Гравюра. Вид Нило-Сорской общежительной пустыни. XIX в.
Продолжительными были в то время даже богослужения в мирских церквах, а особенностью службы в скиту были необыкновенно продолжительные чтения из Псалтири. Почему вообще богослужение должно быть продолжительным, а не умещаться понезаметнее между прочими нашими делами, нужно объяснять только тем, кто не пробовал за таким богослужением молиться сознательно, то есть, понимая ход службы и слова. Но даже им можно объяснить это очень легко. Каждому из нас случалось общаться с какими-то очень важными для нас людьми, и нам при этом хотелось, чтобы это общение продолжалось подольше. Это нужно потому, что так легче, после неизбежного расставания, сохранить некоторое ощущение присутствия этого человека в твоей жизни. При более продолжительном общении он в большей степени определяет состав той человеческой среды, которая тебя окружает. Но для богослужения все это справедливо еще более. Мы должны всегда молиться хотя бы в том смысле, чтобы всегда помнить Бога и всегда как-то внутренне «настраиваться на Бога». Если задаться такой целью, то сразу понимаешь по опыту, какую помощь тут оказывают продолжительные богослужения.
Но зачем так много именно Псалтири? Что в этой Псалтири такого уж суперчудесного, особенно, когда ты уже знаешь ее близко к тексту, а там все одно и то же? Сейчас я буду делать вид, будто могу ответить на этот вопрос, хотя самый главный мой ответ будет, скажу честно: «Не знаю. Но факт. Можно проверить». Ответить более конкретно труднее, хотя и возможно. Псалтирь проводит человека через разные состояния, в которых он может оказываться – как в житейском, так и в духовном смысле. Если все время напоминать себе ее ключевые фразы, то получится, что в каждом состоянии тебе есть что сказать и что делать. Например, «обыше́дше обыдо́ша мя, именем Господним противля́хся им» – о том, что когда со всех сторон напирают враги (хоть физические, хоть помыслы, хоть духовные, то есть бесы), нужно призывать имя Господне как абсолютно надежное оружие; или: «не умру, но жив буду и повем дела Господня» – то есть я буду жив и своей жизнью (прежде всего именно ей, хотя и словами тоже) буду проповедовать дела Божии; «помянух Бога и возвеселихся», и так далее. Если ты постоянно читаешь Псалтирь, то в нужные моменты нужные фразы тебе будет подсказывать даже не головной мозг, а спинной.
Насколько это действенно, может судить только тот, кто этим живет, но для остальных можно привести небольшую иллюстрацию из психологии. Каждый из нас имеет представление о паническом страхе, то есть таком страхе, который парализует волю и лишает способности к адекватным действиям. У психически здоровых людей такой страх возникает тогда, когда они видят опасность, но не видят, что им делать. Но человек, который знает, что, в любом случае, надо призвать имя Господне и помолиться, а только потом думать о дальнейших действиях, отделен от источника страха как бы пуленепробиваемым стеклом. Кстати говоря, без такой внутренней защиты было бы очень затруднительно жить в лесу или в других экстремальных условиях, в которые может завести монашеская жизнь. Кто-то возразит, что то же самое может давать какая-нибудь йога. То же, дане то: на уровне психологии, действительно, особой разницы нет, так как различия начинаются по ту сторону психологии, и именно там находятся жизненные цели, ради которых люди готовы переносить тяготы.
Восемь помыслов
Самое большое, хотя тоже довольно краткое сочинение Нила – книжица из одиннадцати разделов. Она не дошла в автографе Нила, но одна из сохранившихся рукописей была написана в его скиту при его жизни. Оригинальное название произведения – «От писаний святых отец о мысленом делании: что ради нужно сие и како подобает тщатися о сем» («Из писаний святых отцов о мысленном делании: чего ради нужно оно, и как подобает стараться ради него»). В науке за ней утвердилось вводящее в заблуждение название «Устав», хотя того, что обычно называют уставом, в этой книжке (в отличие от «Предания») как раз и нет. Но зато там есть другой устав – устав для обращения со своими мыслями. Похожая книга Иоанна Кассиана тоже называлась «Уставы», хотя она включала описания и внешней жизни монахов. «Устав» Нила Сорского, как видно из самого авторского названия, является компилятивным произведением. В современной науке более-менее точно установлены источники Нила, но на русском языке трудно найти даже просто ссылку на то издание, где все источники подробно расписаны. Это сделано в комментариях к переводу всех творений Нила на новогреческий язык – в составе толстого тома на новогреческом, изданном православным монахом швейцарского происхождения Василием Гролимундом в 1985 году (родной язык отца Василия – немецкий).
Любой святоотеческий свод практической психологии – это некая теория наших мыслительных процессов с указанием тех моментов, когда мы начинаем думать или чувствовать категорически не то, что нам бы как христианам хотелось, – и, разумеется, советы, как с этим бороться. Без подобной теории совершенно невозможно избавиться от того, что обычно у людей в голове в течение всего дня, – беспорядочно чередующихся воспоминаний, страхов, эйфорий, обрывков мелодий, мысленных диалогов с кем попало ни о чем и тому подобного. А христианство предполагает, что нужно иметь внутри память Божию и молитву, а не ходить целый день с головой, забитой всем этим мусором (который к тому же имеет свойство вонять и разлагаться, то есть приводить к дальнейшим и более тяжелым грехам). Если не следить за своей внутренней жизнью – на языке христианской аскетики это называется «блюдением помыслов», а также «мысленным», или «умным» деланием, – то совершенно невозможно усвоить или хотя бы выслушать с минимальным вниманием церковное богослужение, да и вообще христианином быть нельзя. В современных условиях человек, так и не начавший следить за своим внутренним миром, быстро (года за два, реже три) перестает увлекаться церковным христианством, если только он не успел стать церковным чиновником или попом; если успел – то получается знакомый тип церковника, который ни во что не верит.
В голове у христианина должны быть мысли о работе и молитва; то, что допускается сверх этого, должно быть мыслями, ведущими к душевной пользе, своей и окружающих. На практике попытки следовать этому правилу пресекаются нашествием разных так называемых помыслов, и поэтому важно научиться эти помыслы отбивать – а иначе будет не христианская жизнь, а подделка. Чтобы эти помыслы отбивать, надо уметь их определять, а также понимать, отчего они возникают и как следуют друг за другом. Для этого в IV веке монахи (видимо, египетские) разработали прекрасную классификацию греховных помыслов, которых всего насчитывается восемь типов. Эта классификация имеет свои корни в раннехристианских и иудейских традициях, но она гораздо более совершенна технически. Интересно, что очень много внимания в своих сочинениях ей уделил Иоанн Кассиан, и эти его сочинения были переведены на греческий язык. Очень популярный в Византии и на Руси трактат «О восьми помыслах», известный под авторством Нила Синайского, – на самом деле, сокращенное изложение этого греческого перевода из Иоанна Кассиана. Этот трактат был в числе образцов, на которые ориентировался Нил Сорский в своем «Уставе» (а сам Нил Синайский, святой V века, был, скорее всего, тем святым, чье имя Нил Сорский получил при постриге).
Восемь помыслов, о которых вслед за другими святыми отцами пишет Нил Сорский, – это помыслы чревообъядения, блуда, сребролюбия, гнева, печали, уныния, тщеславия и гордости. Все эти восемь слов суть термины с четко определенным значением, и, вопреки обыденному словоупотреблению, ни один из них не является синонимом другого.
Чревообъядение
Значение пищи для духовной жизни легко понять и человеку современной культуры, особенно тому, кто привык «заедать» стресс. Предполагается, что пища должна ограничиваться по общему количеству, по времени еды и по составу. Есть нужно так, чтобы, с одной стороны, сохранялся нужный уровень трудоспособности, но, с другой стороны, чтобы всегда ощущался хотя бы легкий голод (это относится к новоначальным, т. к. далее от такого режима естественное чувство голода атрофируется). Состав пищи должен быть не очень калорийным и соответствовать уставам о пощении (в частности, для монахов – это полное исключение мяса в течение всего года). Искать пищи повкуснее категорически запрещается; впрочем, если есть не досыта и только простую пищу, то она и будет «повкуснее». Категорически запрещается также «кусочничать» – есть что бы то ни было не во время трапезы. (На всякий случай замечу: есть ряд соматических и психических заболеваний, которые требуют особого подхода к еде, а изложенные здесь общие правила не подходят и иногда даже могут быть смертельно опасны, – но таких не брали в скитяне.)
Блуд
В повседневной монашеской жизни эта страсть проявляется в помыслах, но не только очевидной природы, а и прикровенных, – например, когда о ком-либо привлекательном вспоминаешь с удовольствием, как о благочестивом. Все подобные помыслы отражаются резким переключением ума на молитву – именем Иисусовым (молитвой Иисусовой) и псаломскими словами об избавлении от врагов. А также нужно вспоминать о собственном ангельском образе и стыдиться перед ангелами и перед людьми. Эти советы в какой-то степени подойдут и православным мирянам, но останутся совершенно непонятными для тех, кто смотрит на святоотеческое христианство со стороны, хотя бы и считая себя при том православным. В отношении к страсти блуда христианская аскетика отделена от современной культуры бездной. Не столько даже сама порабощенность блудом, сколько собственное соизволение на эту порабощенность не позволяет большинству современных людей хотя бы просто понять, зачем всем этим монахам понадобилось их монашество. Налицо два разных представления об антропологической норме при одинаковости представления об эмпирическом состоянии (современный психоанализ оказался очень близок в этом к святоотеческой аскетике). Сторонники одной из точек зрения справедливо могут считать сторонников противоположной «пришельцами среди нас».