– Это тату-пойю, – спокойно заметил Гуапо.
– Тату-пойю? – переспросил дон Пабло.
– Конечно, – подтвердил индеец, – вот и его нора; смотрите!
В самом деле, рядом с тем местом, где лежал мертвый олень, они увидали на земле большое отверстие, а в нескольких метрах от него еще такое же.
– Вот из этой дыры он вышел, – продолжал Гуапо. – Теперь его уже нет там. Мясо все уже съедено, кожа высохла, так что армадила давно и след простыл.
Дон Пабло с радостью ухватился за возможность проверить на деле все рассказы, которые он слышал о броненосцах. Эти животные роют землю с такой необыкновенной быстротой, что можно подумать, будто почва разверзается у них под ногами в ту минуту, когда их только успели заметить или когда они почуют какую-нибудь опасность для себя. Но так как зубы у них слабо развиты, а некоторые виды и совсем не имеют зубов, то их пища по необходимости состоит из мелких веществ, среди которых первое место занимает гниющее мясо. Обычно они делают подкоп, который дает им возможность подобраться к трупу снизу, с самой мягкой его части, прогрызть его, войти внутрь павшего животного и не вылезать оттуда до тех пор, пока от туши не останется лишь обглоданный костяк.
Наши каскарильеры продолжали свой путь, и дорогой дон Пабло стал расспрашивать Гуапо об армадилах, с привычками и образом жизни которых индеец был отлично знаком; он не раз охотился на них, как на лакомую дичь, потому что эти животные, хотя и питающиеся падалью, не внушали ему ни малейшей брезгливости. Надо заметить, что американцы даже белой расы не гнушаются армадилом, однако предпочитают те его разновидности, которые питаются лишь растениями. Армадилы же, живущие поблизости городов, часто забираются на кладбища и там без разбора пожирают все, что им ни попадется. Муравьев они уничтожают даже в большем количестве, чем муравьеды, потому что они проделывают в муравейнике не маленькое отверстие, как иуруми, а пробивают в нем широкую брешь и набрасываются на личинки. Для муравьев это является настоящей катастрофой, так как они заботятся о своих личинках больше, чем о поддержании собственной жизни, и, доведенные до отчаяния гибелью своего потомства, навсегда покидают свое убежище, обрекая себя на верную смерть.
Хотя армадилы и питаются падалью, тем не менее их мясо имеет приятный вкус, в противоположность тапиру, употребляющему в пищу только сочные растения, но мясо которого горько и жестко. Армадил напоминает вкусом молочного поросенка, и если его зажарить, не удаляя, как это делают индейцы, его брони, то из него получается более тонкое и нежное блюдо, чем из откормленной свиньи.
Гуапо не называл это животное армадилом, потому что армадил – слово испанское, уменьшительное от слова «армадо», что означает «вооруженный», так как армадил покрыт костяной или чешуйчатой броней, вроде тех панцирей, которые носили некогда рыцари. Индеец называл его тату-пойю. Животное это имеет шлем на голове, латы на спине, и оконечности его защищены нарукавниками и наколенниками. Эти своеобразные доспехи меняются в зависимости от того, к какому виду принадлежит животное, носящее их, между отдельными щитками, из которых состоит это вооружение, пробивается шерсть, покрывающая кожу животного.
Индеец, разумеется, не знал о том, что некогда люди носили такие же доспехи, как тату-пойю, но зато ему были известны не менее интересные подробности обо всех армадилах, встречающихся в этих краях.
Он рассказал Леону, что существуют тату величиною с крысу и другие, ростом не меньше барана. Одни из них, по его словам, двигаются медленно, другие быстрее человека; есть такие, которые еле выдаются над землею, так что их с трудом можно заметить и легко принять за маленькую неровность почвы (к этому виду принадлежал тот армадил, который провел подкоп к трупу оленя), но есть и другие, имеющие почти шарообразную форму и совершенно похожие на мяч.
Глава XXIX. Охота на армадила
Продолжая беседовать, дон Пабло и Гуапо подошли к хинным деревьям и начали работу с тем большим рвением, что эта новая манча оказалась еще богаче первой.
В нескольких шагах от нее находилась поляна, и, приближаясь к ней, они заметили там целую стаю черных коршунов, собравшихся вокруг трупа другого оленя. При первом же ударе топора коршуны улетели, но вскоре опять возвратились, потому что эти птицы совсем непугливы.
Во всем этом не было бы ничего удивительного, если бы не труп оленя, так как это был уже второй олень, которого в то утро они нашли мертвым. Кто бы мог убить их? Какой-нибудь хищный зверь? Но в таком случае почему же он их не сожрал? Или это была пума, которая сплошь и рядом умерщвляет больше животных, чем она может съесть?
Дон Пабло решил, что олени убиты стрелою индейца, и эта мысль сильно встревожила его. Ведь это служило бы доказательством неприятного соседства какого-нибудь враждебного племени индейцев, которые, возможно, уничтожат его плантации и поставят под угрозу самое существование его семьи. Гуапо давно ушел из монтаньи и не мог разуверить его в этом; он не знал, какое из постоянно кочующих индейских племен жило теперь в этой местности.
– Чунчо107, – сказал он, – также иногда заходят сюда.
Эти слова не могли рассеять страхов дона Пабло, так как чунчо – наиболее опасные из племен, обитающих в тамошних лесах; они ненавидят белых, мстительны и жестоки: это именно они неоднократно уничтожали до тла миссии. Если чунчо действительно поселились поблизости, то нашим беглецам определенно надо было быть готовыми к самым неприятным неожиданностям.
Впрочем, Гуапо не думал, чтобы это были индейцы; будь это так, он уже давно нашел бы какой-нибудь след их пребывания в этих краях; уверенность Гуапо успокоила и дона Пабло, который знал, что он может положиться вполне на верность своего слуги.
Немного времени спустя коршуны снова привлекли внимание наших каскарильеров. Вернувшись вторично, эти отвратительные птицы принялись жадно поедать разложившийся труп, но вдруг они все вспорхнули, видимо, очень испуганные, хотя кругом не было заметно ничего такого, что могло бы внушить им этот страх. Тем не менее они уселись в нескольких шагах от трупа, и по их вытянутым шеям легко было угадать, что причина их страха заключается в самом трупе.
Каскарильеры, не видя ничего, прекратили работу, решив наблюдать за коршунами; хищные птицы, оправившись от испуга, вернулись к добыче и принялись раздирать ее с прежней жадностью, но снова должны были отказаться от пиршества. И в этот раз, как и в предыдущий, ключ к загадке нашел Гуапо.
– Это тату-пойю.
– Где он? – спросил дон Пабло.
– Там, в трупе оленя.
Дон Пабло приблизился к мертвому животному и действительно увидел армадила, которого коршуны встретили на полпути: тату-пойю пожирал снизу труп, верхнюю часть которого расклевали птицы. Армадил продолжал лакомиться падалью, и коршуны, в которых жадность одержала верх над робостью, возвратились снова, на этот раз, по-видимому, не обращая внимания на непрошеного соучастника их пиршества. Однако мир и согласие царили между ними недолго. Что-то вызвало раздражение коршунов: быть может, армадил задел своей чешуей лапу одного из них, быть может, виною здесь было нечто другое, но крылатые хищники вдруг набросились на него. Тату-пойю, не имея возможности отразить нападение, ограничился тем, что пустил в ход свое всегдашнее орудие защиты: прижавшись к земле, животное целиком ушло под свою броню: в таком положении ему нечего было бояться когтей и клюва самого орла.
Коршуны, поняв бесполезность своих усилий, отказались от борьбы. Но если они и не имели возможности уничтожить армадила, в их власти было помешать ему разделять с ними трапезу; всякий раз, как только тату-пойю высовывал голову, чтобы отхватить кусок падали, на него налетал коршун, и армадилу приходилось снова прятаться в свою броню.
Убедившись, что здесь ему нечего делать, броненосец передними лапами стал разрывать землю и через несколько секунд исчез из виду, к крайнему изумлению коршунов, которые были поражены этим не меньше, чем встретив его в трупе оленя.
Едва кончилась эта сцена, как показались два других армадила; они приближались со стороны реки, огибая прибрежные скалы, примыкавшие к лужайке, на которой находились наши каскарильеры. Оба броненосца были крупными экземплярами той же породы; они торопились, желая воспользоваться хотя бы остатками трупа, прежде чем его расхватают совершенно. Но тут уже Гуапо не мог стерпеть: он любил жаркое из армадила и с топором в руке кинулся навстречу броненосцам; дон Пабло и Леон, которым эта охота доставляла удовольствие, последовали за ним.
Армадилы, которые не боялись коршунов, быстро повернули назад, едва заметили охотников. Гуапо ускорил шаги, догнал одного из броненосцев и успел схватить его за хвост как раз в ту минуту, когда тату-пойю собирался зарыться в землю; индеец хорошо знал, что он не извлечет его из ямы, но поклялся, что, по крайней мере, не даст ему возможности уйти глубже в землю.
Другой армадил, за которым погнались дон Пабло и Леон, добежал до края обрыва гораздо раньше их и остановился в нерешительности. Преследователи были очень довольны, что загнали животное в такое место, откуда оно, по их мнению, не сумеет узкользнуть: скала высотою метров в семнадцать была совершенно отвесная, и на ней не росло ни кустика, за который можно было бы уцепиться при спуске.
Они уже протянули руки, чтобы схватить армадила, как вдруг (представьте себе только удивление и разочарование обоих!) броненосец свернулся клубком, скатился по отвесному утесу вниз и, невредимо достигнув его подножия, скрылся в одной из расселин так быстро, что не удалось даже заметить, куда он девался.
Они уже протянули руки, чтобы схватить армадила…
Дон Пабло и Леон вернулись к Гуапо, который продолжал держать своего тату-пойю и давно уже звал их на помощь. Однако даже их соединенных усилий оказалось недостаточно, чтобы извлечь броненосца из ямы, хотя он только до половины зарылся в нее. Легче, казалось, оторвать хвост животного, чем сдвинуть его с места, и такие случаи неоднократно бывали с охотниками.