В воздухе альбатросы всемерно используют ветер и воздушные токи, чтобы совершать свой полет с минимальной затратой энергии. Над самой поверхностью океана скорость воздушного потока снижается из-за трения о волны. Альбатрос держится чуть выше этой медленной струи метрах в двадцати над водой. Мало-помалу теряя высоту, птица планирует в нижний слой и поворачивается навстречу ветру, используя инерцию, чтобы взмыть по вертикали на прежнюю высоту в быстрой воздушной струе. Чрезвычайно длинные узкие крылья, которыми так неловко хлопать при взлете, тут доказывают свою эффективность: альбатрос часами парит, то опускаясь, то вновь поднимаясь, без единого взмаха крыльев. Некоторые виды обитают в ледяных морях, окружающих Антарктиду, где ветра дуют непрерывно на восток. Альбатросы путешествуют с ними, вновь и вновь облетая земной шар и снижаясь к воде, только чтобы поймать рыбу или кальмара. Год за годом проводят они в воздухе, пока на восьмом году не достигают зрелости. Тогда они опускаются на какой-нибудь островок, над которым уже не раз проплывали в вышине, и несколько недель почти все свое время проводят на земле. Развернув крылья и щелкая клювами, самцы и самки танцуют друг перед другом. Затем они спариваются и вместе выращивают своего единственного птенца. После чего возобновляют бесконечное парение.
72. Шмель в полете.
73. Ушан.
74. Ухаживание странствующего альбатроса (о-в Южная Георгия)
Другим замечательным планеристам, африканским стервятникам, приходится обходиться без помощи постоянного ветра. Они полагаются на воздушные потоки иного типа. Поверхность Земли отражает солнечное тепло по-разному. Травянистые участки и водные пространства поглощают тепло, так что воздух над ними остается относительно прохладным. Но голые камни или обнаженная земля тепло отражают, и над ними образуются вертикальные, так называемые термальные воздушные потоки. Каждое утро стервятники ждут восхода солнца на ветках той же невысокой акации, на которой они провели ночь. Едва земля нагревается настолько, что начинает образовываться термальный воздушный столб, как птицы направляются к его основанию, тяжело хлопая крыльями и немного планируя, однако не пытаясь подняться на высоту. Но вот они добираются до термальной струи, она ударяет в их развернутые крылья и увлекает вверх. Крылья у стервятников, хотя и большие, не похожи на крылья альбатросов, они широкие и относительно короткие. Такая форма крыльев позволяет птицам круто поворачивать, и они поднимаются ввысь по спирали, все время оставаясь внутри узкого столба теплого воздуха.
Достигнув его вершины в сотнях метров над саванной, стервятники начинают кружить без малейших усилий, выглядывая падаль или какое-нибудь больное обессиливающее животное. Они могут покинуть свой воздушный столб и спланировать, полого опускаясь, километров на десять, а там попасть в другую вертикальную воздушную струю, вновь крутыми витками взмыть вверх и продолжить свои наблюдения. Таким способом за день они в поисках пищи пролетают над саванной километров сто. А завидев падаль, круто планируют вниз и приземляются, притормаживая приподнятыми крыльями и опущенным хвостом. Ссорясь и вступая в короткие драки, они насыщаются с такой жадностью, что потом им бывает трудно взлететь — слишком уж желудок перегружен мясом. Обычно они кое-как добираются до ближайшей акации, устраиваются на ветке и некоторое время предаются пищеварению, и лишь потом отыскивают воздушный столб и вновь возносятся в небо.
Большинство птиц в отличие от альбатросов и стервятников не могут рассчитывать на то, что воздушные потоки поднимут их и доставят, куда им надо. И они двигаются в воздухе, загребая его дальней половиной машущих крыльев. Их хвосты, своего рода веер из перьев, способны развертываться и складываться, приподниматься и опускаться, регулируя направление полета. Их летательный аппарат настолько эффективен, что из всех современных летающих животных птицы — самые крупные. Кондор, обитающий в Андах, весит до одиннадцати килограммов.
Быстрое передвижение по воздуху требует высокочувствительных навигационных механизмов, чтобы избегать препятствий, ловить на лету добычу, а главное — оценивать расстояния с точностью, необходимой для благополучного приземления. Почти все птицы летают главным образом в светлые часы суток и почти целиком полагаются на свое зрение. И надо сказать, что глаза у них самые зоркие и совершенные в мире. Глаза ястреба, например, больше человеческих, несмотря на то что сам он не достанет взрослому мужчине и до колена, при этом они в восемь раз точнее различают мельчайшие детали на расстоянии. Совам, ночным охотникам, пришлось пожертвовать такого рода зоркостью ради чувствительности. Глаза у них гигантские, ведь обнажена только центральная часть роговицы, остальной же глаз закрыт кожей. Глаза занимают столько места в черепе совы, что для мышц его практически не остается. В результате они в сущности закреплены в глазницах: сова, чтобы посмотреть вбок, должна поворачивать всю голову, и шея у нее обладает невероятной подвижностью. Огромная роговица и находящиеся за ней колоссальные хрусталики вбирают такое количество света, что в темноте сова видит в десять раз лучше человека.
Но даже совам, чтобы видеть, требуется какой-то свет. При полном его отсутствии никакие глаза, даже оптически совершенные, видеть не могут. Тем не менее у двух птиц есть свои способы находить дорогу даже в полном мраке. И та и другая селятся в пещерах. Гуахаро, родственник козодоя, обитает на севере Южной Америки; самая знаменитая колония этих птиц находится в огромной пещере Карипе в Венесуэле. В нескольких сотнях метров от входа пещера изгибается так, что дневной свет в нее совершенно не проникает. Еще несколько шагов — и вокруг вас смыкается смоляной мрак, и приходится зажигать фонарик. Его луч освещает рассевшихся на каменных уступах гуахаро. Эти небольшие, величиной с голубя, птицы буквально облепили стену среди сосулек сталактитов. Они с любопытством поглядывают на вас, поблескивая глазами в луче фонарика. Гнезда, на которых они сидят, — всего лишь кучки срыгнутой пищи и помета. На каменном полу у основания стены тянутся белесые чахлые ростки — это проросли семена в помете.
Свет фонарика тревожит птиц, и многие с пронзительными криками начинают летать вокруг вас, так что вся пещера звенит эхом. Но стоит вам погасить фонарик и замереть, как птицы успокаиваются и тревожные крики стихают. Тем не менее они продолжают летать, и в мягкий шелест их крыльев вплетается непрерывное отрывистое пощелкивание. Это звуковые сигналы, с помощью которых гуахаро ориентируются в темноте. По эху они определяют положение стен, сталактитов, свисающих с потолка, и даже других птиц, кружащих рядом. Частота сигналов увеличивается, когда они приближаются к препятствию и необходимо точно определить его положение. Такой метод позволяет им обнаруживать в темноте предметы примерно одной с ними величины, но не более мелкие. Это их вполне устраивает, так как стоит им благополучно выбраться из пещеры, и они уже могут полагаться на свои большие чувствительные глаза: в ночном лесу достаточно света, чтобы увидеть плоды, которыми они кормятся.
Эхолокацией пользуется также салангана — стриж, обитающий в пещерах Юго-Восточной Азии. Салангана не состоит с гуахаро даже в отдаленном родстве, но она тоже ориентируется с помощью непрерывного пощелкивания в полной темноте. Тональность этих пощелкиваний много выше, чем у гуахаро, и салангана способна различать более мелкие предметы.
Какими сложными и изощренными ни кажутся нам эхолокационные способности этих птиц, они не идут в сравнение с совсем уж поразительными свойствами летучих мышей, этих завзятых ночных летунов. Их писк настолько высок, что не улавливается человеческим слухом. Правда, некоторые люди, особенно в молодости, способны уловить попискивание летучих мышей, охотящихся в летний вечер, но большинство сигналов, которыми мыши пользуются для ориентирования в полете, еще выше. Испускают их мыши непрерывно, с частотой до двухсот раз в секунду. В результате крылатая охотница не только избегает препятствий, но и точно определяет позицию летящего насекомого.
Покорение воздуха приносит многочисленные блага тем, кто его добился. Летучие мыши каждый вечер без труда покрывают значительные расстояния в поисках обильных источников пищи. Они способны хватать насекомых в полете, парить над цветками, высасывая их нектар, и даже подцеплять рыбу с водной поверхности. И все же в совершенстве полета и многообразии его использования они далеко уступают птицам. Бородач (он же ягнятник), один из грифов, склевав мясо, схватывает кость покрупнее, взлетает на порядочную высоту и роняет ее на камни, чтобы она разбилась, обнажив костный мозг. Небольшие пернатые охотники, вроде пустельги или ястреба-перепелятника, способны парить, трепеща развернутыми крыльями и точно соразмеряя свою скорость со скоростью встречного ветра, так что они повисают в небе и зорко всматриваются в землю внизу — не выдаст ли мышь или ящерица свое присутствие легким движением. Сапсан, самый быстрый из пернатых охотников, несет дозор высоко в небе. Наметив внизу какую-нибудь пичужку, он складывает крылья так, чтобы его тело оказывало наименьшее сопротивление воздуху, и пикирует на нее со скоростью до 130 километров в час. Он еще в воздухе наносит своей жертве мощный удар в затылок, мгновенно ее убивающий. Скорость и сила удара столь велики, что, примени сапсан этот прием к добыче, находящейся на земле, он и сам неминуемо погиб бы.
Некоторые птицы занимаются воздушной гимнастикой, словно бы только ради удовольствия. Наблюдая воронов, можно увидеть, как они кувыркаются на ветру и явно получают от этой игры большое удовольствие. У других птиц воздушная акробатика входит в ритуал ухаживания. Большой улит взлетает метров на шестьсот и принимается пикировать, кружить и кувыркаться, все время громко распевая. У чибисов и бекасов есть особые перья, которые вибрируют в пикирующем полете с особым звуком, составной частью брачного ритуала. Белоголовый орлан и черный коршун в брачном полете кувыркаются в воздухе, переворачиваясь на спину, так что пара сцепляется когтями, точно гимнасты на трапеции.