– О, взгляните! – воскликнул вдруг Леон, сорвавшись с места. – Какой большой крест вон там, среди деревьев!
Дон Пабло с женой направились в то место, куда указывал Леон, и действительно увидали деревянный, покрытый плесенью крест.
Глава XIV. Покинутая миссия
Все семейство уснуло безмятежным сном, успокоенное близостью заброшенного человеческого жилища; вокруг него, думали они, по всей вероятности, находился возделанный участок земли, на котором, должно быть, сохранились до настоящего дня необходимые для жизни злаки и растения. Правда, монтанья изобилует множеством деревьев, плоды которых могут быть употреблены в пищу, множеством растений со съедобными корнями, но все это не так легко найти; иногда можно проблуждать и несколько дней по лесу, пока не натолкнешься на них, не говоря уже о том, что во многих местах лес совершенно непроходим, и пробраться сквозь девственную пущу можно лишь по рекам. Дикие заросли там так густы, что ни о какой охоте не может быть и речи; к тому же Гуапо и дон Пабло не имели при себе никаких охотничьих принадлежностей и должны были бы отказаться от преследования дичи, если бы даже им и посчастливилось встретить ее.
Деревянный крест был несомненным доказательством того, что миссия находилась где-то поблизости, и дон Пабло, поднявшись на рассвете, снова взлез на дерево, которое служило ему для наблюдений накануне, потому что, не имея компаса, чрезвычайно трудно ориентироваться в таком лесу, и сплошь и рядом случается, что, побродив в нем, путник к вечеру оказывается в том же месте, откуда вышел утром.
Внимательно обследовав расположение долины, дон Пабло и Леон навьючили обеих лам и оседлали лошадь и мула, между тем как Гуапо рубил своим мачете густой кустарник. Впрочем, ему недолго пришлось заниматься этим делом: проложив в чаще небольшую просеку, индеец наткнулся на следы тропинки, по которой можно было свободно двигаться, и меньше чем через час наши путники радостными возгласами приветствовали свое прибытие к месту, которое искали.
Перед ними, у самой воды, возвышались огромные банановые деревья с широкими шелковистыми листьями длиною в четыре-пять метров, с колоссальными гроздьями плодов, каждая из которых весила не меньше пятидесяти килограммов. Здесь было чем прокормиться нескольким сотням людей. Немного подальше, там, где почва была суше, росло не менее ценное дерево высотою от четырех до пяти метров и толщиною в кулак, – юкка, корень которой доставляет «кассаву», крахмалистое вещество, заменяющее жителям Южной Америки пшеничную муку.
Не только хлеб и бананы нашли здесь наши путешественники, но и множество различных плодов: манго81, гуайявы82, померанцы83, сладкие лимоны. Сахарный тростник84 раскинул шелковистые листья, покачивая под дуновением ветерка свои желтые колосья; рядом с ним росло кофейное дерево85 и какао86, из которого изготовляют шоколад. А это что за дерево, которое можно принять за апельсинное? Это один из видов остролиста, так называемый парагвайский чай. С сердцем, бьющимся от радости, осматривали наши путники это благодатное место, открывая на каждом шагу что-нибудь новое, вплоть до коки, – любимого растения Гуапо, который с восторгом отыскал ее.
По-видимому, какой-то монах посадил все эти деревья, старательно выращивая их, мечтая основать здесь, среди лесных дебрей, цветущее поселение. Затем наступили тяжелые времена – быть может, восстание Хуана Сантоса или Тунака Амару. Дикари обратили против священника всю ярость, которую внушали им белые, и миссия была сожжена дотла. От былых строений не осталось и следа, и, если бы не это разумное соединение на маленьком участке земли целого ряда полезных растений, эту плантацию можно было бы принять за простую лужайку и совершенно проглядеть ее среди первобытной чащи.
Отдав должную дань восхищения счастливому случаю, приведшему их сюда, беглецы принялись совещаться о том, что предстояло им делать. Все единогласно пришли к заключению, что прежде всего надо тут же построить дом и поселиться в нем, по крайней мере, на первое время.
Бедных лам пришлось убить. Как ни сожалел об этом Гуапо, очень привязавшийся к ним, но он знал, что они не могут жить в долине, где эти маловыносливые животные неизбежно погибли бы от жары. Мясо их, правда, было не слишком вкусно, но пока в распоряжении беглецов не было ничего лучшего, и оно имело известную ценность; шерсть и кожа их также могли быть употреблены с пользой. Все это, вместе взятое, решило судьбу обеих лам.
Глава XV. Гуако и коралловая змея
Гуапо сам выполнил эту неприятную обязанность. Содрав затем шкуру с бедных животных, он нарезал мясо узкими, тонкими ломтями, которые потом развесил для просушки на ветвях. Эта операция была необходима, чтобы заготовить мясо впрок, так как иначе оно немедленно испортилось бы, потому что у наших беглецов не было соли. Впрочем, к этому способу консервирования прибегают почти все испаноамериканцы, так как, несмотря на огромные запасы соли, которые находятся не только в земле, но и на поверхности ее и даже в целом ряде озер, в некоторых местах благодаря слабому развитию торговли население испытывает сильный недостаток соли.
Сушеная говядина называется у мексиканцев «техасо», и «чарки» – в Перу; баранина же, приготовленная таким образом, называется «чалона», и так как лама представляет собою разновидность барана, то наш индеец приготовлял чалону.
Остальные тоже не сидели в это время сложа руки. Дон Пабло и Леон расчищали место, где было предположено построить дом, а донья Исидора в первый раз в жизни стирала белье своими не привыкшими к этой работе руками; ей помогала маленькая Леона, всеми силами старавшаяся быть полезной своей матери.
– Где же они взяли мыло? – спросите вы. Но разве дон Пабло не был ботаником? По соседству росло мыльное дерево, которое индейцы называют «пара-пара»; ягоды его, если их растереть, дают мыльную пену, не уступающую своими свойствами самому лучшему мылу. Кроме того, Леон, играя ими, открыл, что они благодаря своей эластичности могут вполне заменить резиновые мячики.
Вечером все, довольные хорошо проведенным днем, сошлись отдохнуть на стволе срубленного дерева, рядом с местом, предназначенным для постройки дома. Донья Исидора сварила кофе (Гуапо, несмотря на поспешность, с которой они бежали, успел захватить необходимые кухонные принадлежности), и оно оказалось самого лучшего качества. Сок сахарного тростника служил для подслащивания ароматного напитка, а поджаренные бананы заменили до известной степени хлеб нашим путешественникам, к которым вместе с надеждой возвратилась и веселость.
Пересыпая этот импровизированный ужин шутками и остротами по поводу необходимых предметов, которых не хватало к столу, они вдруг услыхали голос, повторявший:
– Гуако, гуако.
– Кто-то тебя зовет, – сказал Леон индейцу.
Все стали прислушиваться.
– Гуако! – снова послышалось где-то поблизости.
– Это змеиная птица, – заметил Гуапо, который, проведя почти всю свою жизнь в лесу, знал голоса всех его обитателей.
– Змеиная птица? – заинтересовавшись, воскликнул Леон.
– Да, змеиная птица. Вот она, смотрите!
Леон увидал птицу величиною с голубя, похожую на сокола; судя по ее вилообразно раздвоенному, как у ласточки, хвосту, по форме тела и по полету, ее следовало отнести к породе небольших коршунов. С верхушки дерева, где она вначале сидела, птица вскоре стала спускаться с ветки на ветку, повторяя свой двусложный крик и не сводя глаз с какого-то предмета, находившегося на земле, и которого никто, кроме нее, не замечал.
Вскоре, однако, путешественники увидели на тропинке, уводившей к ручью, змею около метра длиною; тело пресмыкающегося, испещренное черными, красными и желтыми полосами, блестело при каждом движении; красный цвет преобладал над другими, откуда, вероятно, и пошло ее название.
– Коралловая змея!87 – в один голос вскрикнули Гуапо и дон Пабло.
Эта красивая змея – одно из самых ядовитых пресмыкающихся Южной Америки, и Гуапо знал это. Первой его мыслью было схватить палку и убить змею, но дон Пабло остановил его:
– Не торопись, посмотрим, что сделает птица.
Не успел он произнести эти слова, как гуако кинулся на змею с явным намерением вцепиться ей в шею, но пресмыкающееся свернулось и, сразу выпрямившись, с быстротой молнии бросилось на птицу, заставив ее отступить. Глаза змеи сверкали от ярости, пасть угрожающе разинулась.
Гуако возобновил атаку с другой стороны, но змея, не уступавшая птице в быстроте движений, немедленно переменила фронт. Тогда, потеряв всякую осторожность, гуако впился клювом и когтями в тело противника и, думая, что теперь уже наверняка одолеет его, снова накинулся на змею, решив схватить ее за горло прежде, чем та успеет защититься. Однако голова пресмыкающегося внезапно выпрямилась, точно на пружине, и смертоносное жало впилось в птицу, которая обратилась в бегство, испуская крики ярости и боли.
Все зрители этой сцены смотрели ей вслед, не сомневаясь, что она сейчас падет замертво, так как одного укуса коралловой змеи достаточно, чтобы в несколько минут убить человека.
Но птица оставила в покое змею только для того, чтобы устремиться к дереву, вокруг которого вилось какое-то ползучее растение. Гуако поспешно принялся пожирать его листья и, наевшись вдоволь, снова бросился к своему врагу, который все еще лежал на том же месте и в том же положении, что и прежде.
Борьба возобновилась с еще большей яростью: птица, уверенная в победе, нападала все смелей и смелей; змея противопоставляла ей мужество отчаяния. Наконец гуако нанес пресмыкающемуся сильный удар в голову и, схватив его за шею, взлетел на дерево, чтобы там съесть на свободе.
Гуапо был в восторге от этого зрелища, хотя оно не представляло для него ничего нового. Индеец кинулся к растению, листья которого ела птица, и, сорвав несколько штук, принес их дону Пабло. Тот, осмотрев их, нашел, что это листья растения, в просторечье называемого лианой гуако. Индеец не знал научного наименования растения, но целебные свойства его были ему известны: оно излечивало раны, нанесенные гремучей змеей