[584]. Аналогичный обряд зарегистрирован в Вологодской губ.[585]
Любопытно, что печь соотносилась даже с этическим аспектом поведения. Белорусы, «желая остановить нескромные речи…, замечают рассказчику: „Печь у хаце!“»[586]. Ср. украинское: «Сказав бы, та пичь в хати»[587].
Значимые элементы печи в некоторых ритуализованных ситуациях могли метонимически обозначать печь или даже весь дом (ср. выражение смотреть загнетку — т. е. осматривать хозяйство жениха в свадебном обряде). «Сидеть на загнетке» в подблюдных песнях предвещает вечное девичество, ср.:
Из целого ряда свадебных текстов видно, что заслонка в контексте свадьбы связывалась с невинностью невесты. В Тверской губ. на следующий день после свадьбы ряженые ездят с помелом и печной заслонкой, «объявляя» тем самым о происшедшем событии.
Чело — передняя стенка печи — также было отмечено в сфере религиозных представлений. У печного чела произносились заговоры (например: «Ахти мати — белая печь! Не знаешь ты себе ни скорби, ни болезни, ни щикоты, ни ломоты; так и раб божий…»)[589]. В случаях воровства денег в чело вмазывали рублевую бумажку с соответствующим заговором[590]. Иногда со следов вора снимали мерку и вешали ее в трубу, чтобы укравший так же иссох, как эта мерка[591].
Основной смысл различных суеверий, связанных с печной трубой, заключается, видимо, в том, что труба — это еще один канал связи с внешним миром, причем нерегламентированный человеком. Поэтому, например, незадолго до приезда жениха в Вятской губ. забивали отверстие печной трубы, чтобы «еретники» не могли «оборотить» гостей в волков[592].
Материалы по терминологии печи, с одной стороны, и тексты, описывающие устройство мира, с другой, дают основание предположить, что печь, как и дом (будучи основной его сущностью), входит в систему перекодировок между микро- и макрокосмом. Ср., например, такие термины для обозначения частей печи, как чело, щеки, ноги, плечи. Дальнейшая конкретизация антропоморфного образа печи, как мы уже видели, связана с приданием ей женской сути. С другой стороны, обычны тексты, в которых печь обозначает космос. Ср., например, загадки с отгадкой «Небо, звезды и месяц» типа «Полна печь перепечей, среди печей — каравай»[593]. Наконец, с домашним огнем связывался весь комплекс представлений о предках и о «Начале», что видно уже из одного факта жертвоприношения у печи (если учесть семантику всякой жертвы как исходного материала для воссоздания «начальной» ситуации). Это подтверждает и связь домового с печью[594] (ср. одно из его названий — запечник). Хозяина дома (старшего) называют «дымной шапкой», от хозяйки, по русской народной поговорке, должно пахнуть дымом[595]. На связь печи с народной космологией (а следовательно, и с «Началом») указывает характерная с этой точки зрения роспись печи, особенно у украинцев[596].
Непосредственно у печи располагается так называемый печной, или подовый, угол, который также имел названия середа, кут, бабий угол, теплушка, чулан. Эта часть избы — исключительно женская, противопоставленная по этому признаку пространству у дверей (т. е. более внешнему), так называемому подпорожью — мужской части избы, где работал, а иногда и спал (на конике) хозяин. Бабий угол отделял от остальной части избы пирожный брус. По мнению историков жилища, термин середа утратил свой истинный смысл[597].
Бабий угол (кут) и занавески вдоль пирожного бруса — постоянные характеристики внутреннего пространства русской избы в свадебной поэзии. Бабий угол в ней — место невесты. Ср.:
Не велел сударь батюшка
Далеко мне расхаживать,
Широко мне разглядывать.
Мне отвел только батюшка
Он единую половочку —
От печи только до — кути[598].
Выход невесты из этого угла в красный угол (светлицу) является значимым в ряду символов, используемых для описания свадьбы. Ср.:
Не ходи-ко, да красно солнышко,
Ко переднему да большу углу[599].
Меня господи благослови, дочь кручинную,
Идти — выступить душе красной девице
Из милой, из любимой из колпицы
Во светлую хорошую светлицу[600].
Специфически северная особенность организации околопечного пространства связана с тем, что печь ставили на некотором расстоянии от стены (запечек), где оборудовали чулан (шомныш, голбец) и откуда нередко шел ход в подполье. На термине «голбец» и обозначаемом им круге понятий стоит остановиться прежде всего потому, что голбец непосредственно связан с подпольем и, следовательно, с вертикальным членением внутреннего пространства севернорусского дома. Семантика этого слова включает несколько значений, из которых особый интерес для нас представляют три: 1) деревянный памятник в виде домика на могиле (волог., новгор., костр., владим., нижегор., казанск., калужск., брянск., орл., ворон., донск., сарат., оренб., тобольск., томск., вост. — сиб.)[601]; 2) названная выше пристройка у печи с входом в подполье; 3) само подполье или погреб (перм., оренб. и др.)[602]. Все эти три значения представляются нам близкими, если учесть общее для всех трех основание — связь с некоторыми специфическими формами захоронения: похороны под домом, в подполье, распространенные у заволжских старообрядцев[603]; закапывание выкидыша в подызбице[604]; захоронения под избой (часто под порогом) младенцев[605]. Второе соображение, говорящее в пользу этой связи, — структурное сходство надмогильных памятников (голбец в первом значении) с домом, ср. с этой точки зрения высказывания о том, что голбцы (1) могут послужить материалом для изучения архаических форм жилища[606]. Для интерпретации внутренней структуры жилища предположение о связи «низа» (подполья) с умершими, а «верха» с живыми оказывается особенно важным, если учесть семантику космологической вертикали, где эта связь постулируется.
Глава IIIВЕРТИКАЛЬНАЯ СТРУКТУРА ЖИЛИЩА
Вертикальная плоскость восточнославянского жилища трехчастна. Две границы (пол и потолок) делят ее на три зоны (чердак, жилое пространство и подполье), каждой из которых приписывается определенное содержание. При этом следует иметь в виду, что эта трехчастность, будучи поздней по своему происхождению, тем не менее соотносится с более архаической моделью, при которой в роли границ выступали крыша и земляной пол, делившие космическую вертикаль на небо — дом — подземелье. Как мы увидим ниже, смысловое наполнение этих зон во многом сохранилось и для поздних вариантов.
Верхняя граница жилища — крыша — и связанные с ней представления в основном нами уже описаны (см. выше). Здесь же следует отметить, что крыша осмыслялась не только как граница между верхом (небом) и низом (миром людей), но и между внешним и внутренним применительно к вертикальной плоскости. Обычно данное противопоставление трактуется в горизонтальном плане. Однако многими наблюдателями было отмечено особое отношение восточных славян к идее покрытости — непокрытости[607], причем все то, что покрыто и имеет верхний предел, оценивалось положительно, непокрытое — отрицательно.
Как сама изба, так и все в избе должно быть покрыто (закрыто), причем это правило относится не только к посуде, ведрам, бочкам, но и человеку, покойнику, колодцу во дворе и особенно к женщине, что отразилось в соответствующих циклах пословиц, поговорок, загадок, запретов. Ср. характерное в этом смысле проклятие: «Чтоб тебе ни дна, ни покрышки»; ср.: «Девка не без жениха, горшок не без покрышки»; ср. также весь цикл пословиц, относящийся к Покрову: «Батюшка Покров, покрой землю снежком, а меня, молоду женишком»; «Батюшка Покров, покрой мать сыру землю и меня, молоду!»; «Придет Покров, девке голову покроет». Отсюда и «неприличность» выхода из дома (из-под крыши) без головного убора (особенно без платка для замужней женщины), ср.: покрытка (ю. — рус.) — «девка, вынужденная паденьем своим покрыть голову платком или очепком, причем обычно коса не убирается под платок»[608]; ср. также ритуальное покрывание невесты платком и обряд ее открывания в доме жениха[609].
Любопытно, что крыша осмыслялась в числе «женских» элементов жилища (ср. соответствующие загадки). Впрочем, в этот ряд входили все те части дома, которые имели отверстие (стена, печь и т. п.), в то время как вертикали, и прежде всего столбы (ср. о