Чем ближе подходила к концу эпоха «железного занавеса», тем либеральней и анекдотичней становились отношения пограничников и «дикарей». Однако место «погранцов» в функции «держать и не пущать» постепенно стали занимать различные полуофициальные структуры типа лесников, охранников заповедника и дружинников. Здесь вопрос практически сводился к согласованию суммы «бакшиша».
Забавный случай произошел у меня с лесниками. Я проработал сезон в Крыму, в Солнечногорском, пляжным фотографом и возвращался домой с изрядной суммой денег. По дороге решил заехать в Новый Свет, где, как я знал, несколько моих друзей отдыхали в скалах в районе Царского пляжа. Купил пару уток, вина, нашел ребят, и мы стали готовить отвальную пирушку – наловили мидий, запекли уток. Между тем стемнело. Неожиданно в скалах у верхней тропы раздался шум, крики, собачий лай – облава! Быстро собрали бивачные шмотки, рюкзаки, мой чемодан с деньгами, схоронили в камни у места стоянки и укрылись от греха сами подальше в скалах. Но тут кто-то сообразил, что собака обязательно учует жареных уток и устроит шухер. Поскольку я имел вполне цивильный вид и не был похож на «дикаря», решено было, что я останусь на стоянке, буду охранять наши вещи и делать вид, что просто гуляю и любуюсь закатом. Что я и проделал успешно, сидя на камне, под которым были спрятаны утки, беседуя с лесниками о погоде и отгоняя ногой не в меру любопытную собаку. После ухода лесников ребята спустились со скал, и мы продолжили пирушку.
Молодецкие игры
Приволье, сказочная красота природы, наша молодость – адреналин кипел в крови и требовал разрядки. Устраивались километровые заплывы вдоль стены Карадага, из Сердоликовой бухты – в Разбойничью и к Золотым Воротам, с буксировкой детей и женщин на надувных матрасах. Или вдруг, по какому-либо поводу или без повода, объявлялся на вечер пир. Тогда команда ныряльщиков занималась сбором мидий и рапанов в промышленных масштабах, а кто-нибудь легконогий с двадцатилитровой кислородной подушкой в рюкзаке отправлялся в поселок за вином. Дорога вдоль берега занимала час, а через перевал и того меньше. Были рекордсмены, добегавшие до ларька за полчаса. Больше же всего удовольствия доставляли дальние прогулки по окрестным горам и лазание по скалам. Бывали в нашей карадагской компании и настоящие специалисты по скалолазанию. Последние годы, перед окончательным закрытием района Карадага и превращением его в государственный заповедник, дружная компания любителей и поклонников Карадага – москвичей и ленинградцев, одесситов и львовян – пополнилась феодосийской командой спортсменов-скалолазов. Феодосийцы, как аборигены, сумели договориться с местным начальством и выбить несколько ставок для команды горноспасателей и проводили свободные дни и часы в походах по окрестностям.
Дело в том, что карадагские скалы, живописные, крутые и опасные, манили толпы любителей красоты, иногда очень слабо подготовленных, и частенько случались неприятные, а порой и трагические эпизоды. Ни один сезон не обходился без падения со скал, переломов, вывихов. Иногда люди в поисках красивого вида забирались на какую-нибудь вершину, а спуститься обратно уже не могли – известно, что подниматься на скалы значительно легче, чем с них спускаться. В хорошем случае удавалось известить горноспасателей, и они бежали на помощь. В плохом – не удавалось. Живописные скалы, как Чертов Палец или Маяк, ежегодно собирали урожай жертв…
Среди феодосийцев было несколько спортсменов-разрядников по скалолазанию и даже один мастер спорта. Этот железный, без преувеличения, человек по кличке Инвалид, выделывал порой на скалах такие штуки, что у нас, людей привычных, захватывало дух. Свою кличку он заслужил тем, что однажды на соревнованиях в районе Ай-Петри сорвался со скального маршрута и, порвав страховку, упал и сильно повредил позвоночник. Вместо того чтобы остаток жизни провести в инвалидной коляске, как ему предписывали врачи, он, едва встав на ноги, начал тренироваться. Из мышц спины за несколько лет упорных тренировок он нарастил себе настоящий корсет и вел полноценную спортивную жизнь, опережая многих.
Не могу не вспомнить один забавный эпизод. Весной, на майские праздники, жил я как-то на берегу в Сердоликовой бухте (душа требовала одиночества). Ко мне спустились со скал двое феодосийцев, попили со мной чаю и пригласили на экскурсию. На самом деле их прогулка носила вполне промысловый характер: они отправлялись за камнями – сердоликами и яшмой – на свою тайную разработку, а я уже достиг такой степени доверия, что они готовы были взять меня с собой. Камни ребята сдавали гранильщикам, и доходы от этого контрабандного промысла составляли существенную часть их заработка.
Поднимались от прибрежного грота прямо в лоб, на обрыв, траверсом обходя со стороны моря погранзаставу. Шли тихо, стараясь не греметь камнями – над нами, на обрыве, располагался наблюдательный пост. Когда миновали опасное место, поднялись к каменистому косогору и стали спускаться по осыпи, я потерял бдительность, поскользнулся и покатился по камням. Мелкие камешки расцарапали руку, врезались под кожу – ничего опасного, но неприятно и кровоточит. Но на солнышке, на ветру подсохло быстро. Когда проходили мимо скалы Маяк, ребята предложили подняться. С такими инструкторами – почему бы и нет? Я согласился. Скала поднимается от лощины на 350 метров, практически вертикально, но с очень хорошими уступами и «цеплялками». Поднялись спокойно, только на последних метрах перед вершиной стена нависала над головой, так что один из парней забрался наверх и руководил моими руками, а нижний – ногами. Наверху у ребят был выброс адреналина: разошлись, прыгали, швыряли камни в море (со стороны моря скала свисает более чем с четырехсот метров), а я сидел и думал о предстоящем спуске и о том, хватит ли моей инженерской зарплаты вызвать спасательный вертолет… Но обошлось: под руководством опытных инструкторов я спустился и даже нашел в себе силы продолжить маршрут к жиле, и удивительное дело (кстати, об адреналине): все мои рваные царапины на руке зажили за эти пару часов так, что места порезов покрылись молодой кожицей! Мешок камней, принесенных мной из этой экспедиции, долго еще служил источником подарков и сувениров для моих друзей.
Однажды жили мы с одесситами в Сердоликовой бухте, у грота. В пятницу подвалило несколько феодосийцев, рассказали, что в выходные намечается большой сабантуй: одному парню исполняется двадцать пять лет – круглая дата. Мы приглашены, за нами вино, за ними – закуска. Ребята уже пару дней как отловили барана, отбившегося от стада, затащили его на вершину скалы (скала такая, что баран самостоятельно спуститься не может) и откармливают там в ожидании праздника. Ну что ж, в нашей кислородной подушке – двадцать литров, должно хватить.
В назначенный час вокруг костра собралась веселая компания, пили вино, закусывали шашлыком, пели песни под гитару. Уже далеко за полночь кому-то пришла идея достойно завершить праздник. Погрузили на надувные матрасы девчонок с горящими факелами, и с гитарой, на пару связанных матрасов, лег спиной, держа руки и ноги повыше, Инвалид, и компания торжественно отправилась вплавь вокруг мыса Слон в соседнюю бухту Барахту. Посреди этой небольшой круглой бухты, окруженной высокими скалами, из воды торчит вертикальная двадцатиметровая скала Стриж. На стену этой скалы и прыгнул с матрасов, стараясь не замочить руки и ноги, Инвалид и пополз в полной темноте вверх. Через некоторое время с верхушки раздались победные клики и посыпалось несколько камней, а вслед за ними и сам герой спустился в воду и поплыл к нам на пляж. В заключение Инвалид достал из плавок голубя, прихваченного сонным на скале, и торжественно запустил в небо.
Последний раз мы повстречались с Инвалидом в 77-м году, когда я показывал девушке Маше свои карадагские владения и в Сердоликовой бухте мы варили с ней кашу (с тех пор вот уже почти сорок лет она успешно занимается этим делом, иногда, правда, разнообразя меню). Инвалид спустился с горы, посидел с нами у костерка, поел каши и спросил, не знаю ли я, где феодосийцы. Я ответил, что, по слухам, они проводят тренировку где-то в районе горы Сюрю-Кая. Поблагодарив за угощенье и попрощавшись, Инвалид пошел точно по азимуту в направлении упомянутой горы, поднявшись от пляжа по вертикальному обрыву с большим отрицательным уклоном.
V. Меганом
А очень просто. Что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует.
Предыстория
Если плыть на катере вдоль побережья Крыма из Феодосии в Ялту, ровную, слегка холмистую полосу песчаных, галечных и каменистых пляжей прерывают кое-где могучие скальные кряжи, выступающие мысами далеко в море. Мыс Хамелеон – желтая длинная ящерица – с открывающейся за ним полосой Лисьих бухт и примыкающей к ним бухтой Коктебеля, черная громада Карадага, длинные каменистые Коозы, поросшие кизилом и дубняком, за ними – приземистый уступ – десяток километров неприступного с виду скалистого берега без единого клочка зелени – мыс Меганом, «Большой Хозяин». Катер огибает мыс с торчащей над обрывом белой башенкой маяка – и открывается широкая судакская бухта. Городок прижался боком к обрывистой скале с генуэзской крепостью на вершине, дальше – гладкая вертикальная скала Сокол и мысы Орел, Капчик, Караул-Оба с новосветовскими пляжами, и дальше, к Ялте, Южный берег с мысами Кастель и Аюдаг.
Весь этот край я в свое время исходил пешком, оплавал и обнырял. Особенно часто и подолгу живал в Коктебеле, по большей части в бухтах Карадага. Так сложилось, однако, что долгое время незнакомым местом, белым пятном для меня и для моих друзей оставался район Меганома. Суровая, неприветливая красота этого места, безлюдье манили, но отпугивали слухи о каких-то секретных военных объектах со строгой охраной и об отсутствии на мысу источников питьевой воды.