Увидав, что это просто больной остановился в дверях, не зная, где ему деть пальто, привычно кивнул на крючок у раковины и сказал:
– Проходите, садитесь…
Человек без паспорта так и сделал. Он повесил пальто, где указано, сел туда, где сказали.
– Фамилия, имя, отчество… – спросил меж тем доктор, открывая на имя пришедшего новую карту.
– Алексей Семенович Трупиков, – отвечал пришедший, и доктор поискал его данные среди документов доставленных. Однако в бумагах этих фамилии сидевшего не было.
– Вас нет, – поискав, констатировал доктор. – Может быть, документы ваши задержали в регистратуре?
– Понимаете, доктор… – отвечал на это больной, отвечал как-то нерешительно, виновато, – дело в том, понимаете ли… я пришел сюда сам… Доктор… Понимаете, доктор, мне очень худо…
– Больных принимаю только по скорой. Вы же сами видите, что тут творится…
– Я бы вызвал скорую, но… Дело в том, что у меня нет страхового свидетельства, нету паспорта…
– Нет паспорта? Потеряли?
– Нет… Не потерял я его… Его… его… понимаете, отобрали…
Эти слова все же вызвали в докторе вялый полуночный интерес. Оторвавшись от бумаг, он посмотрел на сидевшего против себя внимательней.
Тот был бледен какой-то желтушной бледностью, вероятно, у него в самом деле были сильные боли, возможно цистит, или гнойный аппендицит, или камни в желчном пузыре, или даже гангрена? Уж очень неприятный запах наполнил с приходом больного узенький кабинет… Доктор поморщился.
– Отобрали? Кто, разрешите спросить?
– Отобрали в обмен на свидетельство…
– Какое свидетельство? Что за…
Но доктор не успел доспросить. Человек без паспорта положил поверх карты свидетельство.
– Понимаете, доктор… Дело в том, что я… умер.
При этих словах Николай Семенович покосился на кнопку тревожного вызова. Мало ли бродит по приемному отделению шизофреников. Это был, разумеется, какой-то из них, какой-нибудь параноик. Хуже того, от него в самом деле отвратительно пахло. Хуже того, он в самом деле напоминал живой труп.
Во всяком случае, кнопка тревожного вызова не работала. А лежавшее перед доктором свидетельство было не чем иным, как свидетельством, подтверждавшим слова больного. Ибо это было свидетельство о кончине того, имя которого только что назвал пациент.
«Алексей Семенович Трупиков» было отпечатано на свидетельстве. Разумеется, сидевший напротив никак не мог быть тем, кем он назвался, и свидетельство (как известно, на этих свидетельствах нет фотографий) ничем не подтверждало ни личности его, ни того, что утверждал этот труп, и следовало все же как-то вызвать охрану, ибо место этому больному было явно не в приемном отделении травматологии, но в сумасшедшем доме.
– Доктор… я не сумасшедший… поверьте! – угадав размышления доктора по взгляду его, с тревогой и мольбой в голосе продолжал человек без паспорта. – Я и пришел сюда, к вам, лишь потому, затем… что мне… понимаете, доктор, мне больше некуда обратиться, некуда деться… Понимаете, доктор? С этим свидетельством меня нигде не берут… Не возьмут. Вот и так же, как вы, не поверят… Квартира моя опечатана… даже дворником не возьмут, поверьте, я пробовал… мне негде жить…
– Понимаю, но что вы от меня-то хотите? Не могу же я выдать вам новый паспорт…
– Подтверждения… доктор! Подтверждения…
– Подтверждения чего?
– Что я мертв. Медицинского заключения… Понимаете?
– Что за чушь?! Какая галиматья! Вы сами-то не чувствуете, что вы живы?
– В том-то все и дело, что нет… я правда, кажется, умер…
При этих словах в глазах несчастного сумасшедшего проступили слезы.
– Всего лишь справка, медицинская справка, доктор, что мертв, и обещаю, клянусь, что исчезну и вы больше никогда меня не увидите…
– Ну, хорошо, дайте руку, ладонью вверх…
И Трупиков, продолжая всхлипывать, протянул Николаю Семеновичу свою руку.
– Черт подери, не может этого быть…
– В том-то все и дело, доктор… что может…
– И давно вы…
– Умер?
– Ну… да…
– В прошлом году, с месяц как… тут написано, на свидетельстве, доктор…
По свидетельству выходило, что Трупиков умер 4 декабря, а сегодня действительно было 4 января уже нового года.
В этом месте нашей истории доктор с огромным облегчением догадался наконец, что он спит, и посмотрел на пришедшего более дружелюбно. Ведь во сне, не то что в жизни, может происходить что угодно…
– Ну хорошо, – вздохнул доктор, – я вам помогу. Кабинет напротив, там сдадите анализы, слева рентген, справа…
И с этими пояснениями доктор выдал Трупикову обходную карту, с какой он под утро и в самом деле исчез, как и обещал, вместе со своим свидетельством, с результатами анализов и прочих назначенных доктором и проведенных обследований, ЭКГ, МРТ… Он исчез, как и не приходил, как и не бывал. Видимо, пошел с этими результатами по инстанциям…
Беда лишь в том, что по рассеянности ли, или в спешке, или по отсутствию надобности (зачем трупу пальто?) он забыл его на крючке, и, когда доктор проснулся, оно там висело.
Тринадцатый
Так о власти человека над человеком. Все пришли, все уйдем, одним миром мазаны, одной участью тленны, чем же этот унылый сыч без своего, будь неладен он, «хаммера» отличается от меня? Это в «хаммерах», что ли, вычисляется разница между человеком и человеком? Видно, думает он, что на этом «хаммере», всех невинных передавив, во врата… Да и черт с ним! Пусть думает, дурак, все что хочет, но кто?! Кто дал вздорной этой, злой женщине власти столько лет меня домой не пускать? Да и бог с ним, с правом ее, женщине бог велел на месте сидеть и лаять, не эта мысль терзает, душит меня. Горше другое. Ведь я сам за это право ее ежемесячно триста лишних рублей к домофону плачу́…
«Одиннадцать, двенадцать… Есть!»
Досчитав до тринадцати, Вадим Юрьевич Победоносцев, человек с высшим образованием и защищенной еще в 1999 году диссертацией, с наслаждением захлопнул двери перед носом тринадцатого пассажира и с детским восторгом ударил по газам. Тринадцатого окатило волной ноябрьской жижи, он покачнулся и скрылся из виду. Пассажиры посыпались в проход.
«У-у-у-у-е!» – пропело внутри Вадима Юрьевича, и он осклабился.
– Велком-ту-вэ-хотэл-Калифорния! – подпело Победоносцеву «Дорожное радио».
– У-у-у-у-е! – подпел Победоносцев… и с наслажденьем продолжил: – У-е! У-е! У-е-уе-уе!
Тринадцатый на миг мелькнул в зеркале дальнего обзора. Это был дрянной жалкий тип в дрянной жалкой курточке. Тип застыл с занесенной над тротуаром ногой и, игнорируя летящий снег и ветер, не мигая таращился вслед троллейбусу. Черные крапины дорожной гущи струйками стекали по его лицу.
«Велком-ту-вэ… У-е-е-е-е-е-е! – » – пропело сердце. И в этот миг Тринадцатый пропал из зеркала, как не бывал. Победоносцев нахмурился, ковырнул языком во рту, но плюнул и забыл.
Шестьдесят первый, грохоча и стеная, цепляясь кривыми рогами за провисшие провода, потащился в сторону Ленинградки.
– Доброе утро тем, кто в пути! – бодро поприветствовала Победоносцева девушка из «Дорожного радио».
– И тебе не хворать… – скупо откликнулся Вадим Юрьевич.
– Гидрометцентр не радует, – посетовала девушка.
– Да уж, – согласился водитель.
– Впереди холода, – сказала она.
– Куда деваться? – хмыкнул Вадим Юрьевич.
– В сторону Волоколамки пробки… – поделилась девушка.
– Да знаю, – отмахнулся Победоносцев.
– Впереди зима.
– И не говори, – подтвердил Вадим Юрьевич.
– Минуту назад ты убил человека.
– А? – переспросил Победоносцев.
– Это я так, к слову, – усмехнулась девушка. – Ты, Победоносцев, рули, не зевай.
– А? – снова переспросил Победоносцев, успев удивиться, что девушка откуда-то знает его фамилию, но та уже врубила Элвиса.
Кто-то нетерпеливо забарабанил костяшками в окошко кабинки. Победоносцев вздрогнул и обернулся. Тут ему пришлось вздрогнуть во второй раз. По стеклу барабанил тринадцатый номер. По бледному лицу его по-прежнему стекали струи дорожной грязи. Тусклые глаза смотрели на водителя пристально, жутко…
«Елы-палы! Как эта сволочь села? За “колбасу”, что ли, зацепилась, а потом по крыше и в люк?» – попытался расставить происходящее по местам водитель с высшим образованием, но что-то здесь не сходилось.
«Катаются тут всякие бесплатно, зайцы, тьфу их!» – с ненавистью подумал диссертант и, неохотно опустив окошко, с неприязнью рявкнул:
– Что?!
Тринадцатый безмолвно таращился на Вадима Юрьевича. Только тут разглядел похолодевший диссертант, что потеки грязи на лице пассажира мешались с такими же потеками красного цвета.
«Это он, может, когда через люк пер, обо что-нибудь поцарапался? Или его, может, током о “колбасу” шарахнуло? А ведь точно, шарахнуло! Наверняка шандарахнуло… И как следует. Или это просто чокнутый? Точно, чокнутый! Елы-палы…» – с ужасом осознал диссертант и хотел было быстрым движением поднять окошко, но ненормальный опередил его. Грязная пятерня шлепнулась поперек стекла.
– Руку! – прохрипел Победоносцев. Пассажир ухмыльнулся. Разумеется, зубов у него не было. Вместо зубов у Тринадцатого были иголки. Обыкновенные швейные иголки, ушками уходящие в десны.
«Мамочки…» – подумал несчастный водитель, а ведь заметьте, ему в это время еще приходилось вести троллейбус, поглядывать в зеркало обзора! Ко всему это был человек с высшим образованием, диссертант…
– Руку, пожалуйста, уберите гражданин, не мешайте вести машину! – нашелся Вадим Юрьевич.
– Билетик… – попросил игольчатый и ухмыльнулся еще раз. Иголки сверкнули. Глаза смотрели на водителя робко, в них отчетливо читалось привычное Победоносцеву: «Понимаю, что не прав, отвлекаю, прошу прощения, но…»
– А то ведь догонять пришлось… – разъяснил Тринадцатый, и от его объяснения, хотя в нем тоже имелись кое-какие несостыковки, Победоносцеву все же значительно полегчало.