Нихат пыталась вникнуть в его слова.
Отец знал, что она была влюблена в Азиза, и предположил, что она оставила Дахар, так как ее отношения с принцем разладились. Нихат не знала, плакать ей или смеяться.
– Я никогда не делала ничего, что могло бы навлечь на тебя позор.
– Это не важно. Но если наследный принц вызвал тебя во дворец, если он держит тебя здесь, потому что это, по его мнению, поможет принцу Азизу, я не могу рисковать и приводить сюда твоих сестер. Твоя репутация от меня не зависит. Ты получила право защищать сама себя, покинув Дахар. Когда ты выполнишь это… предписание, то снова уедешь. Уедешь, каким бы скандалом это ни закончилось. Твои сестры живут здесь, они должны выйти замуж. А я как отец должен их защищать.
– Что мне было делать, отец? Отказаться выполнить просьбу наследного принца, после того что король Малик сделал для нас?
– Нет. Исполни свой долг, в чем бы он… ни заключался.
Нихат представляла, чего ему стоило сказать это. Она не была ни шокирована, ни удивлена. Ее отец служил королю Малику сорок лет. Его преданность привела Нихат во дворец. Она училась вместе с принцессой Амирой.
– Но не проси меня вовлекать в это твоих сестер, – продолжал он, – пока я не уверюсь в том, что это не отразится на их репутации.
Не добавив больше ни слова, отец вышел, разбив ее надежды.
Нихат опустилась на диван, слишком потрясенная, чтобы заплакать.
Она-то думала, что упорядочила свою жизнь, что пережила самую сильную боль, что может справиться со всеми проблемами. Однако, вернувшись в Дахар и столкнувшись с тем, что действительно имело для нее значение, она оказалась совершенно беспомощной.
В Нихат клокотала ярость, от желания собрать вещи и уехать без оглядки закипала кровь.
Она услышала шаги Азиза. Впервые ей было все равно, что она не может скрыть безысходное горе.
– Я думал, что Аяан убедил тебя заняться мной в обмен на твою клинику. А ты собираешься заплатить за это воссоединением с семьей?
Он ухитрился опошлить все, что когда-то их связывало, свести на нет то, чего она добилась в жизни.
Нихат вскочила и, трясясь от ярости, отвесила ему звонкую пощечину.
Рука у нее заболела, дыхание сбилось.
Азиз провел рукой по подбородку, в его глазах заплясали дьявольские искорки.
– Уже лучше?
Нихат сжала кулаки, чтобы избавиться от дрожи.
В глазах Азиза горел огонь, к которому лучше было не приближаться. Но Нихат не могла отступить, не могла разорвать зрительный контакт.
– Ты специально меня спровоцировал.
В его взгляде замелькала жалость и еще что-то неопределенное.
– Ты выглядела так, словно вот-вот свалишься замертво от горя, словно тебе больше не на что надеяться. Нужно было, чтобы я ударил тебя или ты ударила меня.
– Видя меня в таком состоянии, ты легко сможешь представить, что все мы видим, глядя на тебя.
Нихат думала, что Азиз рассмеется, однако на его лице появилось задумчивое выражение.
– Так вот почему ты здесь, Нихат: тебе меня жаль?
– Могу сказать честно, я никогда не испытывала к тебе жалости. Ты делаешь это невозможным.
Он облегченно вздохнул и, взявшись за подлокотник, опустился на кушетку.
– Аяан распорядится, чтобы твой отец позволил тебе увидеться с сестрами. Ему придется выполнить приказ наследного принца. Никто не должен выбирать между семьей и профессией.
Они смотрели друг другу в глаза, и воспоминания оживали. Азиз и прежде говорил ей это. Он дал обещания и сдержал все.
Она… она дала одно обещание. И не смогла его выполнить.
Тряхнув головой, Нихат отогнала воспоминания.
– Отец прав. Я не знаю, где буду через шесть месяцев. Когда будущее неопределенно, лучше держаться от сестер подальше.
– Можешь просто уехать. Я помогу тебе убраться из дворца. Аяан не заставит тебя вернуться.
– Хочешь избавиться от меня, Азиз?
Нихат тут же пожалела о своих словах.
– Я очень хочу, чтобы ты уехала, – ответил он с пугающей честностью, которая всегда была ему свойственна.
Вернуться обратно в Нью-Йорк, где не ограниченная ничем свобода, где каждый ее поступок, значимый или нет, не продиктован кем-то еще, оказаться подальше от мужчины, который смотрит на нее пылающими глазами, притягивающими все сильнее, было очень легко.
Это защитит их обоих от боли воспоминаний.
И она не станет испытывать опустошение оттого, что не может увидеть сестер.
Но преданность, которая в крови у ее отца, присуща и Нихат.
– Я обещала Аяану. Что бы ни случилось, несколько месяцев я буду жить в Дахаре. Хочу возглавить клинику. Здесь я смогу сделать много хорошего.
Азиз потер лоб длинными пальцами.
– Конечно. У тебя есть цели и планы. А если что-нибудь не получится, ты уедешь и продолжишь жить дальше.
– Зачем ты сюда пришел, Азиз?
– Помоги мне убедить Аяана, что здесь, – он похлопал себя по лбу, – все в порядке.
– Чтобы ты покинул дворец и убил себя?
– Мне не нужно уезжать из дворца, чтобы это сделать. – Азиз говорил медленно, словно на него навалилась тяжесть, которую он не в состоянии был сбросить. Он встал с кушетки и зашагал к двери. Вся его фигура выдавала напряжение. Когда он посмотрел на Нихат, боль в его глазах потрясла ее. – Мне ненавистно здесь жить. Я хочу убедить Аяана, что, покинув Дахар, сделаю лучше для себя, для него, для наших родителей. Я должен уехать. Причем нужно обставить это так, чтобы Аяан не чувствовал себя виноватым.
Нихат покачала головой:
– Трудная задача. Я не возьмусь за это, потому что не думаю, что так будет лучше для тебя.
– Ты это сделаешь!
От его высокомерного тона у нее перехватило дыхание.
– С чего бы это?
Азиз прислонился к стене.
– Ты же не хочешь, чтобы я умирал долго и мучительно?
Она потянулась к нему, желая облегчить его боль.
– Азиз, ты не можешь…
Он вскинул руку, запрещая приближаться, и процедил сквозь стиснутые зубы:
– Этот дворец съедает меня живьем. Куда ни посмотрю, вижу урон, который я нанес Аяану, родителям, Дахару. Если я должен жить, то вне его стен.
Когда-то дворец был его неотъемлемой частью, его жизнью, его кровью, его страстью…
По какой-то причине Азиз считал себя ответственным за все, что произошло, и, пока это продолжается, он не сможет здесь дышать. Разбитые мечты и призраки блистательного прошлого заполнили дворец. Это была боль, которую Нихат чувствовала, агония, которую она понимала.
Это означало, что у нее нет выбора. Она должна согласиться.
То, о чем просил Азиз, было предательством, нарушением слова, данного Аяану, нарушением обещания, данного себе. Но, как и всегда, если дело касалось Азиза, все остальное становилось неважным. Даже ее собственное счастье.
– Я помогу тебе, Азиз, – сказала Нихат.
И была вознаграждена озадаченным выражением его лица и кивком.
Глава 4
Нихат следовала за горничной по лабиринту коридоров. Ее сердце билось, казалось, в самом горле. Согласиться с предложением Азиза – одно. Рискнуть пройти в его покои с планом действий – совсем другое.
Горничная указала на двойные двери со сложным резным узором и удалилась. Сжав в дрожащих пальцах айпад, Нихат переступила порог и замерла при виде ошеломляющего великолепия покоев. А она-то считала роскошными свои комнаты.
Она уже была здесь, в ту первую ночь, но, волнуясь перед встречей с Азизом, не обращала внимания на обстановку.
Нихат миновала просторный холл, вошла в гостиную и застыла. Стены из кремового мрамора плавно перетекали в такой же мраморный пол. И там и здесь панели были окантованы золотом. Она знала, что это золото, потому что однажды спросила об этом Амиру.
Бархатные темно-красные портьеры, прошитые золотыми нитями, свисали с карнизов, окна занимали всю стену. По углам, предназначенные для гостей, красовались диваны с позолоченными подлокотниками и кушетки, ножки которых походили на львиные лапы. Персидские ковры разных цветов лежали тут и там. На столе стояли серебряный чайный сервиз и блюда с едой, от которой текли слюнки, – все нетронуто.
У противоположной стены Нихат увидела огромную кровать с замысловато украшенным металлическим изголовьем. Простыни тоже были глубокого красного цвета. Чудь поодаль стоял стул, обтянутый бархатом.
На простынях были беспорядочно разбросаны подушки разного размера. Белая рубашка, немного помятая, висела в изножье.
Ноги сами понесли Нихат к кровати. Слабый аромат сандалового дерева, к которому примешивался его запах, ударил в ноздри, и ее словно лизнули языки пламени.
Она несколько раз жадно вдохнула, прежде чем осознала, что делает. Простыни были мягкими и теплыми, когда Нихат дотронулась до них дрожащими пальцами, и в ее мозгу вспыхнул образ лежащего на кровати Азиза.
По ее телу пробежала дрожь. Когда-то она представляла себя в его спальне бесчисленное количество раз. И сейчас ее тело отреагировало точно так же, причем этому не помешали ни чувство вины, ни мечты, которые их разлучили.
Она в спальне принца Дахара… Сюда имеют право войти только ближайшие родственники и женщина, на которой он женится. Женщина, которая безвозвратно будет принадлежать ему.
При мысли об этом Нихат пронзила боль.
Кожу закололо, словно в нее вонзились тысячи иголочек. Она медленно повернулась, готовясь услышать едкое замечание, сорвавшееся с жестоких губ.
Азиз стоял на пороге спальни. На нем были только свободные белые брюки.
Нихат окатило жаром, о чем не следовало думать в этой ситуации.
На фоне белой ткани оливковая кожа Азиза отливала золотом, подчеркивая каждую мышцу. Темные соски и грудь были покрыты редкими волосками, конусом уходящими в брюки. Азиз не был мускулистым, но в его теле не чувствовалось и мягкости.
Неожиданно Нихат захотелось провести пальцем по его ключице, прижать ноготь к соску и проверить, почувствует ли он то же, что и она.
Их взгляды встретились, и между ними что-то вспыхнуло, искажая время и пространство, перенося их в собственный, отдельный мир. Азиз вздохнул, и она увидела, как поднялась и опустилась его грудь.