прихожей открылась, вошёл дядя Николай.
— Вот ключ, дядя Николай, — сказал Илья.
— Ну, молодцы. Выручили, — похвалил дворник. — А теперь пошли.
— А где же Луша? — спохватился Славка, когда они уже были в прихожей.
И правда, ребята и не заметили, куда исчезла Луша. Заглянули в комнату, открыли дверь в кладовку. Славка даже посмотрел под перевёрнутым ведром, и наконец только на кухне обнаружили Лушу.
— Я тут подметаю, — оправдывалась она. — Смотрите, сколько сору.
Илюха хотел дать ей щелчок, да побоялся — ещё заревёт.
Захлопнув дверь, дворник засунул в карман ключ и пошёл относить инструменты.
Никто не видел, что Илюха прихватил бинокль Ивана Васильевича, и он заторопился:
— Ну, ладно — не шпион так не шпион… Я пошёл.
Сейчас, на улице, он уже жалел, что взял бинокль, и успокаивал себя: «Ничего, я его осмотрю и, если не найду ничего подозрительного, — спущу через форточку. Никто и не узнает…»
Игорь шёл домой и придумывал, что бы такое сказать маме, ведь она непременно спросит, почему он мокрый.
Но выдумывать ничего не пришлось: из гостиной слышались голоса — у мамы были гости.
— Игорёк, это ты? — ласково протянула мама, когда Игорь уже успел переодеться. — Поди-ка сюда, посмотри, кто к нам пришёл!
Батюшки! В комнате сидела учительница. Но, видно, она ничего плохого не сказала про Игоря, потому что мама была весёлой.
— Вот он, наш школьник, — говорила мама. — Погулял, а сейчас сядет за уроки.
— Здравствуй! — ответила на приветствие Игоря учительница. — Видишь, какая заботливая у тебя мама. У вас так чисто, и уроки готовить в такой квартире приятно. Правда?
— Ага, — согласился Игорь.
— Ну, веди меня, показывай, где твоё рабочее место.
— Вы знаете, — смутилась мама, — он у меня занимается на кухне…
— Как — на кухне? — удивилась учительница.
— Ну, у него там есть стол у окна. Очень удобно, — убеждала мама.
— Покажите, покажите! — Гостья поднялась. За ней поднялась и мама.
Рабочее место Игоря учительнице определённо не понравилось.
— Как же так? — недоумевала она. — У вас такая просторная квартира, а мальчик занимается на кухне.
— Ну, знаете, — доказывала мама, — ему и здесь хорошо. А пусти его в гостиную… Вы не представляете, что он может там наделать. Правда, Игорёк?
Игорь промолчал. Он просто не знал, что такое он может наделать в гостиной, потому что бывал там нечасто.
Потом Игоря попросили выйти из кухни, и пока он стоял в прихожей, не зная, куда податься, учительница и мама о чём-то потихоньку беседовали.
— Хорошо, хорошо, — говорила мама, провожая учительницу. — Я что-нибудь придумаю.
Вечером, когда папа отпаривал с японских спичечных коробков этикетки (их ему привёз его друг, тоже врач, плававший с туристской группой в Японию), мама пожаловалась:
— Ты представляешь, сегодня была классная руководительница. И она меня тут отчитывала за то, что мальчик делает уроки на кухне!
— Отлично! — отозвался папа, занятый этикетками.
— Да ты думаешь, что говоришь?!
Папа поднял голову от этикеток и, поморгав, посмотрел на маму.
— Пусти вас в гостиную, — разошлась мама, — так вы мне там всё вверх дном перевернёте. Ужас какой!
Отец понял, что сказал не то, что следует, и закивал головой:
— Конечно, мой друг, конечно. Всё перевернём! — И опять уткнулся в этикетки. Потом он осторожно тронул Игоря за руку и шепнул: — Посмотри, это Фудзияма. «Яма» — по-японски «гора». Редкая этикетка…
Чёрная маска
Быстроходный катер «Соболь» подходил к городу с потушенными огнями. Он миновал залитую светом пристань, обогнул пляж, где, несмотря на поздний вечерний час и осень, ещё купались заядлые любители, и пристал к безлюдному берегу за лодочной станцией. На борту катера появились тёмные силуэты людей. Один из них перебросил на берег дощатые сходни, и по ним сбежал высокий человек с рюкзаком за плечами. Следом соскочила собака.
— Счастливо, Иван Васильевич! — крикнули с катера.
— До завтра! — ответил Иван Васильевич и лёгкой походкой человека, привыкшего много ходить, направился в город по узенькой тёмной улице.
Это была последняя узенькая тёмная улица в городе. Жители её уже знали, что через месяц их домишки будут снесены и здесь начнётся строительство большого завода. Но они не жалели свою улицу, потому что получали квартиры в новых благоустроенных домах.
Если бы на берегу в это время оказался Илюха, он, конечно, сразу бы обратил внимание и на потушенные огни катера, и на то, что катер причалил не к пристани, а к этой, доживающей последние дни улице, и, разумеется, на высадку в таком неподходящем месте Ивана Васильевича.
Тогда и я ничего не знал ни о Иване Васильевиче, ни о катере «Соболь», и даже не был представлен Илюхе. Сейчас, когда Илюху уже никто не называет Илюхой, я могу сказать вам, кто же такой был таинственный Иван Васильевич.
Иван Васильевич — обыкновенный охотовед. Он изучает пушных зверей: чем они питаются, в каких местах тайги живут. Несколько лет назад он вместе с другими охотоведами расселял в наших лесах норку и ондатру — раньше эти зверьки в дальневосточной тайге не водились. Ох и удивлялись порой охотники, встречая в лесу незнакомых зверьков! Но сейчас они знают, что это ценные промысловые звери, и сами на них охотятся. Охотятся и благодарят охотоведов.
Теперь охотоведы собирались расселить в Приамурье бобра. Строитель собственных плотин и избушек, бобёр тоже никогда не жил в нашей тайге. Второе лето охотоведы искали место, где бы бобру можно было устроить новоселье.
Искал такое место и Иван Васильевич. И вот наконец нашёл. Усталый и довольный, возвращался он из экспедиции. А то, что у катера были потушены огни, объяснялось очень просто: когда «Соболь» подходил к городу, где-то в проводке произошло замыкание — и свет погас. Дальний путь заканчивался, и искать неисправность не стали, отложив это дело до утра.
Почему же тогда «Соболь» не подошёл к пристани, а высадил Ивана Васильевича на берегу, от которого начинается тёмная улица? Очень просто. По этой улочке Ивану Васильевичу ближе было идти домой. А если человек долго ездил, ему всегда хочется поскорее попасть домой…
Свет в квартире Ивана Васильевича вспыхнул, когда многие в доме по Садовому переулку уснули.
Спала Луша, проиграв перед сном на пианино замечательную песню «Андрей-воробей». Замечательной эту песенку Луша считала не потому, что она как-то по-особенному красиво звучит. Нет. Просто её легко играть. Нажимай одним пальцем клавишу «соль», то подольше, то покороче, вот и получится: «Ан-дрей, во-ро-бей, не гоняй го-лу-бей». Замечательная песня!
Давно уснул Слава. Он, правда, долго ворочался и вздыхал, а сон бродил где-то рядом и никак не хотел прийти. Недоразумение, которое было у Славы с дедушкой Бобы Сергунина, забылось. Все видели, как он работал на воскреснике. Анна Фёдоровна и Наташка рассказали о Славкиных делах папе. Даже Ида Сергеевна объявила об этом на уроке всем ребятам первого класса. Но недавно Слава опять огорчил свою учительницу. Весь класс хорошо вывел дома крючочки, один Слава неважно. Так неважно, что Ида Сергеевна написала в его тетради красным карандашом: «Перепиши всё снова». Славка переписал — и опять плохо. А сегодня вечером тетрадь увидел папа. Тут как тут оказалась Наташка и объявила: «Мысо Славой будемзаниматься. Яберу наднимшефство!» Папа подумал и согласился.