. Вместе с иконами в божницы ставили священную вербу, пучки троицких берез, Псалтирь, богоявленскую воду, свечи, Сон Богородицы, Страсти и т. д. Иконы украшались разноцветными ленточками. Во время пира, пляски и других развлечений божницу занавешивали[530]. Среди икон, как правило, находилась икона пресвятой Богородицы Неопалимой купины, которая считалась охранительницей дома от пожара, и особенно от пожаров, возникающих от молнии. По народным представлениям, когда горит оставленная в горящем доме икона, то появляется огненный столб. Точно такой же столб появляется и тогда, когда горит человек. Вообще по тому, как «ведут себя» иконы, прогнозируется дальнейшая жизнь семьи; «Дает трещину икона или упадет на пол — в доме будет покойник или случится с кем-нибудь из домашних несчастье»[531].
Высокий знаковый статус икон предопределил особые правила обращения с ними. Иконы не могут быть проданы, но могут быть обменены. Их нельзя сжигать или уничтожать каким-либо иным образом, а можно лишь зарывать или пускать по воде. Чистят иконы дважды в год: перед рождеством и пасхой. Воду, которой моют иконы, выливают снаружи избы под красный угол[532]. Любопытно, что положение икон в избе русского крестьянина строго противоположно положению топора. Топор кладется под лавку «лицом» к стене, а обухом (спиной) к избе, в то время как повернуть икону лицом к стене считается кощунством. Эта ситуация обыгрывается, в частности, в загадках[533]. В пространственном отношении икона и топор являются крайними точками наиболее ценного (внутреннего) и наименее ценного (внешнего) пространства избы.
Среди предметов, помещавшихся в божницу, особое значение придается свечам, среди которых были венчальные, богоявленские, пасхальные, сретенские, четверговые. Все они использовались во время болезней, родов, грозы, пожара. В последних случаях особой силой наделялась четверговая свеча[534].
В некоторых районах России в красном углу подвешивали «паука» из бумажек и соломинок. «Обычно это подвешивание приурочивается к началу весны, к появлению капелей и теплых лучей солнца; подвешивание сопровождается словами; „Солнышко, ведрышко“»[535]. Паук еще назывался круг. Солнечная символика «паука» («круга») не вызывает сомнения, как, впрочем, и то обстоятельство, что в данном случае мы имеем дело с приданием жилому пространству черт макрокосма.
Элементами, соединяющими «центры» и «периферию» дома, являются лавки. В обрядовой ситуации лавки иногда принимали совершенно не свойственное им в обыденной обстановке значение пути. В обряде «девичьей зрелости» «…по исполнении 12 лет, до каковой поры она (девочка. — А. Б.) считалась ребенком и ходила в одной нижней рубахе, родители ставили ее в избе на лавку и заставляли пройти по лавке взад и вперед известное число раз; после этого, перекрестившись, девушка должна была спрыгнуть с лавки в подставленный родителями новый сарафан, сшитый для этого случая. С этого момента начинался девический возраст, и девушке разрешалось ходить в хороводы и считаться невестой»[536] (ср. хождение и прыганье с лавки самой невесты в знак согласия; ср. также путь свахи по лавке от дверей до печи и вождение по лавке жениха дружкой в доме невесты)[537]. Хождение по лавке можно рассматривать с двух точек зрения: как ритуальное нарушение обыденного порядка и как специальное подчеркивание идеи движения, желание подчеркнуть, что передвижение по дому тоже семиотично, тоже путь — ср. соотношение слов лавка (лава) и мостик (мост)[538] при том, что последнее употребляется и для обозначения сеней — переходной зоны между домом и двором, прохождение через которую регламентируется в сфере этикета — останавливаться в сенях считалось неприличным.
Особым статусом обладает лавка у двери, так называемая «нищая лавка», получившая свое название потому, что на нее позволялось садиться нищим и любому другому неприглашенному человеку даже без разрешения хозяев (чтобы пройти во внутреннюю половину избы, необходимо приглашение хозяев).
Топографический центр избы, ее середина, играет меньшую роль в обрядах, чем другие функциональные центры: печь и красный угол. Ср., впрочем: «На родины ребенка кладут на вывороченный шерстью кверху кожух посреди хаты»[539]. «При выходе молодых утром из чулана родные бросали посреди хаты и били „вдребезгу“ нарочно для этого приготовленные горшки, в знак того, что была, дескать, молодая „цельная“, а в эту ночь разбилась»[540]. Середина избы отмечена и в обряде расставания невесты с родным домом:
Первые растани — середь горницы,
Другия растани — на новом крыльце,
Третьи растани — за воротами,
Тут-то я с матушкой расстануся[541].
В подблюдных песнях центр связан с идеей жизни/смерти: «Сидела ворона / На столбике, / Очутилась ворона / Середь избы / Кому вынется…» (предвещает смерть)[542].
Пожалуй, при описании любой модели пространства первостепенное значение имеет противопоставление центра периферии. Однако эти понятия, кроме своего абсолютного значения (в физическом смысле), могут принимать ряд относительных значений, в зависимости от того, какая именно часть пространства расценивается как центр.
Как уже говорилось, у восточных славян на эту роль претендуют прежде всего красный угол и печь с околопечным пространством. Хронологически первым центром (и прежде всего в экологическом и ритуальном плане) является печь. Такое положение нельзя считать случайным, так как именно с печью связаны основные характеристики внутреннего пространства жилища. Печь служила одновременно и источником тепла, и местом приготовления пищи, и местом для сна, а в некоторых районах (преимущественно в центре России) в печи мылись и парились.
Печь использовалась при лечении от самых разнообразных заболеваний благодаря распространенным представлениям об очистительных свойствах освоенного огня[543]. Кроме того, печь занимала исключительное место в системе народных обрядов, верований и представлений. Иными словами, печь являлась одним из наиболее значимых элементов жилища, наличие или отсутствие которого определяло статус постройки (дом без печи — нежилой дом). Ср.: «Догадлив крестьянин, на печи избу поставил»[544] или загадку о печи: «Чего из избы не вытащишь?»[545]. По отношению к печи существовало такое же отношение, как и к избе в целом: «Кто первый вымоется в печке, тот умрет»[546] (ср. аналогичные поверья о первом человеке, вошедшем в новый дом).
Из всех работ, относящихся к организации внутреннего пространства жилища (так называемый «наряд нутра», включавший отделку стен, настилку полов, устройство неподвижной мебели и т. п.), подчеркнуто ритуальным характером выделялось «печебитье». Собственно печебитьем этот обряд назывался на Севере. На Украине и в Белоруссии он не имел специфического названия и входил в категорию работ, объединяемых термином толока, что соответствует помочи великорусских губерний.
«Обычно хозяином или наемными плотниками (на Севере) заготовлялся лишь опечек из нескольких венцов брусьев, под и форма для печи — в виде чурок, обложенных досками, и дощатой стенки. После этого хозяин приглашал парней и девушек деревни на печебитье, которое устраивалось обыкновенно вечером в ближайшее воскресенье. Молодежь привозила глину и сначала мяла ее тут же, в новой избе, а потом принималась бить печь, вбивая глину в форму ногами, досками, молотками и т. п., работа шла под такт песен, и часа через два печь была уже сбита (а трубы клались уже потом из кирпича); после этого начиналось веселье, пляска на остатках глины, хозяин угощал парней водкой, а девушек пряниками и булками (угощенье называлось „печное“). Помочане расходились только к полуночи»[547]. В этом описании обращает на себя внимание то, что печебитье совершается неженатой молодежью (ср. сказанное об ограничениях на участников), приурочивается к определенному дню недели и сопровождается ритуальным угощением.
Если печь били печники, то к ним относились так же, как к плотникам. Поэтому естественно, что при кладке печи хозяйка старалась задобрить печников, чтобы печь не дымила, хорошо выпекала хлеб, долго держала тепло и мало требовала топлива. На Украине «когда печь дурно подпекает хлеб, хозяйки обвиняют в этом печников, которые, по мнению их, могут сложить печь так, что, как бы жарко ее ни натапливали, все же в ней хлебы не будут допекаться. Заложив в черинь печи линовище гадюки (кожу змеи, которую она сбрасывает с себя, когда линяет), печники делают печь совершенно негодной для печения в ней хлеба (с. Араповка). Чтобы печь никогда не дымила, закладывают в стенки ее, при складывании их, кусочки ладану (х. Егоровка), а иногда кладут между кирпичами и деньги»[548].
Ритуал, связанный с печебитьем, является следствием особой роли печи не только в хозяйственно-экономической, но и в ритуально-мифологической, социальной сферах жизни коллектива.