ГЛАВА XXVI. О БЛАЖЕННОЙ КОНЧИНЕ ЕЁ И О ПРЕДСМЕРТНЫХ МУКАХ
Итак, когда наступил вторник в октаве Пасхи, кроткая и терпеливая дева, желая глубже сосредоточиться, смиренно просила о. Иоанна, духовника своего, пришедшего к ней утром, чтобы ни он сам, ни кто-либо ещё из любящих её не приходил в тот день её повидать, за исключением отрока Бальдевина, который усердно служил ей до самой смерти. Что и было сделано, дабы согласно пожеланию сердца её, умерла она в уединении и оставленная людьми. Ибо ведь, как вышеупомянутый духовник её сообщал некоему иноку, за четыре или пять лет до кончины своей он услышал, как Лидвина молила Господа позволить ей умереть не иначе, как лишь в Его присутствии и с её ведома. И о том ещё просила, чтобы он умножил муки и немощи её, дни её сократил, час смерти ускорил, а смерть даровал быструю – что и осуществилось, как будет видно из дальнейшего.
Итак, когда все домочадцы её удалились, а о. Иоанн отсутствовал, читая в то время заупокойную всенощную по некоей покойной настоятельнице монахинь, дева, приближаясь к концу в присутствии одного лишь вышеупомянутого отрока, который подставлял ей таз и выносил рвоту, настолько мучилась, когда её тошнило, что, жалуясь, так говорила служившему ей отроку: «Дорогой сынок, о если бы знал господин мой Иоанн, как мне ныне тяжко!» И не удивительно, что при этих муках она признавалась, как ей тяжело, когда у неё прибавлялась, наступая, скорбь поверх скорби (ср. Вульг. Иер. 8:18). Ибо же с седьмого часа утра того самого дня до, примерно, четвёртого часа пополудни, прежде чем она умерла, её около двадцати раз тошнило ярко-зелёным веществом, которое, как она думала из-за его горечи, происходило от разлития желчи. Когда же вышеупомянутый отрок, видя сие и слыша, спросил её, не желает ли она позвать о. Иоанна, её наконец стало тошнить в последний раз, причём ей пришлось так туго, что собравшееся в пищеводе вещество она была не в силах извергнуть и стала из-за этого захлёбываться. Видя сие, невинный отрок, заподозрив, что она вот-вот умрёт, с плачем побежал вон и возвестил сие о. Иоанну и прочим домашним, собравшимся там. А когда они, так же плача, прибежали, то обнаружили её уже в предсмертных муках. Тогда о. Иоанн, взяв её за руку, попросил дать знак, жива ли она и желает ли Помазания? Поскольку она молчала, священник, зажегши свечу и поставив на подсвечник, разместил её за головою Лидвины, ибо думал, что она ещё жива, а потому не сможет вытерпеть света. [Однако] обнаружил, что она почила и ускользнула от несчастий земной жизни. Впрочем, от того мига, когда она последний раз говорила, и до того, как испустила дух, едва прошло время, в какое можно было уместить три псалма «Miserere» (50-й псалом. – прим. пер.), так что конец её оказался быстрым, как и просила она задолго до того у Господа.
Скончалась же долготерпеливая дева, преугодная Богу и ангелам, в восемнадцатый день до майских календ (14 апр.), в день святых мучеников Тибурция и Валериана, в год от Господня воплощения 1433-й, во вторник в октаве Пасхи около четырёх часов после вечерни, на пятьдесят третьем году своей жизни, сколько ей исполнилось, если считать по праздничным кругам, незадолго до смерти – в Вербное воскресенье. И крайне сообразно устроил Бог по времени так, что она преставилась из сего мира в пасхальную неделю, дабы та, что долгое время была причастницею Христовых страстей в сострадательном размышлении, также с Ним перешла к счастью вечной жизни в пору святых пасхальных празднеств всерадостного Его воскресения. Скончалась же избранная дева Христова, израненная ударами различных злостраданий, по исполнении тридцати восьми лет от начала болезней своих при начале тридцать девятого года, будучи достойна причесться хорам ангелов, ибо ангельской жизни старалась она подражать в целомудрии с детских лет.
ГЛАВА XXVII. О ДИВНОМ РАСПОЛОЖЕНИИ ЕЁ РУК И ОБЛАЧЕНИИ ТЕЛА
После же смерти её нечто дивное обнаружилось с её телом, о чём имеются точные свидетельства. Ибо правая её рука в течение многих лет была так мертва, что сама по себе не могла двигаться (хотя позднее благодаря серьёзному лечению, произведённому неким хирургом, она сделалась немножко подвижнее), однако после смерти, когда святое тело её было раздето, паче всякого чаяния и понимания – и никто не знал, каким образом это сделалось – оказалось, что эта рука вместе с левой, как бы сложив ладони и сплетя пальцы, пристойно покоится на груди. Ибо же говаривала она при жизни кому-то, что надеется перед смертью своей прославить Бога, простерев обе руки, – что и сбылось, и многим после смерти её было ясно явлено. Также в течение многих лет (почти тридцать истекло ко времени её смерти) она носила множество власяных опоясаний для смирения плоти и, будучи перетянута последним из них в течение трёх лет, завершила в нём день конца своего. Когда же почила она и была раздета для погребения, перед тем, как переодеть её, обнаружили вышеупомянутое опоясание около плеч, отвязанное от её тела неведомым для людей способом, но целое по кругу и с неразвязанными узлами, коими оно соединялось.
И просила она задолго до кончины своей у вышеназванного о. Иоанна, духовника своего, не допустить, чтобы после смерти её на долгое время оставили на земле, но позаботиться о том, чтобы её сразу облачили, и распорядиться, дабы её похоронили указанным ею образом. Хотя он охотно совершил бы сие, ему силою воспрепятствовали руководители города, коим он не мог противостоять. Ибо они предписали ему под страхом наказаний имущественных и телесных не сдвигать её с места. Итак, тело её, облачённое обычным образом, оставалось покоиться аж до утра среды на деревянном ларе, а затем его переложили на то самое место, где она пролежала почти двадцать лет при жизни. И облачили оное досточтимое тело по образу инокинь в шерстяную рясу, обвязав поверх волосяным поясом, который она при жизни имела обыкновение носить на плоти. Затем ей на голову надели закруглённую скуфейку – что-то вроде круглой митры, пошитой из велени, на которой по контуру были написаны чёрными чернилами всеславные имена Иисуса и Марии, рядом с которыми было нарисовано множество сердец, как бы пронзённых стрелами или острыми дротиками. А всё сие, что было нужно для её похорон, она подготовила за много лет до того и, помышляя о конце, держала при себе согласно оному речению пророка: «Приготовься к сретению Бога твоего, Израиль (Ам. 4:12), ибо придет Господь и не умедлит (ср. Евр. 10:37) воздать каждому согласно делам его (ср. Отк. 22:12)». Под голову же ей положили, как она пожелала, некий мешочек со слезами её кровавыми, сладко пахнущими, которые она называла розами, кои излила она из очей своих от любви великой и сердечного сокрушения. Сии-то слёзы, что истекали из её очей и по прошествии времени затвердевали у неё на щеках, о. Иоанн, духовник её, когда они, залитые обычными слезами её, чуть-чуть размягчались, осторожно соскребал и, прилежно складывая в мешочек, хранил у себя в опрятном ларчике.
ГЛАВА XXVIII. О ДИВНОЙ КРАСЕ И ОБРАЗЕ ЛИЦА ЕЁ
И предсказывала сия дева исключительного смирения, что умрёт, как прочие люди, в величайших муках, и что никаких чудес при смерти её не случится – что и сбылось, как уже было показано. Однако же, дабы не показалось, что Бог совсем позабыл о скорбях и трудах бедной и смиренной служительницы Своей, и дабы вознести из уст людских (ср. Вульг. Иудифь 13:25) славу терпения её, явил также взорам людским верные признаки того, сколь великими заслугами воссиял в небесах благородный брильянт, долго томившийся в темнице плоти. Ибо девическое лицо её, что отвращалось от лицезрения мужей, дабы яснее видеть небесного Жениха, ничуть не являло смертельной бледности, не выражало ужаса, но как бы намащенное елеем или какой-нибудь благовонной мазью, сияло таким блеском и изящной белизною, что казалось не лицом обычного смертного человека или трупа покойного, но являло как бы подобие лика человека прославленного [в небесах]. Ибо же те, кто там присутствовал, говорили, что никогда не видали столь прекрасного облика. Посему многие, сколько бы раз ни подходили посмотреть на неё, всё же не могли насытиться её видением. Подобно и всё тело сияло той же белизною и подобным блистанием, и все члены её были исполнены такой красотою здоровья и благообразной дебелостью, словно никогда она не страдали никаким недугом. Даже трещина на лбу, которая некогда у неё образовалась при жизни, полностью исчезла; также ступни и ноги, ладони и руки, шея казались столь плотны, а всё тело – так невредимо, будто никогда прежде не причинено было им никакого вреда за исключением, однако, того, что на месте раны на правой руке её и на месте одной раны, нанесённой ей пикардийцами, были видны маленькие нитевидные рубцы, обозначавшие след удара. А у вышеупомянутого о. Иоанна было три родные сестры, которые с некими иными порядочными дамами сторожили сие досточтимое тело. Они от видения его и присутствия исполнились такой благодати, что их всё время – сиречь от преставления её и до погребения – не беспокоил ни голод, ни жажда, ни сонливость.
ГЛАВА XXIX. О СТЕЧЕНИИ ПОСЕТИТЕЛЕЙ К ПОКОЙНОМУ ЕЁ ТЕЛУ
Когда же стало ведомо о её смерти и молва о признаках святости (gloriae) её тела разлетелась повсюду, аж до середины ночи происходило величайшее стечение народу, желавшего увидеть её, во все дни, пока она оставалась непогребённой; так что из разных городов и деревень – Роттердама, Делфта, Лейдена и Брилле, а также из других окружающих местечек и селений, столь многие поспешали, чтобы узреть священные останки, что их точное число, превосходившее многие тысячи, ни оценить было невозможно, ни выяснить было нелегко. Ибо дети трёх-четырёх лет, «словно бы препоясавшиеся для путешествия» (т.е. готовые послужить проводниками, наподобие ангела Рафаила, ср. Вульг. Тов. 5:5), так рьяно бежали, что побуждали даже в людях пожилого возраста желание повидать столь славные мощи. Вот уж могла бы сказать тогда дева, коли была бы жива: «Пустите детей приходить ко мне, ибо таковых есть Царствие Божие» (