Переведя взгляд чуть в сторону, она наткнулась на стоявшую на столе чашку с васильком. Почему-то у нее так и не хватило сил убрать ее в раковину, и теперь недопитый чай напоминал о том, что вчера на этом месте сидел Максим, прикасался пальцами к чашке, держал на коленях ее, Нику. Она не могла понять, почему испытывает такую боль. Все стало слишком сложно: измена Артему, то, что она выгнала Максима, то, что никак не может разобраться в себе и понять собственные желания.
Скомкав пустую пачку от сигарет и бросив ее в ведро, Ника побрела в ванную, зажгла там белую свечку, при горении менявшую свет, и включила воду. Принимать душ, завернув в пакет забинтованную руку, оказалось практически невозможно, но Ника кое-как справилась с этим. Вот высушить волосы без фена – это было абсолютно нереально, но, к счастью, до работы оставалось еще много времени, и свободно распущенная грива постепенно просохла самостоятельно. Оставалось только выйти из квартиры, а вот с этим как раз возникли сложности. Ника не могла заставить себя даже подойти к двери.
– Ну, чего я боюсь? – уговаривала она себя, роясь в шкафу в поисках светлой футболки. – Ведь он меня не ждет под дверью, это же понятно. Нет ничего ужаснее собственных нарисованных кошмаров. Я пережила такое на стройке, что и во сне не приснится, а теперь боюсь какого-то жулика с отмычкой? Да если гипсом по голове огреть, то вообще убить можно.
Но эти доводы не имели никакой силы, Ника поняла это, едва подошла к двери и взялась за ручку. Пальцы, словно парализованные, прилипли к металлу и не двигались, сердце забилось, готовое выскочить, а спина покрылась каплями пота. Ника заплакала от бессилия и злости. Она никогда раньше не думала, что способна вот так бояться – до предательской дрожи в коленях, до помутнения рассудка. Тот, кто пытался запугать ее, добился успеха, причем сделал это весьма незатейливо. Даже мертвый бомж на стройке не выбил Нику из колеи так, как западня в собственной квартире.
Она так и стояла у двери, взявшись за ручку, когда в сумке завибрировал телефон, и это немного отрезвило Нику. Она сумела совладать с непослушной рукой и вынула телефон. Звонил Артем.
– Ты сегодня появишься? – сухо спросил он, давая понять, что между ними сугубо деловые отношения.
Ника вдруг заплакала, услышав голос, бывший родным столько лет, и это заставило Масленникова сменить начальственный тон:
– Белочка, с тобой все в порядке?
– Н-нет…
– Рука болит?
– Н-нет…
– Тогда что?
– Мне… мне страшно, Артем, – прорыдала Ника, опускаясь на пол.
– Я сейчас приду к тебе. – И он сбросил звонок.
Ника не знала, хочет ли, чтобы Масленников пришел, потому что понимала: она не сможет смотреть ему в глаза после вчерашнего, но ей было так жутко в пустой квартире без электричества, что она была согласна на все.
«Я не смогу открыть ему дверь, – вдруг поняла она. – Даже буду видеть, что это он, – и не смогу».
Собственная слабость злила и пугала одновременно. Стахова привыкла считать себя сильной, способной обходиться без посторонней помощи, но, как оказалось, переоценивала собственные возможности.
«Я обычная баба. Обычная баба, которой непременно нужно мужское плечо. Зря декларировала собственную независимость – вот мне и указали мое место в этой жизни. За спиной у мужчины. Даже у такого ненадежного, как Артем».
Масленников, видимо, бежал бегом, потому что появился у двери квартиры через несколько минут. Когда в замке зашевелился ключ, Ника вздрогнула, но Артем из-за двери предупредил:
– Белочка, не бойся, это я. – И она немного расслабилась.
Появившийся на пороге Масленников вдруг показался Нике таким родным и близким, что от этого чувства перехватило горло. Она кинулась к нему, прижалась, дрожа всем телом, и пробормотала:
– Спасибо…
– Ну что ты, милая, – поглаживая ее по плечам, проговорил Артем, – за что спасибо? Глупости какие… Ну, идем? Тебе нужно побыть на людях, иначе совсем спятишь.
Он подхватил Никину сумку, крепко взял Стахову за руку и вывел на площадку.
– Погоди-ка, – Артем открыл щиток и защелкал автоматами, – ну, я так и думал – просто вырубили здесь, и все. Ничего страшного. Но сегодня ты поедешь ко мне. И это не обсуждается, понятно? Я так сказал.
И Ника, к собственному удивлению, промолчала, соглашаясь. Ей совершенно не хотелось ехать к Артему, но и вернуться в пустую квартиру, чтобы в одиночестве ждать еще каких-то приключений, тоже было страшно. Поэтому ночевка у Масленникова показалась предпочтительнее.
– Ну, ты даешь. Совсем страх потерял! А если бы она была там не одна? Как ты объяснил бы свое появление, а? Да ты не успел бы даже ничего произнести, вот что!
– Ой, да брось ты пугать меня, достал уже. Что он – терминатор? Нет? Ну, и все тогда. Зато сегодня ночью хата свободна, я войду и спокойно все обшарю. Главное, чтобы эта корова не забрала с собой оба ноутбука.
– А как твой человек тогда следит за ней, если ты элементарного не знаешь, а? Так сложно было посмотреть, что у нее в руках?
– Хватит бучу устраивать. Я ж сказал – все под контролем. Сейчас он отзвонится, и все станет ясно.
– Ну-ну. Ты, главное, постарайся на крестника не нарваться ненароком – это я так, по-дружески советую.
– Крестник – твоя забота. Вот и сделай так, чтобы мы не встретились.
– Да уж постараюсь! Мне пока ваша встреча совсем ни к чему. А дальше будет видно.
…Она все ждала, когда же Артем заговорит о том, что произошло между ней и Гавриленко, но Масленников молчал и вел себя так, словно они с Никой и не расставались ни на секунду. После работы он зашел за ней, наверное, впервые не прячась от сотрудников. Случись это хотя бы на пару недель раньше – и Ника была бы счастлива, но сегодня все начало казаться нарочитым, неискренним. Даже тон, которым разговаривал Масленников.
Они поужинали в кафе напротив и поехали к Артему. По дороге он оживленно рассказывал что-то о дочери и словно не замечал, что Ника отрешенно смотрит в окно и даже не слышит того, о чем он говорит. Она думала о своем. О том, как теперь вести себя с Гавриленко, как быть сегодня с Артемом – вдруг он захочет провести с ней ночь, а она сама к этому совершенно не готова, да и уже до оскомины надоело все, что они делали в постели. О чем может идти речь, если Ника сама не раз предлагала заменить секс просмотром нового фильма, и Масленников соглашался, не выказывая недовольства? Скорее всего, сегодня будет то же самое…
– …и я ей сказал, что в конце августа отвезу ее на море, – долетела до Ники последняя фраза.
– Ты собираешься на море?
– Да. Обещал Алиске, что проведу с ней отпуск.
«Ну естественно! Она твоя дочь, у нее приоритет. Со мной проводить отпуск ты, естественно, не стремишься и даже не зовешь присоединиться к вам», – с досадой подумала Ника, но вслух ничего не сказала. К чему? Артем все равно не поймет ее претензий, он считает, что Ника не должна их выдвигать, должна довольствоваться тем, что он сам соизволит ей предложить. Она поняла вдруг, что устала от этого. Устала быть всегда второй, устала соперничать с ребенком за внимание Артема. Да, он хороший отец – но ей-то что с этого? Ей тоже хотелось быть для Артема не просто женщиной на выходные. Воскресный папа – это одно, а вот воскресный любовник – это нонсенс, кто сможет выдержать подобное долго? И Ника совершенно не желала такого. Мирилась несколько лет, но теперь устала. Наверное, просто появилось, с чем сравнить.
У подъезда Артем долго и педантично парковался, то и дело высовываясь из открытой двери и проверяя, как встали колеса. Раньше Ника не обращала внимания на такие мелочи, а сегодня поймала себя на том, что раздражается. «Мне нужно взять себя в руки, иначе вечер и ночь превратятся в ад».
Дома у Масленникова царила идеальная чистота. Для мужчины, уже несколько лет живущего в одиночестве, квартира была чересчур ухоженной и обжитой. Ника знала, что больше всего Артема бесят бардак, пыль и немытая посуда, он из себя выходил, если вдруг утром обнаруживал в раковине даже чайную ложку, не говоря уже о чашках и тарелках. Раньше это казалось смешным, теперь раздражало.
«Надо же, сегодня ключевое слово, характеризующее наши отношения, – «раздражает». Или я все усложняю? Может, нужно закрыть глаза и плыть по течению? Может, тогда все будет проще и легче? Как-то ведь я была с ним эти годы, не замечала всей этой ерунды, значит, могу? Почему тогда теперь мне так сложно? Потому, что есть Максим?»
– Ты чайку не хочешь, Белочка? – спросил Артем, сразу проходя в кухню и щелкая кнопкой чайника. – У меня есть отличный зеленый.
– Ты ведь знаешь, что я не пью зеленый!
Фраза прозвучала резковато и выглядела щелчком по носу, Ника почувствовала и сама, но Артем не отреагировал:
– Ты не сердись, я просто предложил. Разумеется, у меня есть и черный.
«Вот зачем я все сама обостряю? Тяжело чая выпить, что ли? Нет – надо обязательно с комментариями, да чтобы поядовитее».
Ника села за стол, подогнула под себя ногу и здоровой рукой подперла щеку, наблюдая за тем, как Артем заваривает чай в белом фарфоровом чайнике. Он любил простые, лаконичные вещи, поэтому посуда в его доме была без рисунков и всяческой позолоты, кухонный гарнитур – основательный, из натурального дуба, с резными дверцами шкафчиков. На стене в пространстве меж навесных шкафов была прикручена довольно большая ручная кофемолка, которую Артем привез из Германии. Нике раньше очень нравилось, просыпаясь у Масленникова субботним утром, слушать, как он шуршит зернами и потом варит кофе, чтобы принести на подносе в постель и выпить вместе с ней. Они подолгу валялись в кровати, потягивали кофе, болтали о пустяках. Но Ника не могла припомнить ни единого случая, когда бы они строили планы на совместное будущее. Почему-то именно сейчас это казалось особенно обидным.
Артем поставил перед ней чашку, подвинул вазочку с вишневым вареньем, которое Ника любила, сел напротив.