Не знал Иван Васильевич, выходивший из краеведческого музея, что с этого часа за ним установлено наблюдение. А Илюхе, Игорю, Славе и Луше даже в голову не могло прийти, что отныне и за ними будет вести наблюдение хотя и не живой, но очень внимательный глаз.
«Адская машина» в действии
Ребята не зря прозвали Ваню Иванова Конденсатором и Конструктором. Он явился к Пете Азбукину торжественный и довольный.
— Получай, — сказал он, подавая свёрток. — Такая машинка получилась, вроде робота.
Пока Петя торопливо развёртывал свёрток, Ваня, заложив руки за спину, прохаживался по комнате, искоса поглядывая на приятеля. Он делал вид, что ему все равно. На самом же деле Ваня ожидал одобрения.
Развернув «робота», Азбукин вначале ничего не понял. От бывших ходиков тянулись какие-то верёвочки и цепочки. На старый циферблат Ваня наклеил новый. На нём значились только две цифры — 1 и 2. Особенно Петю ошеломила надпись на циферблате: «Адская машина». Ваня догадался, чем вызвано смятение друга, и сказал: — Ты не обращай внимания. Это для непосвящённых. Чтобы зря не трогали. Посмотрят — «Адская машина» — и отойдут.
— Верно, — согласился Петя. — Ленка трогать не будет. А то она такая — выбросить может.
— Теперь давай испытаем в деле.
— Давай!
Приятели долго провозились, устанавливая на подоконнике фотоаппарат и присоединяя его к «Адской машине». По Ваниному замыслу, фотоаппарат должен был сам, через каждые полчаса, делать снимок двора. Потому-то на циферблате и было только две цифры. Ребята, ничего не подозревая, будут заниматься своими делами — играть, бегать, работать, а «Смена» их в это время щёлк да щёлк!
— Потом ты, Петька, проявишь плёнку и выбирай, что понравится!
Довольный Петя танцевал по комнате и подавал другу то щипцы, то проволоку, то гвоздь.
И вот всё готово. Ваня скомандовал:
— Подтяни гирю и пускай!
Маятник затикал быстро-быстро и… остановился.
— Где-то надо ослабить, — заявил Ваня. — Это ничего. При наладке машин и не такое бывает. Однажды новая машина даже разорвалась. На кусочки!
— А наша не может?
— Кто её знает? Не должна…
Потом маятник затикал вполне прилично, но подвела пружина от будильника, которая должна была подзаводить затвор «Смены». Она явно перестаралась, и затвор лихорадочно защёлкал.
— Останови! — закричал Петя. — Так она у меня за минуту всю плёнку израсходует!
И всё-таки друзья отрегулировали «Адскую машину». После долгих проб затвор сработал точно тогда, когда стрелка на циферблате дошла до цифры «1».
В тот же вечер Петя проявил первую плёнку, отснятую при помощи «Адской машины». Каждый бы на его месте волновался. Переживал и Петя. От волнения он чуть было не налил в бачок закрепителя вместо проявителя, но вовремя спохватился.
И вот мокрая, только что проявленная плёнка в руках у фотографа. Он подошёл к лампочке на кухне, чтобы получше разглядеть результаты своего труда. С минуту передвигал плёнку перед глазами и, удручённый, опустил руки.
— Что, Петя, опять засветил? — съехидничала Лена.
Петя промолчал. Да и что можно было сказать, если на всех тридцати шести кадрах был снят один и тот же объект — новенький деревянный ящик для мусора, украшавший середину двора, и угол старого. Старый мусорный ящик давно уже собирались передвинуть куда-нибудь в сторону.
Наконец сегодня утром привезли новый ящик и временно поставили рядом со старым. Вот на него-то и оказался прицеленным объектив Петиной «Смены».
Скучное однообразие плёнки скрашивали четыре кадра. На пятнадцатом кадре из-под приподнятой крышки ящика высовывалась чья-то физиономия. Петя сначала подумал, что это какое-то пятно. Но, разглядев внимательно снимок через лупу, убедился, что из-под крышки действительно выглядывает человек в маске. Человек в маске в середине двадцатого века, в городском дворе?!
Почувствовав, что он на пороге какой-то тайны, Петя стал внимательно разглядывать остальные кадры. Но до самого двадцать пятого снимка на плёнке был увековечен всё тот же ящик. Только на двадцать пятом и на двадцать шестом кадрах возле ящика с задумчивым и даже недоумённым видом стоял с метлой дядя Николай. «Постой, постой, — подумал Петя. — Между этими кадрами прошло полчаса. О чём же это дядя Николай полчаса размышлял у ящика?» Но ответить на данный вопрос Азбукин не смог. Дальше аппарат опять добросовестно фотографировал новый ящик, лишь на самом последнем снимке была запечатлена женщина, высыпавшая в ящик мусор…
Игорь проснулся с мыслью, что его ждёт какое-то важное дело. Он открыл глаза и уставился в потолок, пытаясь припомнить: что же это за дело? «Ох! — вспомнил он. — Надо идти на пост!» Соскочив с кровати, он сделал несколько приседаний и помахал руками — считалось, что Игорь сделал зарядку.
Застилать постель мать ему запрещала. «Разве ты застелешь как следует? Вдруг кто-нибудь зайдёт, а кровать плохо убрана! И не говори, какой ужас!»
Подставив руки под кран, Игорь смочил их, провёл по лицу около носа и вытерся полотенцем. Умывание было завершено, и Игорь побежал на кухню.
Кухня в семье Игоря являлась главным жилым помещением. Здесь мама варила. Здесь завтракали, обедали и ужинали. Уроки Игорь готовил всё на той же кухне, для этой цели у окна стоял небольшой столик. Отец после работы свой досуг проводил тоже у этого стола: читал газеты или перелистывал большие альбомы — он коллекционировал спичечные этикетки. Но у отца редко бывало свободное время — он работал врачом на «Скорой помощи».
Остальные две комнаты обитаемы бывали только в строго определённые часы. «В доме должен быть поря док, — нередко повторяла мама. — Спальни предназначены для сна, гостиная — для гостей! А то что — я убираю, убираю, а вы (имелись в виду Игорь и отец) всё перевернёте вверх дном. Вдруг кто-нибудь зайдёт? И не говорите, какой ужас!» Только из-за того, что «кто-нибудь может зайти», Игорь, покинув утром спальню, больше туда не допускался весь день. О гостиной и говорить нечего: в ней Игорь и отец не бывали неделями и даже больше.
Зато какой там поддерживался порядок! Какая чистота! Редкие гости замирали у дверей гостиной, не решаясь переступить порог. «Вы знаете, — восклицали они в ответ на любезное приглашение хозяйки, — к вам и зайти страшно!» — «Что вы, что вы, проходите, пожалуйста!» — воспринимая восклицания как похвалу, приглашала мать.
Гость или гостья на цыпочках шествовали в комнату и присаживались на краешек стула, покрытого чехлом.
Диван, стоявший в гостиной пятый год, не помнил, чтобы на него кто-нибудь садился после того, как его доставили из магазина. Правда, когда диван привезли, мама мягко опустилась на пружины, чтобы убедиться, достаточно ли он упруг и удобен. После этого на диван сшили белоснежный чехол, обложили его замысловатыми подушечками, и он стоял, отражаясь в трюмо. Диван, наверное, так и думал, что главное его назначение — отражаться в зеркале.
Отец несколько раз предлагал купить телевизор, но неизменно встречал отпор со стороны жены.
— А куда мы его поставим? Ну сам подумай: куда? В гостиную?! Да вы мне там всё затопчете. А вдруг кто-нибудь зайдёт?..
Позавтракав, Игорь достал из своего стола чёрную бумагу и, прорезав в ней отверстия для глаз, соорудил маску. Теперь можно занимать пост.
Наблюдателю повезло: во дворе никого не было, и он со спокойным сердцем подошёл к новенькому ящику, от которого ещё приятно попахивало свежими досками.
Забравшись в ящик, Игорь прежде всего надел маску, а потом стал разыскивать щёлку, чтобы увидеть окно Ивана Васильевича. Щёлка нашлась, но совсем с другой стороны. Вот если бы повернуть ящик, тогда эта щёлка оказалась бы как раз против окна. Что делать? Игорь посидел на корточках и вспомнил, что у него в кармане лежит перочинный ножик. «Вот я и просверлю глазок». Он достал ножик и, выбирая место на стенке ящика, заметил сучок. Игорь постучал по нему рукояткой ножа — сучок зашатался, стукнул изо всей силы — сучок выскочил.
Прильнув к отверстию, Игорь сразу увидел Ивана Васильевича. Высокий, плотный, с пышной чёрной бородой, он стоял у раскрытого окна, разглядывая на свет фотоплёнку.
Мокрая плёнка в руках у Ивана Васильевича рассеяла все сомнения Игоря. И теперь он окончательно решил: Илья прав.
«Посмотрим, посмотрим, что ты ещё будешь делать», — подумал Игорь. Однако ничего особенного увидеть не удалось. Иван Васильевич закрыл окно и больше не показывался. А потом, когда Игорю порядком надоело сидеть и он уже собирался вылезать из ящика, Иван Васильевич неожиданно вышел из подъезда. Остановившись у дверей, он посмотрел на небо, окинул взглядом двор и, как показалось Игорю, особенно внимательно осмотрел ящик, а затем направился к калитке.
Осторожно приподняв крышку, наблюдатель огляделся и сейчас же юркнул обратно — по двору пробежали братья Спицины. Подождав немного, Игорь опять выглянул, и снова пришлось присесть — прошла письмоносица. Лишь после третьей попытки Игорю удалось выскочить. Он сунул за пазуху маску и побежал на чердак к Илюхе докладывать обстановку.
Растянувшись на телячьей шкуре, Илюха читал. Пожалуй, слово «читал» будет не совсем точным. В эту самую минуту Илья выслеживал хитрого врага. Шпиону позарез надо было проникнуть в здание, где хранились секретнейшие данные, а вокруг здания тянулся высокий забор да ещё ходили часовые. Всё это шпион прекрасно видел из чердачного окна семиэтажного дома, стоявшего на другой стороне улицы. Но шпион не растерялся. В руках у него оказалась небольшая труба, напоминающая миномёт малого калибра. Откуда эта штука появилась в руках у незнакомца, автор не объяснял, и Илья не обратил на эту мелочь внимания. Укрепив трубу перед окном чердака, враг оптическим дальномером дважды определил расстояние до дома, в который собирался попасть. От чердака, где сидел незнакомец, до крыши дома напротив было ровно семьдесят два метра. Установив это, враг заложил в трубу небольшую мину, от которой, как от гарпуна, тянулся тонкий шнур, и нажал спуск. Оказывается, мина была сделана из сверхмагнитной стали и прилипла к железной крыше соседнего здания, натянув шнур. И вот шпион уже перебирается по шнуру через улицу, а часовые ничего не видят. «Эх! — с досадой сжал кулаки Илюха. — Ротозеи!