Он испытал шок, когда человек повернулся, и его лицо осветил слабый свет двух ламп. То был Зайед аль-Салаам, старинный друг Азиза. Зайед тоже был потрясен.
– Иншаллах, это ты!
На нем была военная форма, лицо покрывали песок и пыль.
Зайед крепко обнял Азиза.
– Надо же, кто явился из песков пустыни! Азиз-аль-Шариф, – хриплым голосом произнес он. В его глазах вспыхнули искры гнева. – Я бы все отдал, чтобы услышать хоть слово утешения от старинного друга, Азиз.
Азиз закрыл глаза, на спине проступил холодный пот. Слова застряли у него в горле. Неужели не будет конца лицам из прошлого? Неужели он никогда не избавится от неослабевающего чувства вины?
Он свел Зайеда и свою сестру Амиру, причем проделал это так умело, что ни его родители, ни Аяан ничего не поняли. В то время король Малик заключил договор с дядей Зайеда, шейхом Асадом, который вертел Зураном и его народом как пешками, стремясь к власти. Азиз убедил родителей, что Зайед, командующий армией Зурана, для Амиры лучше, чем избалованный и испорченный сын шейха Асада.
Дело в том, что Амира упросила Азиза помочь ей. Его мятежная сестра влюбилась в Зайеда, который тоже ее полюбил.
И все же он убил ее за два месяца до свадьбы.
Может, в каком-то смысле он убил и Зайеда?
– Я ничего не смог сделать, Зайед. Я был…
Зайед покачал головой:
– Я тебе не верю. Я не верю, что Азиз аль-Шариф стал таким бездушным, что у него не нашлось ни слова для старинного друга, потерявшего любимую женщину. До меня дошли слухи, что какой-то человек собирает информацию для Дахара, – продолжал он, в его голосе послышалась нотка недоверия. – Этот человек впервые появился в племени миджаб шесть лет назад. Я подумал: зачем человеку, рожденному управлять страной, скрываться как трусу в тени? Почему он покинул родителей, своих друзей и всех, кто в нем нуждался?
– Зайед, ты понятия не имеешь…
– Не имею, Азиз. Но ведь ты же этого хотел, верно?
Жесткость в глазах Зайеда, плотно сжатые губы отозвались болью в его сердце. Азиз представил, как сильно должен был страдать Зайед, потеряв Амиру; Зайед, который был очарован ее дерзостью и смехом; Зайед, любивший ее без памяти.
Азиз отбросил эти мысли и добавил в голос стали. Он здесь не для того, чтобы предаваться воспоминаниям вместе со старым другом.
– Это я слышу от человека, который знает, что его дядя сеет хаос в стране, которую он поклялся защищать? От человека, который должен быть законным правителем Зурана?
– Больше нет, Азиз. Я не позволю старому другу вернуться с пустыми руками.
В глазах Зайеда засиял мрачный огонь, в них не было ни искорки той доброты, которая отличала его шесть лет назад.
– Передай наследному принцу или кому ты служишь, что Зурану надоело быть марионеткой Дахара. Ты говоришь с новым шейхом.
Азиз помолчал.
– Твой дядя…
– Убит моими людьми.
По спине Азиза пробежал холодок. Таким он был несколько месяцев назад. Он словно смотрел на свое отражение. И ему это не понравилось.
– Разве не ты всегда говорил о долге перед страной, Азиз? Личная потеря, может, и притупила твое чувство долга, зато обострила мое.
Не дожидаясь ответа, Зайед вышел из палатки.
Подождав несколько минут, Азиз тоже вышел. Каковы бы ни были отношения между Дахаром и Зураном, Зайед никогда его не предаст.
В Зуране произошел государственный переворот. Это означало, что любая, даже самая незначительная, информация, которую он сможет добыть, будет полезна Аяану.
Груз вины на его плечах стал легче. Он вернулся туда, где ждал связной, и снабдил его инструкциями. Ему же предстоит провести в пустыне еще несколько дней.
Азиз вздрогнул, почувствовав порыв прохладного ветра. Повсюду куда ни посмотри высились бесчисленные золотые дюны.
Азиз любил не знающую пощады жару, голый пейзаж пустыни, сколько себя помнил.
Даже после того, как он оправился от ранения и понял, что не может вернуться в Дахар, пустыня успокаивала его, позволяла забыть о грызущем чувстве вины и стыда. Суровая кочевая жизнь с племенем миджаб заставила его думать только о выживании. В нем все притупилось.
Сможет ли он смириться с тем, что больше сюда не вернется? Оставит ли частицу себя в Дахаре, когда придет время покинуть родину?
Впервые с того момента, когда Аяан насильно притащил его во дворец, ответ на этот вопрос был неоднозначен.
Не мог Азиз отказаться и от женщины, которая своей решимостью вдохнула в него новую жизнь.
Гуляя вокруг бассейна, выполненного в форме капли воды, который голубел среди лабиринта высоких пальм, Нихат улыбнулась, вспоминая все то, о чем она переговорила с сестрами за три дня.
Когда солнце село, включились огни по периметру бассейна, придавая внутреннему двору вид драгоценного ожерелья. С террасы открывался потрясающий вид, и возникало ощущение, что в сердце пустыни на фоне безжизненных дюн расцвел кусочек рая.
Сестры болтали, пока у них не начали заплетаться языки. Они смеялись, плакали, проводили ночи, сидя у бассейна, и говорили об их матери, об отце и о будущем, ближайшем и отдаленном. Как, например, о предстоящей свадьбе Наимы, которую Нихат пропустит, и о желании Нузат стать акушеркой. Нур бесконечно задавала вопросы о клинике, которую предложили основать Нихат, и преклонялась перед королевской семьей за то, что они оказали старшей сестре такую честь.
Они всплакнули, когда этим утром пришла пора уезжать. Нузат сетовала на ситуацию, которая удерживала Нихат вдали. Наима горевала молча.
Младшие сестры были удовлетворены своей жизнью, и Нихат им немного завидовала. Она никогда такой не была – невинной, беспечной и счастливой.
Нихат постоянно беспокоилась о здоровье матери, о сестрах. Она волновалась, в какие неприятности может угодить Амира, волновалась, позволят ли ей осуществить мечту. Но больше всего, несмотря на тягу к Азизу и шок, который она испытала, узнав о его любви, Нихат беспокоило, что ей готовит будущее.
Но в итоге ни волнения, ни осторожность ничем ей не помогли.
Ричард ухаживал за ней три года, и она позволила себе быть счастливой. Нихат рассказала ему о своем диагнозе и поверила, когда Ричард заверил ее, что будет счастлив с ней. А потом он отверг ее, потому что неожиданно решил, что хочет иметь детей. И разбил ей сердце.
Не разбила ли она себе сердце снова, вернувшись в Дахар?
Повод для волнений снова нашелся: клиника, сестры, растущее влечение между ней и Азизом…
И впервые в жизни Нихат отказалась думать о будущем и о последствиях решений, которые она приняла сегодня. Она не желала нести ответственность ни за что. Ей хотелось пожить немного в свое удовольствие, побыть беспечной. Она оказалась в самом красивом месте, где ей только доводилось бывать, с мужчиной, который всегда заставлял ее сердце биться чаще. Он был способен вызвать в ее теле пожар одним взглядом, одним прикосновением.
Дрожащей рукой Нихат провела по губам, вспоминая поцелуй Азиза, испытанное ею наслаждение и его удовольствие.
Пальмы слегка покачивались на ветру. Небо на горизонте стало оранжевым. И неожиданно по ее нервам пробежал ток, когда она поняла, что на одну ночь может стать такой, какой захочет. А хотелось ей быть достойной Азиза аль-Шарифа, восхитительного принца Дахара.
Несколько часов спустя Нихат стояла в освещенном луной внутреннем дворике.
По ее просьбе на ужин приготовили ягненка и пилав, пироги и шербет – пир, достойный принца. Ей было все равно, о чем оживленно судачат слуги на кухне. Нихат думала только о том, что она и ее сестры были единственными, кто удостоился чести быть приглашенными сюда.
Ее густые волосы свободно спадали на плечи, на губах блестела розовая помада, глаза были подведены. Нихат надела тунику из алого шелка, которую одолжила у Наимы. От холода ее защищала наброшенная на плечи кашемировая шаль.
Нихат не могла поверить в собственную дерзость, что пригласила принца на ужин. Хотя давно прошли те времена, когда ее заботила собственная репутация и когда она чувствовала себя виноватой в том, чего не совершала.
Нихат прождала десять – пятнадцать минут. И вот по ее коже побежали мурашки, и возникло чувство, будто воздух вокруг нее застыл.
Прислонившись к колонне у арки, Азиз смотрел на нее. На нем были белые свободные брюки и белая туника, оттенявшая его загар. Угольно-черные глаза были непроницаемы.
Его взгляд неспешно прошелся по ней, начиная с кремовых босоножек, кафтана с широким украшенным драгоценностями поясом, задержался на вырезе с роскошной вышивкой, затем остановился на ее губах, носе, глазах, волосах. Нихат ощущала этот взгляд как прикосновение, словно Азиз ставит на ней свое клеймо.
В черных глазах, которые ничего не упустили, вспыхнуло пламя. Он сделал шаг к ней.
– Ты выглядишь иначе. – Он еще раз внимательно осмотрел ее. – Ты приоделась. – Азиз заметил ее приготовления к ужину. – Ты что-то отмечаешь?
– Спасибо, что пригласил сюда моих сестер. Я…
– Я рад, что доставил тебе удовольствие.
Он улыбнулся. Азиз тоже выглядел иначе. В нем бурлила энергия. По нервам Нихат пробежал электрический ток, каждая клеточка ожила.
– Спасибо, Нихат, что ты ждала меня здесь.
– Ты говоришь искренне?
Он рассмеялся:
– Так и есть.
Зубы Азиза сверкали, лицо осветилось, и от его красоты у Нихат перехватило дыхание. Его глаза, его рот были созданы для смеха. И, видя Азиза таким, легко было поверить, что у него все хорошо.
– Твоя вылазка в пустыню была успешной?
– Да.
Пламя в его глазах разгорелось сильнее. Нихат впервые после своего возвращения в Даххар поверила, что Азиз сможет стать прежним.
Она шагнула к нему, и их колени соприкоснулись. Выражение лица Азиза неуловимо изменилось. На нем отразился телесный голод, который испытывала и она.
Нихат коснулась его.
Это было легчайшее прикосновение. Подушечка ее большого пальца скользнула по его щеке. Она ощутила исходящий от него жар, ее легкие наполнил аромат мыла и его тела.