В центре стола стоит обычная свеча. Бумажные тарелки стоят по обеим сторонам стола – там же, где он обычно их ставит, а пластиковые ножи и вилки – рядом с ними. А у меня на тарелке конверт – запечатанный. Он помогает мне сесть и садится напротив.
– Что это? – спрашиваю я, смотря на конверт.
– Это для тебя... – отвечает он.
Это очевидно. Я нервно поднимаю его. Я не могу не задаться вопросом, что он приготовил для меня на этот раз.
– Я пойду подам ужин, – бросив это, он встает и выходит из столовой, а я разрываю конверт и вытаскиваю открытку.
На лицевой стороне маленькой карточки нарисована одинокая красная роза, а внизу вышитыми золотыми буквами написано слово: "Извини". Внутри открытка пуста, если не считать аккуратно нацарапанного сообщения: "Прости меня за все плохое, что я тебе сделал. Мне жаль, что тебе меня недостаточно, и мне жаль, что я не могу позволить тебе увидеться с мамой и папой".
Я не знаю, что делать. Я не знаю, что мне сказать ему, когда он вернется в комнату. Придумай хоть что-нибудь!
Поздно.
Прежде чем я что-то придумала, он возвращается в комнату, протягивая две тарелки с едой – что-то вроде супа.
– Спасибо за открытку, – говорю я.
Он ничего не отвечает. Он просто ставит тарелку с супом передо мной, а другую тарелку перед собой.
– Ты меня слышал?
– После ужина я отпущу тебя к маме и папе.
Что?! Пока не реагируй. Это может быть ловушка.
Может быть, я даже не расслышал его. Мой мозг превращает то, что он на самом деле сказал, в то, что я хотел бы, чтобы он сказал.
– Что?
– Если ты этого хочешь, то я отпущу тебя.
Он выглядит грустным. Неужели он просто отпустит меня? После всего, через что мы прошли, он просто позволил мне выйти через парадную дверь? Я ему не верю. Это не может быть так просто.
– Я не буду пытаться тебя остановить.
Трюк? Это уловка, чтобы увидеть, как я отреагирую? Если я скажу, что хочу уйти, он снова вернет наручники? Если я скажу, что хочу остаться, я снова получу свою свободу передвижений в доме?
– Я бы хотел, чтобы ты осталась, но вижу, что не могу тебя заставить.
– Но я хочу остаться.
Я чрезвычайно осторожна.
Что я делаю? Всего лишь доказываю, как я его "люблю".
– Что?
Он явно не этого ожидал.
– Я сказала тебе, что просто хотела познакомить тебя с родителями. Я люблю тебя.
– Ты меня любишь?
– Да. Я не хочу уходить. Если ты нe позволяешь мне видеть мою семью, я понимаю. Если я больше никогда их не увижу, чтобы показать тебе, как сильно я тебя люблю, я сделаю это.
– Правда?
– Да. Это больше не имеет значения. Для меня важен только ты.
Он улыбается мне – впервые после того, как причинил мне боль. Бинго.
Я беру открытку и рву ее перед ним. Он удивляется.
– И мне не нужны твои извинения. Мне просто нужна твоя любовь, – объясняю я ему.
Улыбка возвращается на его лицо.
– Твой суп остывает.
– Мне жаль.
Ему не так жаль, как мне. Я надеялась, что буду сегодня без наручников.
Это еще невыносимее быть прикованной к кровати рядом с ним.
– Это необходимо? – спрашиваю я, когда он снимает рубашку, готовясь ко сну.
– Да. Пока.
Он забирается на кровать рядом со мной и целует меня в щеку, прежде чем перевернуться на спину.
– Сколько по времени будет длиться это пока? – спрашиваю я.
– До следующего этапа наших отношений, – отвечает он.
Интересно, что повлечет за собой следующий этап наших отношений, учитывая все, через что я уже прошла. Интересно, была бы я на следующем этапе, если бы не пыталась сбежать?
– Я просто думал, что мы проведем нашу первую ночь вместе, обнимаясь... – шепчу я, надеясь, что он отпустит меня.
– Мы и так можем... – говорит он, поворачиваясь ко мне лицом и прижимаясь ко мне.
Отъебись. Я бы так хотела сказать это!
– Ты же знаешь, что я не сбегу... – настаиваю я.
Он знает, что я не собираюсь бежать. Ему пришлось нести меня вниз и вверх по лестнице из-за опухшей лодыжки. Как я могу вообще ходить, не то, что бежать?
– Извини, но пока так, – тон его голоса изменился.
Это тон, который дает мне понять, что надо перестать докучать ему.
– Хорошо... – отвечаю я.
Это не хорошо. Это далеко не хорошо.
Он снова целует меня в щеку:
- Спокойной ночи...
Я не отвечаю на поцелуй, но говорю:
- Спокойной ночи.
Он снова переворачивается и щелкает выключателем, выключая свет на прикроватной тумбочке, прежде чем перевернуться на другой бок и снова поцеловать меня – прижавшись ко мне и ударив меня по лодыжке.
– Я люблю тебя, – говорит он.
Надеюсь, что он, наконец, уже замолчит.
Темнота в комнате скрывает ненависть, вспыхивающую в моих глазах. Я закрываю глаза и желаю маме и папе спокойной ночи. На мой взгляд, они тоже желают мне спокойной ночи. Искренняя улыбка расползается по моему лицу.
– Не могу дождаться утра... – его голос разрушает мою счастливую тишину.
Улыбка исчезает с моего лица, и темная комната внезапно кажется намного темнее, чем раньше.
Я должна выйти отсюда.
Я пытаюсь перевернуться на бок, но он притягивает меня ближе, останавливая меня.
Я чувствую себя в большей ловушке, чем раньше. Думай. Думай!
Впервые с тех пор, как мы стали парой, мы проснулись в одной постели, и это прекрасно. Когда я смотрю, как она спит, я не могу отделаться от ощущения, что наконец-то достиг того, к чему стремился! С ней я чувствую себя спокойно.
Я хочу разбудить ее. Не могу дождаться, когда мы вдвоем начнем наш день вместе. Но пусть спит. Может быть, приготовить ей завтрак? Нет. Я хочу, чтобы она проснулась рядом со мной, как я проснулся рядом с ней. Я хочу, чтобы она почувствовала то же, что и я, когда впервые открыл глаза.
Любовь.
Она шевелится. Не смотри. Она может испугаться, если узнает, что ты наблюдал за ней, пока она спала. Но с чего бы? Не глупи. Она не возражала бы. Сначала открывается ее левый глаз, а затем правый, немного слипшийся от сна.
– Доброе утро, как спалось? – я наклоняюсь и целую ее.
По-моему, вежливый вопрос.
– Ты храпишь.
Я смеюсь, пока не понимаю, что она говорит это серьезно.
– Извини.
Что еще я могу сказать? Она пытается опустить руку, но наручники останавливают ее.
– Можешь снять это, пожалуйста? – нервно спрашивает она.
Видимо, она не жаворонок. Я слезаю с кровати и иду к батарее, где висят мои брюки. В левом кармане лежат ключи, которые мне нужны.
– Спасибо... – говорит она, потирая запястья, пока я надеваю кольцо для ключей на цепочку на шее.
– Я получу утренний поцелуй? – спрашиваю я.
– Прости... – отвечает она и целует меня в щеку.
Поцелуй в щечку, я что – ее мама? Спросил бы я ее в шутку, но чувствую, что любые разговоры о матерях могут открыть наш ящик Пандоры. Я соглашусь на щеку. Пока.
– Мне снова нужно надеть наручники сегодня вечером? – спрашивает она, все еще потирая запястья.
Я не знаю. Это зависит от того, как пройдет день. Соври ей.
– Нет. Это было только для нашей первой ночи, пока ты не привыкла лежать со мной в одной постели.
– Я плохо спала. Было неудобно.
– Мне жаль. Что ты хочешь на завтрак?
Она отворачивается от меня.
- Только тост, пожалуйста.
Я не могу не чувствовать себя немного разочарованным. Я надеялся на некую романтику; это наше первое настоящее утро вместе – я чувствую, что это нужно отпраздновать.
Не заставляй ее.
Я снова целую ее и выхожу из комнаты в одном нижнем белье.
Я не чувствую холодного воздуха, когда иду по лестничной площадке и вниз по лестнице к кухне, подпрыгивая. Я чувствую, как по моим венам струится тепло – тепло, которое я не привык ощущать в своем худом теле.
Как я не чувствую на себе холодного воздуха, так и не сознаю, что напеваю себе мелодию, раздражающе цепляющую, веселую мелодию, которую я не могу выбросить из головы.
Я вытаскиваю хлеб из второго ряда пластиковых контейнеров с правой стороны и бросаю его в тостер, который стоит на полу. Не могу поверить, что она хочет только тост. Я хотел, чтобы наш первый совместный завтрак был особенным, и я изо всех сил пытаюсь придумать способ сделать "тост" особенным.
Я должен был запереть ее в спальне. Мне нужно масло, а оно в холодильнике. Холодильник стоит в гараже. Все в порядке. Она не спустится вниз. Ее лодыжка все еще опухшая. Если она попытается спуститься вниз, я все равно ее услышу. Просто сделай это побыстрее.
Я должен был запереть спальню.
Перед тем, как пойти в гараж, я внимательно прислушиваюсь. Ничего не слышу. Она не пытается встать с кровати. У меня есть время. Сняв цепочку с шеи, я открываю дверь гаража и тут же вдыхаю запах.
Мне нужно больше освежителя воздуха. Возможно, я не все продумал должным образом. Освежитель воздуха хранится слева от двери гаража. Я держал его там, в легкодоступном месте, для таких случаев, как этот. Взяв банку с лимонным ароматом, я распыляю его мимо тел, мимо красного "Мерседеса". Затем нахожу масло. Возвращаясь на кухню, слегка машу юной Сьюзи и прохожу мимо того, что от нее осталось.
Дверь закрыта и заперта. Продолжай распылять. Еще немного. Убедись, что запах ушел.
Черт.
Тост слегка почернел. С каким-то безумным упорством я соскабливаю ножом обгоревшую часть и мажу тост большим количеством масла, чем обычно – я уверен, что все будет хорошо. Я не могу позволить себе выбрасывать еду.
На заметку себе: делай порции поменьше. Она все равно редко доедает до конца.
Я хватаю тост и кладу его на тарелку, прежде чем вернуться наверх, напевая ту же раздражающую песню, что и раньше. Откуда я ее знаю?
– Доброе утро! Прости, что была такой ворчливой. Я просто не жаворонок... – говорит она мне, как только я захожу в спальню.