Жития радикальных святых: Кирилл Белозерский, Нил Сорский, Михаил Новоселов — страница 33 из 34

К концу 1928 года Новоселов завершил то, чем он занят был не один, но что никто бы не смог сделать без него: определил в главных чертах идеологию и структуру Истинно-православной Церкви. Можно было, наконец, со спокойной совестью идти в тюрьму. Обстановка располагала: Новоселов адаптировался к нелегальному положению в условиях относительно вольготного НЭПа, но тут наступил «год великого перелома» – 1929. Контроль над советским населением повысился в небывалой степени. К этому Новоселов адаптироваться не успел. 23 марта 1929 года Новоселова арестовали в Москве вблизи Крестовоздвиженского храма на Воздвиженке, куда он нередко ходил молиться как обычный гражданин. Весной 1929 года ГПУ вело разработку этого главного иосифлянского прихода столицы. Той же весной был арестован настоятель – молодой священник Александр Сидоров, погибший в 1931 году в отделении Соловецкого лагеря в Кеми. Новоселов, однако, еще не жил теми стандартами конспирации, которые станут привычными для советского периода.

Поначалу Новоселову ничего особо не предъявляли, кроме дежурных фраз о руководстве антисоветскими церковниками, перехода на нелегальное положение и издания всяких «циркуляров» (как их назвали чекисты). У чекистов еще не было в распоряжении архива Лосевых, но таких циркуляров они вменили Новоселову около 20. Также одним из главных вещественных доказательств стал машинописный экземпляр «Писем к друзьям». Надо было подержать Новоселова в тюрьме до начала крупных процессов.

В тюрьме поначалу было неплохо. Новоселову разрешали держать в камере богослужебную книгу (минею) и кучу тетрадок с переписанными богослужебными текстами, так что он, видимо, совершал полный круг богослужения. Но при очередном переезде из тюрьмы в тюрьму забрали тетрадки, а потом, кажется, и минею. Условия ухудшались, и не столько из-за собственных уголовных дел Новоселова, сколько из-за общего положения в стране.

Вскоре, летом 1930 года, началось знаменитое дело «Всесоюзной контрреволюционной монархической организации церковников Истинно-православная церковь». Новоселов был привлечен к нему в качестве одного из двух самых главных фигурантов. Вторым главным фигурантом был епископ Димитрий Гдовский, которому вменили в вину руководство церковноадминистративным центром организации в Ленинграде. Новоселову вменили руководство политическим центром той же организации в Москве. Идеологом этого центра следствие назначило А.Ф. Лосева, так как был перехвачен лосевский архив, и как раз на 1930 год пришелся скандал с книгой Лосева «Очерки античного символизма и мифологии», куда были включены куски, не прошедшие главлит (цензуру). Книга эта, довольно отвлеченного от церковных проблем содержания (но, пожалуй, автор, как и следствие, с такой оценкой бы не согласились), воспринималась следствием как аналог «Капитала» Маркса для ИПЦ.

Биограф Лосева обижается на собственноручно написанную Новоселовым фразу показаний: «Лосев занимал самую крайнюю и непримиримую позицию, желая превратить Церковь в политическую партию». Не зная протоколов допроса Лосева, можно подумать, что Новоселов пытался выплыть за его счет, что очень странно, если учесть, что Новоселову после стольких лет нелегального положения и документально доказанного руководства иосифлянами никак не «светило» уйти с первых ролей, и о других лицах Новоселов не говорил ничего компрометирующего. Известно, однако, как следователи во всем мире подходят к главным фигурантам коллективных дел. Эти фигуранты обычно не склонны давать показания и трудны в работе. Поэтому начинают «от меньших», собирая показания от тех, чья мера участия меньше, давая им возможность побольше скомпрометировать остальных, особенно главных. По этим правилам Лосева должны были допрашивать раньше и уже с его допросами на руках допрашивать Новоселова. А в показаниях Лосева содержится, например, такое:

...

Советская власть и социализм рассматриваются имяславием как проявление торжества антихриста, как дело рук сатаны, восставшего против бога. Политический идеал имяславия – неограниченная монархия, всецело поддерживающая православную церковь и опирающаяся на нее. Имяславие – наиболее активное и жизнедеятельное течение внутри церкви. Резко отрицательное отношение имяславия к Советской власти породило у его сторонников положительную оценку вооруженной борьбы, направленной на свержение Советской власти и сочувствие как вооруженным выступлениям, так и иного рода активной антисоветской деятельности.

Конкретных имен тут нет, но это про всех сразу. Тем более что идеология ИПЦ тут звучит из уст ее главного, согласно следствию, специалиста-идеолога. Такие показания подводили уже не одного Новоселова, а большое количество лиц (всю организацию ИПЦ) под расстрельную статью. Они ставили процесс над ИПЦ совершенно наравне с современным ему «Процессом Промпартии». Надо было нейтрализовать эти показания, а тут путь был один: свалить все на самого Лосева (просто промолчать по их поводу означало бы согласиться). Судя по приговорам, вынесенным в 1931 году, тактика сработала. Так, Новоселов, которому на момент вынесения приговора было 67 лет, получил всего лишь 8 лет, но не лагеря, а тюрьмы ОГПУ, то есть значительно более тяжелых условий. Очевидно, Новоселову готовили участь епископа Димитрия Гдовского – смерть в тюрьме. Вооруженного подполья никому «шить» не стали. Лосева тоже не стали приговаривать как повстанческого идеолога, дав ему и его жене соответственно 10 и 5 лет лагерей. Обоих освободили в 1933 году по ходатайству Е.П. Пешковой.

Ужесточение условий содержания в тюрьмах НКВД иногда бывало обставлено несколько трагикомично. Так, по результатам беседы с Новоселовым 4 декабря 1935 года тюремный врач предложил администрации тюрьмы ужесточить режим содержания, лишив заключенного белого хлеба. В 1937 году у Новоселова заканчивался срок, и ему автоматически выписали еще три года. Из Ярославской тюрьмы НКВД его перевели в Вологодскую. Режим содержания вновь ужесточился. Заключенных стали называть не по фамилиям, а по номерам. Номер Новоселова был 227. О быте его последней в жизни камеры № 46 Вологодской тюрьмы довольно много известно из донесений «наседки» по фамилии Базилевский. Видимо, люди там сидели, в основном, хорошие. Всего шесть человек плюс «наседка». Общим мнением было то, что новый режим содержания – это режим уничтожения. Но до уничтожения в камере дело не дошло, так как «политических» стали массово расстреливать. Такое происходило по всей стране. Так, во время массовых расстрелов заключенных Соловецкого лагеря в 1937 году расстреляли Флоренского. Новоселова приговорили к расстрелу 17 января 1938 года и расстреляли 20 января.

Пришвина вспоминает с чьих-то слов о некоем турке, который познакомился с Новоселовым в тюремной больнице и был им обращен в православие. Этот турок освободился и нашел каких-то помогавших Новоселову старушек, которым рассказывал о Новоселове как о святом. Этот типичный легендарный мотив находит частичное подтверждение в том факте, что среди последних сокамерников Новоселова был турок. Базилевский его охарактеризовал так: «Лексан – тюрок [sic!], полный злобы и недовольства на советскую власть, ее режим и ее руководителей, от мала до велика».

Епископ?

В Катакомбной церкви передавалась устойчивая легенда о том, что Новоселов был тайно пострижен в монашество (около 1920 года), ав 1923 году тайно рукоположен в епископа Сергиевского в кругу «даниловцев» – Феодора (Поздеевского) и других епископов, живших в Даниловом монастыре в Москве.

Относительно монашества можно видеть частичное подтверждение этой версии в письме Новоселова Флоренскому от 19 декабря 1918 года, вскоре после кончины его матери: «Молитесь обо мне, чтобы Господь сохранил и утвердил во мне то, что неожиданно даровал во время скорбных дней». Видимо, тут речь идет о каком-то известном Флоренскому факте, а не просто о внутреннем состоянии. Судя по тому, что в 1919–1920 годах Новоселов подолгу живет и трудится в Даниловом монастыре, речь может идти о монашеском постриге. В таком случае, Новоселов был пострижен «неожиданно» для него в «скорбные дни» – вскоре после кончины его матери 12 декабря, но прежде 19 декабря 1918 года (даты письма). Ничего более определенного о монашестве Новоселова сказать нельзя. Мы даже не знаем его монашеского имени (как не знаем и монашеского имени Елисаветы Феодоровны). Впрочем, это имя, Марк, «сохранено» легендой о епископстве Новоселова.

Что касается епископства, то недавно выяснилось, что если это и легенда, то прижизненная. О епископстве Новоселова упоминает уже 21 июля 1930 года в письме к Н.А. Бердяеву датский подданный М.М. Бренстед, которому удалось в 1930 году покинуть СССР и вывезти для публикации подготовленный В.М. Лосевой сборник документов «Дело митрополита Сергия» (сборник никто публиковать не стал, и он надолго пропал в архивах). Он был вполне обрусевшим и принявшим православие человеком, по специальности – астрономом, коллегой Лосевой. Он довольно хорошо знал московский круг общения Лосевых и слегка был знаком с семьей Феодора Андреева. Новоселова, по его словам, тоже знал хорошо и, как было принято в их кругу, звал его Дедушкой. Однако против достоверности данных Бренстеда говорит его плохая осведомленность в церковных вопросах (так, он вместо «рукоположение» пишет «пострижение в епископский сан») и очень слабое понимание истинного православия. Такой человек не мог компетентно оценивать достоверность слухов.

И все же в епископстве Новоселова не приходится сомневаться, даже если он не был рукоположен людьми. На нем сбываются слова святого Никиты Стифата (XI в.), написанные им в память своего духовного отца Симеона Нового Богослова ( О иерархии , 36–37):

...

Может быть, некоторые спросят: А что, если некто, не имеющий епископского достоинства, превосходит епископов по божественному ведению и премудрости? На это я скажу…, что над тем, кому дано являть Дух посредством слова, воссиявает также и призвание епископского достоинства. Ибо если некто и не был рукоположен в епископы от человеков, но приял свыше благодать апостольского достоинства, которое состоит в слове учительства и ведении тайн Небесного Царствия, – то, будь он хоть священник, хоть диакон, хоть монах, … – таковой и является епископом для Бога и Церкви Христовой, которого Святой Дух являет в ней богословом, – а не того, кто приял епископское рукоположение от человеков, но все еще нуждается в тайноводстве тайн Небесного Царствия, будучи поражен неведением и живя в крайнем неразумии.