– Это была реакция на твое поведение, Матвей.
– Аня, я всю жизнь опаздываю, – признался он. – Получается, что каждый раз, когда я занят по работе и не пришел вовремя, ты будешь ужинать с очередным депутатом?
Анна улыбнулась. Он уже не в первый раз использовал это слово в адрес ее поклонников: его задевал их высокий статус.
– Матвей, дело не в том, что ты занят работой. Я не принадлежу к той категории женщин, которые мешают своему мужчине развиваться. Наоборот, я очень уважаю твое желание достичь результата и всячески готова поддержать. Дело вовсе не в том, что ты опаздываешь.
– А в чем тогда?
– В том, как ты это делаешь, – уверенно сказала она. – Отношения – это двустороннее движение. И базируется оно в первую очередь на уважении и доверии. То, как ты ведешь себя, мешает доверять тебе.
– При чем тут это?
– Ты ведешь себя как человек, которому есть что скрывать.
– Например.
– Например, никогда не берешь трубку. Всегда перезваниваешь, что наводит на мысль о том, что ты не один и не можешь говорить со мной при этом человеке. Твой мобильный телефон всегда в кармане – и в беззвучном режиме. Опаздываешь на шесть часов и даже не объясняешь, где ты. Причем неоднократно.
– Я никогда не позволю, чтобы меня контролировали, – раздраженно сказал Матвей.
– Это не контроль, это другое. Для меня не проблема позвонить тебе пять раз за день и рассказать, что я делаю и куда иду. Такие мои действия – проявление уважения к твоему спокойствию, – Анна вздохнула. – Ты бы хотел, чтобы я вела себя по отношению к тебе так же, как ты по отношению ко мне? – Матвей вдохнул кальян. – Поменяйся со мной местами. В воскресенье утром мы договорились, что ты позвонишь и вернешься через два часа. Ты исчез на шесть – без объяснений, прекрасно зная, что это последнее воскресенье перед операцией. При этом я предложила тебе варианты. Ты сам сказал, что проведешь день со мной. Матвей, это не опоздание – это наплевательское отношение. Я не трофей, который ты поставил на полку и который ждет, когда ты о нем вспомнишь.
– Я это уже понял! – бросил он.
– Что именно ты понял, Матвей?
– Что мне придется завоевывать тебя всю жизнь!
Анна удовлетворенно улыбнулась: «По крайней мере, хоть какой-то результат».
– Я все понял. Буду звонить чаще. Знаешь, что обидно? – Анна отрицательно покачала головой. – Ведь я действительно в воскресенье ничего плохого не делал, просто так получилось.
Судя по всему, для него это достижение.
– Я буду звонить чаще, – повторил он обещание.
– А почему ты ушел тогда?
– Со мной случилось что-то, чего я раньше никогда не испытывал. Меня накрыла какая-то пелена. Я понял, что «пелена ревности застилает глаза» – это не фигуральное выражение, а самое что ни на есть буквальное. – Анна смотрела на него удивленно. – Я бежал по улице и думал: «Матвей, что с тобой? Ревность? Ты же неревнивый!» – «Ревность», – ставил я сам себе диагноз. Я боялся, что убью тебя! – на высоких нотах закончил он.
– А зачем телефон отключил?
Он вдохнул кальян.
– Боялся, что наговорю тебе чего-то, что уже нельзя будет исправить.
Анна облегченно выдохнула: значит, она ему все-таки небезразлична.
– Нужно еще кое-что обсудить. Мне предложили поехать в Одессу, поработать в клинике.
– Это хорошо. Я очень рада.
– Ты не поняла. Они хотят назначить прием на четверг и пятницу. Это значит, что мне нужно будет уехать завтра вечером. А у тебя операция. Если ты скажешь, что против, я не поеду. Но это очень важно для меня.
Анна молчала. Эта новость стала полной неожиданностью. Обидно. Грустно.
– Я не могу запретить тебе. Если это действительно важно, то поезжай.
Матвей обнял ее и нежно поцеловал.
– Спасибо, что понимаешь, – с благодарностью сказал он. – Я вернусь в субботу и все выходные буду рядом с тобой. Что? Пойдем домой варить борщ?
– Какой борщ? Уже почти двенадцать ночи.
Он опять притянул ее к себе.
– Тогда завтра после работы я приеду и сварю, чтобы ты помнила обо мне.
Буржуй радостно вышел навстречу. Матвей положил вещи на диван и взял кота на руки.
– Ну что, кот, соскучился? – спрашивал он. Буржуй довольно урчал, Матвей чесал его за ухом. – Какой же ты классный!
Анна умиленно наблюдала за этой картиной.
– Он тебе действительно нравится?
Матвей поцеловал Буржуя в лоб.
– Я вообще-то не очень люблю котов, но этот мне нравится.
Анна довольно улыбнулась.
– Раздевайся! – приказным тоном сказал Матвей. Анна посмотрела непонимающе. – Буду думать, как завтра операцию делать.
Анна направилась в гардеробную и появилась через минуту в кружевной ночнушке. Матвей сидел на диване в обнимку с Буржуем. Она подошла к нему, смущаясь.
– Какие все-таки красивые ноги.
– Не смущай меня, – улыбнувшись, сказала она, села напротив и оголила грудь.
– Такая девственная грудь, – профессиональным тоном сказал Матвей, рассматривая ее. – Она останется такой же высокой еще долгие годы. Ты не представляешь даже, какая это проблема для большинства женщин. – Анна внимательно слушала. – У меня вот есть знакомая, с которой встречаюсь раз в полгода. Так с каждым разом у нее грудь все ниже и ниже. Больше не буду с ней встречаться.
Анна поразилась такой откровенности. Он рассказывал об этом так спокойно, словно встречается с той знакомой, чтобы выпить чаю.
– Так, посмотрим, – он растягивал гласную в слове «та-а-ак». – Есть вариант зайти через сосок.
Анна отрицательно покачала головой:
– Я против этого. Лучше уж шрам на груди. Матвей пристально смотрел.
– Я не хочу портить ее шрамом! – безапелляционно заявил он. – А то потом придет ко мне какой-нибудь депутат и скажет: «Ты что, придурок, моей женщине грудь испортил?» И лишит меня лицензии.
Анна улыбнулась.
– Ты не хочешь, чтобы я заходил через сосок, – задумчиво сказал он. – Я не хочу шрама. Давай так: ни мне, ни тебе. Я сделаю надрез здесь, – он указал пальцем на область подмышки. – И зайду отсюда. Шрама не будет, и это не так опасно, как через сосок.
Анна кивнула.
– Значит, договорились? – Он поднял руку вверх, чтобы она «дала пять». Анна хлопнула своей ладошкой о его. – Волнуешься перед операцией?
– Я доверяю тебе. Но боюсь, потому что не понимаю, как это будет, насколько это больно и как я буду чувствовать себя после. Мне страшно.
– Не волнуйся. Мы сделаем это, – он рассматривал ее, слегка склонив голову. – А у меня есть чувства к тебе, – неожиданно сказал Матвей. – Меня тянет. Тянет как магнитом.
– Меня тоже тянет, – призналась она.
– Любовь?
Анна смущенно кивнула.
– Думаю, что да, – призналась она. – А у тебя?
– У меня тоже, но пока боюсь говорить об этом вслух. Не понимаю, почему ты не боишься?
Анна вздохнула.
– Потому что, Матвей, в моей жизни произошли события, после которых я поняла, что «завтра» может и не быть. Поэтому решила не скрывать то, что чувствую и думаю.
Он кивнул, подтверждая, что понимает.
– А я пока еще «морожусь», – поставил он себе диагноз.
Анна проследила за его взглядом. Он пристально смотрел на полку. Там стояла фотография в рамке, запечатлевшая двух детей: грудного мальчика и девочку постарше. Когда Стаса не стало, Анне было трудно начать жить снова. В один из вечеров она нашла фотографию этих детей в интернете и поместила в рамку – как символ того, что еще есть куда идти.
– Ты уже думала о том, что хочешь от меня детей?
Анна слегка смутилась: форма его вопроса удивила. Он не спрашивал, хочет ли она. Он был уверен: должна хотеть.
– Думала раза четыре, – ответила она прямо.
– То есть если один раз, то не считается. Два – мало ли, может, показалось. Три раза – возможно. А четыре – это уже серьезно!
Анна смущенно кивнула, продолжая смотреть на фотографию.
– Ты знаешь, я бы не расстроился, если бы ты забеременела, – сказал Матвей. Анна не видела его лица. Она оторвала взгляд от фотографии и посмотрела на него. – Ты, кстати, кого хочешь сначала?
– Я бы хотела девочку, – тихо ответила она.
– Я бы тоже хотел девочку – похожую на тебя, – так же тихо сказал он. – Имена ты уже придумала?
– Девочку пусть папа называет. А мальчика я бы назвала Андреем. А ты как девочку назвал бы?
– Анна. Ты моя маленькая инопланетянка, – прошептал он. – Я вернусь из Одессы – и все изменится. Потерпи еще чуть-чуть. Все будет по-другому.
Запах ванили. Комната наполнена светом – мягким, золотым. В отражении зеркал блики свечей рождают магию. Он медленно целует ее лицо – глаза, губы, нос. Шея. Так же медленно, мягко. Сантиметр за сантиметром, постепенно опускаясь к груди. Он целует ее грудь, изучая каждый сантиметр ее тела. Покрывая тело поцелуями, как карту, в которой нет ни одного неизученного места. Живот. Так же долго. Удовольствие. Новое чувство долгого поцелуя.
– Я говорил, что у тебя необычная кожа? – слышит она его голос.
– Какая?
– Слишком нежная.
Он продолжает целовать. Его поцелуи опускаются все ниже и ниже, вторгаясь на закрытую территорию. Ее бьет легкая дрожь.
– У тебя здесь очень красиво, – слышит она его голос.
Она не может ему ответить. Ее ответ – стон. Желание. Он продолжает изучать ее тело, переходя к ногам. Дрожь. Покрывает поцелуями внутреннюю сторону бедер. Колени. Так же бесконечно. Стон. Она уже хочет ощутить его, но он продолжает ее целовать. Только целовать. Бесконечный поцелуй, переносящий в иную реальность. Комната словно в тумане. Но он продолжает целовать, не разрешая дотронуться до него. Предвкушение. Он переворачивает ее на живот. Прикосновение. Теплые ладони, медленно скользящие по изгибам ее тела от бедер к талии. Медленно. Нежно. Чувственно. Влажное прикосновение языка заставляет дрожать сильнее. Он продолжает гладить ее по ягодицам, по спине, по рукам. В том же темпе. Она чувствует прикосновение его члена. Кажется, что он сейчас войдет, но нет… только прикосновение возбужденного члена к ягодицам. Желание – дикое, животное, неконтролируемое. Стон. Он целует ее спину, прижимаясь всем телом. Она больше не согласна терпеть. Она не может терпеть.