, это помпезное провозглашение единства исповедуемой будто бы нами веры “Апостольской, отеческой, кафолической, яже всю вселенную утверди [т. е. «на которой стоит весь обитаемый мир»]”! Когда я присутствовал на этом величественном церковном празднике в текущем году и слушал громогласную анафему патриаршего архидиакона, мне казалось, что всею силою она обрушивается не на отсутствующих еретиков и большевиков, а на присутствующих иерарховимяборцев. И я с полной серьезностью отношу к ним же страшное пророчество преп. Серафима, изреченное им сто лет тому назад: “Господь открыл мне, что будет время, когда архиереи земли русской и прочие духовные лица уклонятся от сохранения православия во всей его чистоте, и за то гнев Божий поразит их…” Не пришел ли уже этот предсказанный Преподобным гнев Божий на нашу иерархию, а вместе с нею на всю нашу Русскую Церковь за “уклонение от чистоты православия”!? Не за хулу ли на страшное Имя Божие иерархия наша несет тяжелые удары, начиная с первых дней революции? Не эта ли хула является причиной того бессилия, того как бы параличного состояния, в котором находятся наши правящие иерархи, сами сознающиеся в этой параличности, хотя и не сознающие, кажется, причины ее? Словесное стадо разбредается и разбегается в разные стороны…, а кормчие Церкви, словно богаделенские старички, только поглядывают из окон своей богадельни на словесных овец, которым вместо единой, строгой, вековечной, живой и животворящей Истины Православия предлагаются многообразные суррогаты гуманистической морали, мелодраматической проповеди, богослужебной лжеэстетики, а в последнее время “социалистическое христианство”. Я сказал: “поглядывают”? Нет, не только поглядывают, но и принимают иногда прямое или косвенное участие в культивировании этих суррогатов. А если так, то зачем им богодейственное, непобедимое и страшное Имя Божие, которое нужно и близко, и дорого и опытно понятно лишь тем, для кого христианство есть «великая тайна» претворения ветхого человека в новую тварь, обожение человека через боговселение, подаваемое чудотворящим Именем Иисусовым, таинственно вселяющимся в сердце человеческое?
Впрочем, Новоселов не стал вместе с афонцами отделяться от патриарха. Понимая, что патриарх всего лишь поддался влиянию, он справедливо увидел возможность надавить на патриарха с другой стороны. Процесс занял около двух лет, но завершился успешно. Правда, за это время бандиты убили Антония (Булатовича), жившего в бедной келье рядом с имением своей матери на Украине (6 декабря 1919). Логику Новоселова тут можно понять из его (совместного сФ. Андреевым) документа 1928 года «Беседа двух друзей», который был создан в начале сергианского раскола. Тогда Новоселов надеялся, что целью разрыва с Сергием должно быть скорее уврачевание церковных ран, аналогично расколу 1918–1920 годов между Тихоном и имяславцами.
Действия отделившихся от митрополита Сергия епископов и клириков и неотделившихся можно образно представить в следующем виде. Первые, т. е. отделившиеся, как хирурги, сделали легкую операцию на теле больного, надеясь, что они своим сочинением предупредят ампутацию заболевшего члена. Вторые же, т. е. неотделившиеся, как любвеобильные родственники, своею любовью и преданностью утешают больного, представляя ему не так болезненно произведенную операцию. Те и другие имеют одинаковые намерения излечить тяжелобольного, хотя и действуют различно.
Это оказалось совершенно неверно в случае Сергия, но именно так получилось в случае Тихона. В 1920 году по поручению патриарха с имяславцами провели переговоры, и в итоге к Рождеству 1921 года (по новому стилю) церковное общение было восстановлено, хотя изданный по этому поводу синодальный документ (его текст дошел до нас только через цитаты и пересказ в Рождественском послании патриарха Тихона 1921 года) был двусмысленным: он допускал трактовки как в пользу, так и против имяславия, но, в том и другом случае, ценой противоречия одной части документа другой. Такие документы в дипломатии называют «рамочными соглашениями», и они принимаются для того, чтобы потом обрести свой реальный смысл в борьбе. В любом случае, сам факт принятия этого документа во исправление решений 1918 года содержал в себе уже и его истолкование в пользу имяславия.
Лидером афонцев тогда уже был архимандрит Давид (Мухранов), служивший в Москве. Весной 1921 года патриарх Тихон с ним демонстративно сослужит, а он в начале 1920-х годов читает при храмах лекции по имяславию. Среди его духовных чад собирается много молодежи, в том числе, научной – как, например, супруги Лосевы, которым предстоит стать близкими сотрудниками Новоселова по нелегальной работе. Труды А.Ф. Лосева 1920-х годов почти все так или иначе связаны с темой имяславия.
Некоторые имяславцы не оставляли надежд получить от патриарха Тихона и от сменившего его местоблюстителя патриаршего престола митрополита Петра (Полянского) какую-нибудь бумагу с однозначным решением в пользу имяславия. Об этом вспоминает В.Н. Щелкачев, тогдашний аспирант известного математика и не менее известного имяславца профессора Д.Ф. Егорова. Он явно путает детали, но, видимо, какие-то визиты профессорских делегаций к Тихону и Петру имели место. Тихон ответил в том смысле, что «…имяславие великое дело, но сейчас не время заниматься осуждением синодальных решений».
Дедушка
Помимо борьбы за имяславие, Новоселов в 1918–1922 годах занимается тем же, что и все церковные активисты: попытки защитить церкви, попытки наладить церковное образование на дому, попытки (с 1922 года) противостоять обновленческому расколу – группе духовенства, отошедшего от патриарха Тихона и создавшего собственные церковные организации под революционными лозунгами. Они получили признание правительства (где обновленчество считалось проектом Троцкого), а затем и Константинопольского патриарха. Очень многие клирики и, в частности, два будущих советских патриарха Сергий (Страгородский) и его преемник Алексий I (Симанский), быстро отпали в обновленчество. Они вернутся с покаянием к Тихону лишь тогда, когда всем будет ясно, что власти разочаровались в эффективности обновленческого проекта.
Все заметные противники обновленческого раскола около 1923 года шли в тюрьму, получая небольшие сроки. Пришли и за Новоселовым, но чудом не застали дома. Обыск ничего не дал. Новоселов вспомнил молодость и поступил так, как мог поступить тогда: перешел на нелегальное положение. 58-летнего старика, каким мог казаться Новоселов, особо разыскивать никто не стал. Дело 1923 года быстро закрыли за отсутствием улик. Потеряться в тогдашнем Советском Союзе было не так уж сложно, если тебя не разыскивали уж очень специально. Соблюдать подобающую осторожность Новоселов умел. Он часто менял места жительства – впрочем, довольно свободно появляясь даже на квартирах церковных активистов, где могли быть стукачи. Но Бог как-то хранил. Круг личного общения ему все же пришлось ограничить. Теперь вместо квартиры, куда к нему могли приходить гости, у него появились «письма к друзьям». Он их писал в разных условиях, иногда сильно превозмогая себя в болезнях. Это был совершенно особый и выдающийся подвиг, оцененный как друзьями, так и впоследствии ГПУ. Нелегальное положение дало Новоселову не просто несколько дополнительных лет свободы, но возможность влиять на главные процессы церковной жизни, которые без него просто не смогли бы пойти.
«Письма к друзьям» касались текущих проблем своего времени (1922–1927). Почти все они так или иначе были связаны с распространением обновленчества (в том числе, колебаниями патриарха Тихона в 1923–1924 годах, после освобождения из тюрьмы). Но еще более своевременными они стали для ближайшего будущего, когда новое обновленчество – сергианство – было создано внутри тихоновской церкви. Непосредственно сергианским расколом вызвано только последнее из «писем к друзьям», 20-е (31 декабря 1927 ст. ст.), но оно не о сиюминутных проблемах, а о бытии Церкви на земле – о том, как получается, что она все-таки достоит до Второго Пришествия, и как нам от нее не отпасть. С развитием сергианского раскола Новоселову придется изменить род литературной и всякой другой деятельности.
Маленькие дочери протоиерея Феодора Андреева, у которого в городской квартире и на даче в Тайцах часто бывал скрывавшийся Новоселов, оставили, быть может, лучший его словесный портрет той поры:
Частым гостем у нас в городе и на даче был Михаил Александрович Новоселов … Мы его очень полюбили и стали звать “ дедушкой ” . Дети чутки на доброту и чистоту души. Новоселов в эти годы скрывался. Он появлялся неожиданно, жил у нас несколько дней и снова исчезал. Хорошо помним его в последний приезд летом 1928 года. Вот он сидит за садовым столом на даче в Тайцах и беседует с владыкой Димитрием (Любимовым) и отцом. Мы смотрим на них из окна мансарды, и эта картина кажется мирной и уютной.
Нужно ли добавлять, что всем участникам этой «мирной и уютной» беседы оставались считанные месяцы до последнего ареста, а отцу этих девочек – и до смерти?
Сергианство
Для людей нецерковных суть различия между истинным православием и сергианством с большим педагогическим талантом сформулировал глава Истинно-православной церкви митрополит Петроградский Иосиф (Петровых), когда заинтересованная аудитория его об этом спросила, – в собственноручных показаниях на допросе в ГПУ 27 сентября 1930 года:
Лакейский подход Сергия к Власти в его церковной политике – факт неопровержимый. И вся Советская печать гораздо злее и ядовитее нас высмеяла это лакейство и в стихах, и особых фельетонах, и юмористических иллюстрациях. Почему же нам это воспрещено? За хранение и распространение этой критики людей преследуют, как за хранение и распространение чего-то антисоветского. Правда, здесь прорываются иногда вопли, как будто бы и Власть задевающие. Но ведь это неизбежно, как одна крайность при другой, как невольная отрыжка тех подхалимств, до которых дошел наш недавний